Страница 20 из 36
Однако, узнав истинное положение дел, наблюдатели были бы весьма разочарованы. С того самого дня как они позавтракали молоком и пончиками, Шон прикасался к ней лишь тогда, когда того требовала вежливость. Он не делал ей никаких намеков, не заводил разговоров на личные темы, не устраивал сцен. Короче – относился к ней как к хорошему другу или к деловому партнеру.
Вечером, когда они расставались, он иногда по-братски целовал ее в щеку, но те объятия, от которых сердце Блэр готово было выпрыгнуть из груди, больше не повторялись. Блэр уверяла себя, что очень этому рада – наконец-то Шон считается с ее желаниями. Ее удивляло лишь то, что она почему-то не может сосредоточиться на элементарных вещах, а ее душа словно замерла и в ней поселилась непонятная тревога.
Шон сдержал слово – к назначенному сроку помещение для студии было готово. Вечером, накануне этого торжественного дня, он пригласил Блэр осмотреть и принять его работу. В зеркальной стене зала Блзр увидела свое изумленное лицо. Пол был оциклеван и покрыт лаком, как и положено в танцевальной студии. Доставленный из Нью-Йорка станок установлен вдоль стены точно по указаниям Блэр. Стены в душевой покрыты керамической плиткой. В кабинете – небольшой письменный стол, новенький шкаф, пара стульев, телефон.
– И ни одного мышонка! – гордо объявил Шон, открывая перед Блэр дверь кабинета.
Блэр, с трудом придя в себя от изумления, едва подбирала слова благодарности.
– Шон! Это… уже слишком. Мне нужно было лишь скромное помещение для занятий, а это – такая роскошь. Студии, которые я посещала в Манхэттене, гораздо хуже.
– Я же говорил тебе, для меня это – выгодное вложение капитала, – пожал плечами Шон. – Я думаю только о себе и своем будущем.
Блэр не поверила ему, но спорить не стала. Если, приглашая ее сюда, Шон хотел увидеть ее восхищение, то он добился своей цели. Блэр еле дождалась наступления утра. Первая группа приступила к занятиям.
Но к моменту окончания занятий восхищение Блэр сменилось отчаянием. Она готова была отказаться от всего этого. Ей пришлось обучать двадцать пять возбужденных девочек и столько же неугомонных мальчиков.
– Сейчас умру, – сказала она Пэм и, рухнув на стул в кабинете, мысленно поблагодарила Шона за то, что сиденье мягкое.
Пэм, рассмеявшись, поставила перед собой Мэнди, чтобы причесать ее.
– Погоди. К тебе еще должны прийти тридцать пять располневших и потерявших форму домашних хозяек, которые надеются через три-четыре недели достичь твоих габаритов. Они готовы танцевать здесь до потери сознания, но дома откроют заветную коробочку с конфетами «M&Ms». – Пэм боролась с резиновым колечком, которое никак не хотело держаться на косичке Мэнди. – А что ты делаешь?
– Пишу объявление, – ответила Блэр, выводя толстым фломастером последние буквы на листке плотной белой бумаги. – Можешь посмотреть.
– «Родителей девочек, занимающихся в первой группе, приглашают на ежемесячные показательные уроки. В другие дни вход в зал родителям воспрещен», – прочитала Пэм. – Молодец, детка, ты потрясающе быстро совершенствуешься.
В последующие две недели Блэр и в самом деле пришлось многому научиться и многое узнать. Она, например, поняла, что даже взрослым женщинам следует делать замечания, ибо нельзя хорошо выполнять упражнения, болтая с соседкой. Она поняла, что детям нельзя разрешать танцевать со жвачкой во рту, иначе она в конце концов прилипнет к их волосам. Блэр научилась быстро вытирать лужицы, которые напускают маленькие девочки, не успев добежать до туалета. А еще оказалось, что некоторые женщины злятся, когда их просят не входить в зал с чашечками кофе.
По молчаливой договоренности Шон и Блэр продолжали обедать вместе. Каждый вечер после обеда Блэр с сияющими глазами рассказывала Тону обо всем, что происходит в студии. Она и сама не знала, какое счастье озаряло при этом ее лицо. Теперь она редко вспоминала о своих коленях, да они почти не давали о себе знать во время уроков. По вечерам она падала в постель и тут же засыпала мертвым сном, утомленная до предела, а по утрам просыпалась, предвкушая радости нового дня.
Как-то в пятницу, во второй половине дня, Блэр, закончив занятия и уже запирая входную дверь, заметила Шона, поджидающего ее в своем «мерседесе». Помахав ему рукой, она неторопливо пошла к нему по боковой дорожке. Напрямик по газону уже никто не ходил, потому что Шон, ремонтируя здание, регулярно поливал вытоптанную траву, и теперь она поднялась и ожила.
– Почему ты так поздно? – спросил он, выглядывая из окна машины. – Все давно уже ушли.
Блэр не сомневалась, что все, кто вышли из студии, заметили, что ее ждет Шон.
– Я немного поупражнялась сама, а потом приняла душ.
– Скажи, ты любишь шампанское?
– Да, но только охлажденное, – ответила она.
– Считай, что тебе повезло. Оно целый день стоит во льду.
Шон вышел из машины и, взяв Блэр под руку, повел ее к своему «мерседесу».
– Пэм обещала, что Джо возьмет отсюда твою машину и подгонит ее к твоей квартире. Мы с тобой сегодня пообедаем на берегу океана.
– Чему обязана такой чести?
– Тому, что, проработав две недели в студии, ты жива и здорова, – ответил он, заводя двигатель и трогаясь с места.
На нем были футболка и шорты. Солнце уже клонилось к закату.
– Повод, несомненно, достойный. Тебя не смущает моя одежда?
Приняв душ, Блэр натянула чистое трико и джинсовую юбку. Ее волосы еще не высохли.
Шон кинул взгляд на свою спутницу.
– Пожалуй, сойдет. – Блэр одарила его взглядом разъяренной тигрицы.
Шон рассмеялся.
– Ты нравишься мне в любой одежде.
Сняв одну руку с руля, Шон положил ее на колено Блэр. Их обоих словно пронизал электрический ток. Впервые за это время он изменил свою дружески-деловую манеру обращения с ней. От его прикосновения в них вновь вспыхнули чувства, которые оба пытались сдерживать.
– Как твои ноги? – сочувственно спросил он.
– Прекрасно, – ответила она почему-то охрипшим голосом и, кашлянув, добавила: – Вчера я разговаривала со своим доктором. Он рекомендовал продолжать делать все то, что я делаю.
Шон нервно сжал колено Блэр, но вдруг с явным сожалением отдернул руку. Машина подъехала к дому, выходящему фасадом на берег океана. Дом в старом викторианском стиле был окружен верандой. По краям фронтона высились купола, портал был украшен филигранной резьбой.
– Это один из восстановленных мною домов, – пояснил Шон. – Его хозяевам принадлежит также участок на прибрежной полосе. Когда их нет, я имею право пользоваться домом и пляжем. Сейчас они в Европе, так что нам здесь никто не помешает.
От его тона сердце Блэр екнуло и забилось. Лучи заходящего солнца освещали чистое небо. Блэр открыла дверцу и вышла из машины. Ветерок с океана приятно охлаждал ее пылающие щеки.
– Погоди-погоди. Не торопись, – попросил Шон свою спутницу, направившуюся было к калитке. – Мне одному все не унести.
– Что же там у тебя такое?
Шон извлек из багажника одеяло, плетеную корзину, предназначенную для пикников, и автомобильный контейнер-охладитель.
– Возьми, пожалуйста, одеяло и корзину, а эта штука потяжелее. – Шон кивнул на охладитель.
– Контейнер?
– Нет, его содержимое – две бутылки шампанского.
– Две?
– Да. Я хочу усыпить твою бдительность вином и дать волю своим низменным инстинктам.
Блэр рассмеялась и вошла в калитку. Они обогнули дом и пошли по тропинке, которая привела их к берегу. Шон расстелил одеяло, и Блэр, положив рядом продукты, села и вытянула ноги. Они с наслаждением вдыхали соленый морской воздух.
– О, природа-мать! Ты несравненна, – вздохнул Шон.
Он скинул футболку, а затем, прыгая, стал снимать кроссовки. Вдруг, к ужасу Блэр, Шон расстегнул кнопки на шортах, и они упали к его ногам. На нем не было даже трусов! Блэр чуть не вскрикнула, но, потрясенная, едва перевела дух. Увидев, как он совершенно спокойно демонстрирует свое мужское естество, Блэр замерла. Она сидела, окаменев, не в состоянии шевельнуть и пальцем.