Побеждённые (Часть 1)

Смешно было думать о всех этих мелких людях.

Глава вторая

Ты пахнешь, как пахнет сирень,

А пришла ты по трудной дороге!

А. Ахматова.

Учительница музыки, Юлия Ивановна, в молодости была приятельницей Елочкиной матери. Вскоре после окончания войны она очень серьезно заболела ревматизмом. Елочка несколько раз навещала ее и даже дежурила две ночи у постели. Муж Юлии Ивановны был когда-то видным лидером кадетской партии в Киеве и заслужил прозвище "совесть Киева". Его давно уже не было в живых, но гепеу до сих пор не оставляло вдову в покое. Именно Юлия Ивановна навела Елочку на мысль заняться снова музыкой и определила в свой класс. Отлично понимая, что уровень музыкальных способностей Елочки очень невысок, Юлия Ивановна тем не менее любила часы занятий с нею - ей нравилось подолгу беседовать с серьезной и умной девушкой, а сами занятия сводились к 15 минутам. Однажды в декабре 1928 года Юлия Ивановна, еще не начиная урока, сообщила, что в классе появилась еще одна ученица, очень, по-видимому, талантливая.

- Хорошо играет или начинающая? - спросила Елочка, вынимая ноты.

- Трудно сказать, в какой мере она подвинута, - ответила Юлия Ивановна, - ей восем-надцать лет. Техника у многих в ее возрасте бывает гораздо лучше, но способности у неё очень большие. На приемном экзамене, в среду, она играла "Warum"* Шумана, я была в комиссии - вместе со всеми заслушалась: до такой степени чарующее у неё туше и так хороша фразировка. Чистота звука поразительная! Не хотелось ничего изменить в ее игре, как будто бы играла законченная пианистка. А вместе с тем она еще очень мало училась, и виртуозности у неё нет вовсе. Она держала экзамен в консерваторию этой осенью, но ее не приняли из-за происхожде-ния. Такую талантливую девушку! Она Бологовская, внучка генерал-адъютанта, из приближен-ных к особе государя, а отец ее, гвардейский полковник, расстрелян в Крыму. Другой ее дед, кажется, сенатор... Сами понимаете, что все это значит теперь! Ко мне ее прислал мой друг - консерваторский профессор. Он хотел принять ее в свой класс, да вот не удалось: дал ей несколько уроков на дому, переставил руку, а теперь направил ко мне с тем, чтобы раз в месяц прослушивать самому - каждому педагогу интересна такая ученица.

* "Зачем" (нем.).

Расстрелян в Крыму! Губы Елочки судорожно передернулись.

- Вы здесь еще не однажды встретитесь, - добавила Юлия Ивановна. - Вот с полчаса, как она ушла. Хорошенькая девушка, ресницы до полщеки. Живет она теперь с бабушкой и с дядей; матери у нее, кажется, тоже нет. По-видимому, нуждается: без ботиков, без зимнего пальто. Жаль девочку.

В следующий раз Елочка нарочно пришла целым часом раньше обыкновенного, так что принуждена была выслушать скучнейший урок с тупоголовым школьником. Он еще не успел окончиться, когда в класс вошла новенькая девушка.

Тонкая как тростинка фигурка в старом джемпере и по-модному укороченной юбке, две длинные косы без лент. И волосы, и ресницы мягкого каштанового цвета, красиво оттеняли белоснежный лоб и прозрачную глубину глаз.

- Ася, садитесь теперь вы, - сказала Юлия Ивановна.

Девушка, в ожидании очереди уж было уткнувшая носик в книгу встрепенулась и подошла к роялю.

Юлия Ивановна выслушивала вещь за вещью, и во взгляде, с которым она попеременно созерцала свежее личико и маленькие легкие руки, Елочка подметила нежность и восхищение. Ревнивое и даже завистливое чувство шевельнулось в груди.

Закончив, Ася тотчас же встала и стала собирать ноты.

- Вы слишком легко одеты, Ася, - сказала Юлия Ивановна, когда девушка запуталась в разорванной подкладке рукава демисезонного пальто.

- Благодарю, не беспокойтесь, я закутаюсь сверху в бывший соболь, ответила Ася.

- То есть как "в бывший"!? Как это соболь может быть "бывшим" - с удивлением спросила учительница. Ася вдруг рассмеялась веселым детским смехом:

- Это было мое mot * в двенадцать лет. Я вокруг себя тогда только и слышала: бывший князь, бывший офицер, бывший дворянин... Вот и вообразила, что соболь мой тоже бывший - ci-devant **. С тех пор мы так и зовем его.

* Словечко (франц ).

** Из бывших (франц ).

Она накинула на плечи старый мех и убежала.

Елочка с удивлением проводила Асю взглядом - ей казалось, что репрессированной аристократке не к лицу веселость.

И все-таки в следующий раз ее опять потянуло придти пораньше, взглянуть на эту Асю.

Девушка уже заканчивала игру. Прощаясь с ней, Юлия Ивановна сказала:

- Я должна вас огорчить, дитя мое. Мне сказали в канцелярии , что оплату с вас будут брать по самой высокой расценке. Это все решает бухгалтерия согласно каким-то инструкциям.

Девушка слушала ее с испуганным выражением на хорошеньком личике, она даже побледнела.

- И вы понимаете, дитя мое, - очень мягко продолжала учительница, что от меня здесь ничего не зависит. Надеюсь, это не заставит вас бросить уроки?

- Ах, вот что! - с облегчением вымолвила Ася. - А я было испугалась, что меня постановили выгнать отсюда. Нет, сама я, конечно, занятий не брошу. Надо же мне хоть чему-нибудь выучиться. Но, видите ли, нас четверо: бабушка, дядя, я и мадам, моя француженка, Тереза Леоновна, она у нас уже как член семьи. Да еще борзая - любимица покойного папы. А зарабатывает на всех один дядя; он пристроился в оркестр, а раньше был безработный. Поэтому нам никак еще не свести концы с концами. Я бы могла поступить на службу, но бабушка говорит: "Увидеть тебя на советской службе для меня настоящее горе!" Я владею французским, но давать уроки бабушка тоже запретила.

- Позвольте, почему же?

- Я с уроками несчастливая! В прошлом году занималась с внуком нашего бывшего швейцара, дала уроков пять-шесть. Пришла раз, а они сидят, пьют чай с пирожными, и бабушка, швейцариха, приглашает меня сесть с ними. Я сначала отказалась, а потом подумала, что они еще вообразят, будто я из гордости за дедушку - я этого как огня боюсь! Я села и взяла одно пирожное, самое маленькое. А на следующий день мой умный ученик мне же рассказывает: "У нас, - говорит, - вчерась мамка на бабушку кричала. Чего, мол, ты учительниц всяких пирожными кормишь? Вот за эти пирожные ни копейки она с меня не получит!" Я не поверила сначала и еще целый месяц занималась - не платят! А я боюсь говорить с мамашей ученика. Она крикливая такая, как начнет наступать. Уж лучше я еще несколько лет отзанимаюсь за пирожное. Я так и сказала бабушке, и она говорит дяде: "Сережа, поговори ты". А дядя: "Нет уж, увольте! Я на пролетарские банды в атаку с одним стэком ходил, но пролетарских мегер пуще огня боюсь! Что тут делать? Вдруг наша мадам говорит: "Я француженка, парижанка. Наш народ дал Жанну д'Арк и Шарлотту Корде. Я никого не боюсь! Monsieur Серж ходил в атаку со стэком, а я пойду с мокрой тряпкой!" И в самом деле, взяла тряпку и пошла в атаку. Крик поднялся такой, что мы с моей кузиной Лелей, заперлись в бабушкиной комнате. Другой урок - новая неудача! Папаша ученицы, заведующий кооперативом, проворовался и сел. Мамаша пришла, так и так, мол, заплатить не можем. Тут же в долг у меня взяла и больше не показыва-лась. С тех пор бабушка постановила, чтобы я уроков больше не давала... Мне почему-то кажется, что толку из меня никогда не выйдет. Вот недавно тетя Зина хотела научить меня делать бумажные цветы. Мадам живо смастерила розу, а я такая неловкая и терпения у меня совсем нет; я и десяти минут не просидела и начала развлекать мадам. Пока она вертела цветы, я сыграла ей "Марсельезу" и вариации придумала. А потом прочла ей вслух Беранже. Вот так все у нас и кончается! Тетя Зина машет руками и на меня и на свою Лелю: "Пропадете обе, потому что неприспособленные, средств никаких! Хорошо, если найдутся молодые люди из прежних!" Но всегда тут же вздохнет, что в наших условиях надежды на это почти нет. Видно, и в самом деле пропадать. Я ведь к тому же еще дурнушка."