Страница 24 из 93
- А он любил вас?
- Нет, состояние его было крайне тяжелое. Романа не могло быть поймите, однако перед операцией он попросил меня не отходить - значит, все-таки чувствовал ко мне доверие, симпатию... Раз он подарил мне флакон духов и, откупоривая, залил мне передник. Это все, что осталось у меня о нем на память.
- Если попросил быть рядом - значит любил. А как его звали?
- Ну, нет! Имени и фамилии я вам не назову! - живо возразила Елочка. Вам знать не для чего, а мне не так просто выговорить. Обещайте, что вы никому не расскажете того, что я рассказала. За все эти годы я не проговорилась никому - вам только.
- Обещаю. О, да - обещаю! Спасибо, что рассказали. А он был красивый? - Нота наивного любопытства прозвучала в голосе Аси.
- Об этом я тогда не думала. Красивый.., но ведь я его видела перевязанным, в постели... И все-таки... по всему - по лицу, по разговору, по каждому жесту - было понятно, что этот человек очень тонко воспитанный. Храбрец с двумя Георгиями!
- Это было так давно... - сказала задумчиво Ася. - А он ведь не был вашим женихом... Неужели вам не хочется снова полюбить и быть счастливой?
Елочка быстро сделала отрицательный жест.
- Нет, не хочу. Не хочу и не могу, не сумею начать сначала. Я не вижу теперь таких людей, как он, а я могу полюбить только такого. Для меня в этом чувстве заключается все - моя любовь к России, моя любовь к героизму, мое преклонение перед человеком, который отдал жизнь Родине! Это все вошло в меня слишком глубоко. Тоска по нему - лучшая часть моей души. Я не хочу увидеть себя с другим, я бы тогда перестала себя уважать.
Ася смотрела на Елочку как завороженная, не смея пошевелиться.
- Я очень люблю стихотворения Блока, - заговорила опять Елочка. Когда я их читаю, мне приходят иногда странные мысли, очень странные... Возможность новой встречи и любовного единения там... после смерти... вне тела. У Блока в стихах о "Прекрасной даме" мысль эта высказана совершенно ясно: "Предчувствую тебя, года проходят мимо..." или "Ты идешь! Над храмом, над нами беззакатная глубь и высь". Вот тогда, при такой встрече, он увидит и оценит мою верность; тогда найдет свое оправдание мое одиночество. Понимаете ли вы, что значит для меня такая мысль и как много она мне дает?
Глаза Елочки ярко светились, каждый нерв дрожал в ее худом и смуглом лице. Ася почувствовала себя совсем маленькой рядом с ней.
- Какая я жалкая и пустая по сравнению с вами. Никакого отречения, никакой жертвеннос-ти во мне нет, ни капельки! Мне всегда хочется только счастья! Он на коленях передо мною, белые цветы... чудные разговоры... полная задушевность во всем. Мне счастье представляется таким светлым, захватывающим, обволакивающим, как туман. Я очень люблю детей; я воображаю себе иногда, как буду купать моего бэби в ванночке, где плавают игрушечные золотые рыбки и лебедки: или пеленать его в кружевные конвертики. В семь-восемь лет я очень любила укачивать кукол. Я пеленала свою Лили или плюшевого мишку и ходила с ними по комнате, убаюкивая. Я любила колыбельную "гули-гуленьки" и еще казачью лермонтовскую. И всегда мне грустно делалось, когда я пела. Я даже представить себе не могу жизнь без бэби. Это тоже очень большой секрет от всех.
- Ну, это у вас будет! Можете не беспокоиться! Иметь детей может каждая прачка. Ни вашего таланта, ни вашего изящества тут не потребуется!
Ася почувствовала себя виноватой и свой лепет глупым.
Вошла француженка и сказала Асе по-французски:
- Сейчас звонила княгина Дашкова. Она вызывала мсье Сержа. Я не знала, что ей ответить, и сказала, что еще нет дома.
Елочка дрогнула.
- Дашкова? Вы знакомы с Дашковыми?
- Oh, oui! C'est une perso
У Елочки вертелось на губах множество вопросов, но она не решилась их задать. Ее пригласили к чайному столу, но, не желая показаться назойливой, она стала прощаться. В передней, уже у порога, отважилась, однако спросить:
- Скажите, у этой дамы... у княгини Дашковой, не было ли среди родственников белогвардейского офицера?
- Ее муж был убит под Перекопом, - ответила Ася.
"Убит!" - думала Елочка, медленно спускаясь по лестнице... Поразмыслив, она решила - очевидно, не он. Ведь он был ранен и добит. К тому же он, конечно, не был еще женат. Ему всего-то было 22 года, этот возраст значился в истории болезни; и обручального кольца у него не было, а только перстень пажей. Елочка была потрясена тем, что именно в семье у Аси, к которой ее так потянуло, услышала она эту фамилию!
* О, да! Эта дама принадлежит к одной из самых аристократических фамилий (франц.)
Глава восьмая
Мы - дети страшных лет России
Забыть не в силах ничего.
А. Блок.
Месяца полтора тому назад подруга Нины Дашковой по Смольному институту, в прошлом Марина Сергеевна Драгомирова, а ныне Риночка Рабинович, гуляя по парку Царского Села, вышла на площадь перед Екатерининским дворцом, около Лицея, и увидела двери любимой петербуржцами Знаменской церкви открытыми. Охваченная желанием перенестись в любимую ей когда-то атмосферу торжественности Храма, она переступила порог почти пустой в этот час церкви. Около Знаменской иконы Божьей Матери красными пятнышками теплились восковые свечи, тихий голос читал Канон. Она подошла к образу, встала на колени и на одну минуту припала головой к полу, в смутном порыве повторяя: "Господи, прости мне мои грехи! Я могла бы быть лучше, но Ты знаешь, как я была несчастна". Под грехами Марина подразумевала прежде всего то, что она вышла гражданским браком за еврея, не питая к нему никакого чувства, вышла потому, что он занимал хорошее место и был настолько обеспечен, что она в настоящее время одна среди всех своих подруг могла одеваться по моде, иметь прислугу и автомобиль, между тем как еще недавно она перебивалась с соленой воблы на картофель и работала за гроши регистраторшей в больнице. Но как ни хороши были модные туалеты и автомобиль, а полюбить человека, доставившего ей эти блага, - она не чувствовала себя способной, она не могла даже перестать стыдиться его перед подругами, упрекала себя за это и ее тяготило сознанье, что она оказалась способной отдаться по расчету. Временами ее охватывали порывы раскаяния и отчаянных сожалений.