Диверсант № 1

Однако и там, у себя в Америке, ему всегда было скучно за пределами Лас-Вегаса, где он восхитительно и ярко «сгорал»… Игра была единственной и всепоглощающей его страстью. Все же остальное казалось нудным и утомляющим.

Удивительные математические способности и великолепная память, соединенные с природным артистизмом, доставшимся от матери, пробовавшей себя когда-то в роли бродвейской актрисы, делали его непревзойденным игроком в покер. Но именно поэтому покер волновал Джошуа мало. Просто выигрывать ему было тоже скучно. Он предпочитал рулетку, где ничего не зависело от него и где правила только Великая Госпожа Удача. Повезет или не повезет… Чаще всего ему не везло, точно так же, как и всем остальным игрокам. Везло единицам и исключительно от случая к случаю. Джошуа Гольдрайх в эти единицы тогда еще не входил.

Пока был жив отец, старый Леонидас Гольдрайх, он пресекал все попытки сына понять суть Удачи и раскусить ее природную сущность. Целая специальная группа, составленная из частных детективов, обшаривала Лас-Вегас каждый раз, когда сын пропадал из дома. Это тоже была игра. И Джошуа нравилось от них прятаться, проявлять изобретательность, гримироваться, менять по три парика и по четыре костюма за день, чтобы остаться непойманным и продолжить вечер, глядя на вращение колеса Фортуны.

Иногда он ловил себя на мысли, что отец, обладая, может быть, теми же талантами, что и сын, только более целенаправленными, знает наперед каждый его шаг и посмеивается при этом, давая сыну порезвиться. То есть принимает его игру, сам являясь игроком более сильным. И в нужный момент всегда готов сделать решающий шаг, чтобы поставить сына в тупик. Отец был от природы сильным шахматистом и продумывал партию на много ходов вперед.

Когда отец скоропостижно умер от инсульта, Джошуа сразу после грустного вечера в кругу далекой родни, со стремительностью жадных ворон прилетевшей на похороны в надежде, что их не забыли упомянуть в завещании, отправился на небольшой частный аэродром, где его уже поджидал личный самолет, и своим ходом отправил в нужный город свой большой автомобиль.

Лас-Вегас… Фиолетовый зал прославленного «Gold donkey»[2] предназначен только для избранной публики, и случайных посетителей сюда не допускают… Здесь стоимость каждой фишки равняется ежевечерней игре за каждым столом в общем зале. Однако в этот раз Джошуа возмутительно везло. Он больше смотрел за игрой других и только изредка с досадой ставил по целой горсти фишек традиционно на «двойной ноль», то есть на самый редкий номер всего волшебного и чарующего рулеточного круга, и выигрывал целые состояния.

Это было так скучно, что Джошуа мрачнел все больше и больше. Это было даже скучнее, чем выигрывать на бирже, когда глупые люди думают, что они ужасно хитрые, а на самом деле их просто водят на ниточках, словно марионеток, те, кто поумнее и знает человеческую природу.

И он покинул казино очень рано…

На следующий день он играл опять в том же фиолетовом зале и в той же вызывающей манере – опять ставил исключительно на «двойной ноль». И уже через час досадливо махнул рукой, покидая слегка затемненное в сравнении с общим залом помещение, чтобы перебраться в другое казино. Здесь делать нечего – здесь он вульгарно выигрывает, и получается это помимо его воли и даже вопреки ей.

От испорченного выигрышем настроения Джошуа выгнал с привычного места своего водителя и сам сел за руль. Пусть водитель прогуляется пешком по ночному городу. На высокой скорости Джошуа ездил по улицам больше часа, не зная, где остановиться, чтобы снова испытать судьбу. В конце концов выбрал самое захудалое казино «Меймалюк-Кид»,[3] где бывал только однажды, и ушел оттуда обобранный.

На высоком каменном крыльце, перед которым длинный лимузин «Линкольн» остановился, кого-то с откровенным удовольствием, но слегка лениво, словно выполняя привычную работу, били два крепких охранника. Иногда исподтишка добавлял удар и мягкотелый швейцар коварного сутенерского вида. Джошуа громко зевнул и остановился полюбоваться зрелищем. Швейцар поймал его вопрошающий взгляд.

– Шулера учат, сэр, – объяснил он. Швейцару положено отличать хозяина машины от водителя, несмотря на то что хозяин вышел с водительского места.

– Хватит с него… – неожиданно сам для себя сказал Джошуа, устав наблюдать одностороннее зрелище. – Я хочу с ним поиграть…

Швейцар бросился к охранникам, избавляя шулера от новых ударов. Тот выпрямился и посмотрел на Джошуа не с благодарностью, а с насмешкой. Как швейцар привык определять денежный уровень людей не по одежде и внешнему виду, а по манере держать себя, так же шулер привык к тому, что его время от времени бьют. И он «держать» удары умеет, прекрасно ориентируясь даже в такой обстановке и стремясь только к тому, чтобы сохранить в неприкосновенности лицо и пальцы, закрываясь локтями.

Джошуа сунул в руку швейцару стодолларовую бумажку, зная, что совать больше двадцати долларов считается неприличным. Но у него не было с собой мелких купюр.

– Приведите его в порядок и отправьте ко мне. Я буду там, – ткнул он пальцем в сторону стеклянной двери.

В зале Джошуа не играл. Только присматривался. В «Меймалюк-Киде» не держали зала для избранной публики, а в единственном существующем игра шла настолько мелкая, что за ней даже наблюдать было скучно. И потому он, в ожидании, решил пока выпить. Но и коньяк здесь оказался никудышным. В принципе, ждать другого и не приходилось. В приличных казино никогда не бьют шулеров на крыльце заведения. В приличных казино вообще держат антишулеров, которые своей игрой не позволяют выигрывать шулерам. Но даже если шулер и будет вести себя вызывающе, с ним поступят не так откровенно, хотя, может быть, и более жестко.

Битого, наконец, привели. После умывания выглядел он совсем свеженьким.

– Здесь скучно, – сказал Джошуа шулеру. – Поехали ко мне.

– Зачем? – поинтересовался тот с нагловатой ухмылочкой.

– Играть.

– У меня деньги отобрали.

– Я тебе дам.

– Едем…

Самодовольство шулера переходило границы приличия. Но Джошуа не обратил на это внимания. Он посадил своего гостя на место пассажира, сам сел за руль и через полчаса уже остановился у отеля, в котором снимал шестикомнатный номер.

За стол, на сей раз не покрытый зеленым сукном, они сели почти сразу по прибытии. Трижды за полчаса Джошуа ударил шулера по рукам, когда тот откровенно неумело пытался подсунуть лишнюю карту. Но уже через сорок минут те десять тысяч долларов, что Джошуа выделил противнику на игру, вернулись в его карман. И это безобразие произошло при том, что он играл честно.

– Иди отсюда… – напутствовал Джошуа шулера на прощание и дал ему стодолларовую бумажку на такси.

Ему опять стало скучно до усталости.

Когда дверь за гостем закрылась, Джошуа сказал сам себе:

– Надоело здесь… Прокачусь-ка я, друг мой Джошуа, в Европу…

Ветер шел с востока, из Германии. Не крепкий, но устойчивый, в верхах. Как чувствовалось по движению туч, даже тугой и упругий. Нормальный предосенний ветер. Но верхний слой мало интересовал человека в черных одеждах, который стоял на самом краю крыши современного двенадцатиэтажного дома на окраине Кольмара, древнего эльзасского городка недалеко от германской границы. В таких домах живут люди с достатком ниже среднего, и архитекторы подобные дома не украшают.

Человек на крыше пытался прочувствовать более низкие воздушные потоки.

– Что скажешь, Ренат? – спросил его один из троих людей, стоящих чуть поодаль, за спиной, словно они не рисковали подойти к краю из страха.

– Хороший ветер. Главное, чтобы резко не крепчал…

– Скоро?

– Пусть еще чуть-чуть стемнеет.

Человек в черных одеждах посмотрел на часы и сам себе удовлетворенно кивнул.

– Карту еще раз разверните. Последняя проверка…

2

«Gold donkey» – «Золотой осел», самое элитное казино в Лас-Вегасе, где еженедельный оборот доходит до ста миллионов долларов.

3

В этом же зале обычно проводят боксерские поединки профессионалов.