Страница 34 из 34
— Зима будет простая. Это Князь Волков воет, а он круглый год в стае, — отвечал Огнеяр, для которого в зверином мире не было тайн. — Белый Старик в одиночку не живет. Он уже и дичь не сам гоняет, ему в зубах приносят барашка помоложе.
— Ой! — Милава сморщилась. — У Скворичей прошлой весной волки целое стадо овец порезали. Мы как раз на родинные трапезы ездили к тетке — я сама видела. Полтора десятка овец загрызено было, у всех горло порвано, крови — ручьями, вся лужайка! Фу! А по следам, говорили, что двое всего волков было. Они двух всего овец унесли — зачем же столько резать было?
— Кровавый хмель! В древние времена, когда и людей-то не было, волки тоже родами жили круглый год, большими родами, поколений по семь. Охотники их как находили стадо кабанов или туров — те тоже тогда стадами ходили, хотя и поменьше, у них память-то короткая, — так все стадо резали, а уж потом род подходил и все до косточки съедал. Теперь волчьи семьи маленькие, и то только зимой, а как волк кровь свежую почует — она ему в голову ударяет, древняя память просыпается, и мнится ему, что он — охотник, а за ним идет большой род. Вот тогда он и счастлив. Потому что за ним род.
Милава слушала его рассказ, как кощуну деда Щуряка, и втайне обрадовалась, что у нее тоже есть род. И ей стало на миг жаль самого Огнеяра — у него ведь рода нет. Только мать, а отец… Если правда, что он сын Велеса, — страшно и идти рядом с ним. Но разве он виноват? А кто же он сам? Вопросы и сомнения жалили Милаву, как осы, но она отмахивалась от них. Ей было хорошо рядом с Огнеяром, она верила ему и не хотела рассуждать.
Они подошли к роднику, и Милава отослала Огнеяра:
— Отойди, тебе слушать нельзя.
Огнеяр послушно отошел и присел в стороне на камень, чтобы не мешать женской ворожбе предсвадебной воды. Милава поклонилась роднику, положила рядом с ямой кусок хлеба, намазанного медом, кусок жареного мяса, приставила ладони ко рту и зашептала:
— Мать-Вода, всем матерям мать, всем княгиням княгиня, благослови Малинку замуж идти! Как бел твой туман поутру, пусть так она будет бела; как красна заря в небе, пусть так она будет румяна; как весела ты и резва, так пусть в ней весела будет кровь; как путь твой долог до моря, пусть так ее жизнь будет долга! Камешек на дно пал и пропал, как его никому не найти, так и слов моих никому не порушить!
Поклонившись еще раз, она набрала в корчажку чистой воды из родника, подняла ее, дала каплям стечь с глиняных боков и хотела идти прочь, но вдруг заметила на другом берегу ложбинки, возле самой воды, на подмерзшем речном песке странный отпечаток звериной лапы.
— Ой! Что это за зверь? — удивилась Милава.
По размеру след был больше ее ладони с растопыренными пальцами — как медвежий. Но это был не медвежий след, похожий на человеческий, с продолговатой ступней, с ясно видными пятью пальцами и когтями. По очертаниям это был след волка — округлый, с четырьмя вмятинками пальцев и пяткой позади. Но размером с женскую ладонь! Какой же сам этот волк?
Милава изумленно рассматривала след, не понимая, что это такое. На голос ее подошел Огнеяр; заметив отпечаток, он удивленно присвистнул, присел рядом со следом на корточки, и Милаве показалось, что он принюхивается. Это так напомнило ей зверя, что она незаметно поежилась.
— Это что такое? — спросила она.
Огнеяр помолчал, потрогал отпечаток в песке. Потом он поднял голову, оглядел цепочку следов, идущую вдоль воды. Бережно поставив на землю корчажку с водой, Милава хотела тоже потрогать след, но Огнеяр перехватил ее руку и мягко отвел в сторону.
— Ведь это волк? — полуутвердительно спросила она.
— Нет. Мышка-полевка, — отозвался Огнеяр. — Не трогай — учует и в норку утащит.
Лицо его стало странным — застывшим и напряженным. Если бы это был кто-нибудь другой, Милава решила бы, что он боится. А кого может бояться Огнеяр?
И вдруг Милава ахнула, напуганная пришедшей догадкой. Ведь только что они говорили о нем!
— Это он, да? — прошептала она, не смея назвать вслух. Огнеяр поднял глаза от следа и по лицу ее понял, что она и правда догадалась.
— Это он? — продолжала Милава. — Белый Князь?
— Он самый, — нехотя подтвердил Огнеяр. — Еще тогда предупреждал. Явился-таки. Да ты не бойся. — Огнеяр встал на ноги и взял Милаву за плечо. — Он не тронет.
Но Милава не сводила глаз с чудовищного следа, вспоминала тот вой, который не раз слышали по ночам с самого начала осени. Ей стало страшно, так страшно, что слезы от мгновенного ужаса навернулись на глаза. Это была угроза похуже бессмысленно-кровожадного упыря. Белого Князя Волков осиновым колом не возьмешь.
— Он оборотень, да? — дрожащим голосом спросила Милава.
Да и что было спрашивать — самые страшные из басен и кощун, которые каждый знал с детства, были о них — об оборотнях и Князьях Леса. Оборотни наделены звериной силой и человеческим разумом, и если они злы, то нет врага страшнее. А тем более если это Звериный Князь, воплощенный дух того или иного звериного племени, соединивший в себе мощь и жизненную силу всего рода. Сильных Зверей боятся и почитают, им приносят жертвы, и только оружие самих богов способно одолеть их.
— Да, — подтвердил Огнеяр. — Все Сильные Звери оборотни. Оборотни, рожденные зверями. Даже если такой человечью шкуру наденет, то дух в нем останется звериный. А бывают другие. Рожденные людьми. Такие и в звериной шкуре человеческий разум и человеческую душу сохраняют. Иной раз и с голоду дохнут, а сохраняют. Дороже всего — человеческая душа.
Огнеяр говорил тихо, глядя не на Милаву, а куда-то в лес на другом берегу Белезени, но в голосе его была такая причастность ко всему этому, что в глазах Милавы снова перевернулся мир. Нет сомнений — он говорил и о себе тоже. Нет, лучше любой ответ, чем эта неопределенность.
— А ты… ты оборотень? — спросила она. Голос не повиновался ей, и она говорила шепотом.
— Да, — спокойно и твердо ответил Огнеяр. Он тоже хотел, чтобы она знала. Пусть лучше отвернется, чем любит, не зная. — Оборотень я. Смотри.
Он нагнул голову и откинул волосы с шеи. И Милава увидела полосу серой шерсти, убегающую под ворот рубахи, совсем такую же, как волчий мех накидки, только живую, блестящую. Дрожа от волнения, Милава не сводила с нее глаз. Ее потрясло это свидетельство его оборотнической, звериной сущности, но не напугало. Она сама удивлялась, почему не испытывала страха перед Огнеяром. Слишком сильно она поверила, что Огнеяр — человек, и теперь не могла перестать считать его человеком. И эта звериная черта быстро входила в ее сознание, она привыкала к ней, как если бы у него обнаружилось простое родимое пятно или недостаток зубов, и Милава уже готова была полюбить и эту полоску шерсти тоже, как любила его темные глаза, горячие смуглые руки и даже выступающие верхние клыки, которые заметила раньше.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте