Страница 16 из 125
Неполнота в области фактов и аргументации присуща и показанию Корнилова. Зная хорошо его характер, я убежден, что это обстоятельство вызывалось соображениями чисто объективными: Корнилов мог сказать стране всю правду и не постеснялся бы сделать это с полной прямотой и искренностью, если бы... эта правда своими последствиями угрожала только ему лично, а не сотням людей, доверивших ему свою судьбу.
Попытаюсь разобраться в этом материале, внеся его оценку то понимание, которое создалось на основании личного общения со многими важнейшими участниками событий и очертив лишь главнейшие этапы корниловского выступления.
Поводом к развязке событий послужило несомненно роковое вмешательство в них б.
члена правительства В. Львова - человека, которому В. Набоков дал следующую характеристику: "он был одушевлен самыми лучшими намерениями... поражал своей наивностью да еще каким то невероятно легкомысленным отношением... к общему положению... Он выступал всегда с большим жаром и одушевлением и вызывал неизменно самое веселое настроение не только в среде правительства, но даже у чинов канцелярии"... Попав в общество г. г. Аладьина и Добрынского, с их трагикомической конспирацией, инсценировавшей важность участия их в назревающем перевороте, Львов проникся страхом и воспылал желанием спасти положение, приняв от них*39 поручение переговорить с Керенским. Эти переговоры должны были привести к примирению между Корниловым и Керенским, к предоставлению полной мощи над всей вооруженной силой страны Верховному главнокомандующему и к созданию нового правительства на национальной основе.
22 августа между Керенским и Львовым произошел разговор, содержание которого установить трудно, так как он велся без свидетелей, а передача его обоими собеседниками совершенно не согласована. Поэтому я приведу выдержки из их показаний по важнейшим вопросам в параллельном изложении.
У Керенского. У Львова.
Из следственного дела. "Прелюдия большевизма". Англ. изд. "Последние Новости" 1920 г. N 190.
1. "Я не помню подробностей разговора, но суть его сводилась к следующему"... 1. (Львов передает разговор с большими деталями).
2. "Он (Львов) продолжал повторять "мы можем сделать то или другое"... Я спросил его - кто "мы" и от чьего имени он говорит.
- Я не имею права сказать вам. Я только уполномочен спросить, согласны ли вы войти в переговоры". 2. " - Я пришел по поручению.
- От кого? - Живо спросил Керенский.
- От кого, я не имею права сказать. Но доверьтесь мне, что раз я пришел, значит дело важное".
3. "Львов пытался доказать мне, что я не имею поддержки". 3. " Скажите, пожалуйста, на кого вы опираетесь?... У вас Петроградский совет уже состоит из большевиков и постановляет против вас.
- Мы его игнорируем - воскликнул Керенский.
- С другой стороны, продолжал я, негодование на совет растет...
(оно) переливается через край и выразится в резне.
- Вот и отлично! - воскликнул Керенский, вскочив и потирая руки.
- Мы скажем тогда, что не могли сдержать общественного негодования, умоем руки и снимем с себя ответственность.
- (Но) первая кровь прольется ваша...
Керенский побледнел.
- Что же вы хотите, чтобы я сделал?
- Порвите с советом.
- Вы хотите, чтобы я быль изменником?
- Нет... Я желаю, чтобы вы подумали о России, а не о революции".
4. "Он выразительно добавил:
- Я уполномочен спросить вас, хотите ли вы включить в правительство новые элементы и обсуждать этот вопрос?
Я ответил:
- Перед тем как дать ответ, я должен знать, с кем я имею дело. Кто те, кого вы представляете и чего они желают?
- Они общественные деятели.
- Бывают разного сорта общественные деятели... Хорошо, допустим, я не имею поддержки. Какими же реальными силами вы располагаете?
Он возразил, что я введен в заблуждение, что они опираются на серьезные силы, которых нельзя игнорировать". 4. - Кто же это вы?
Союз георгиевских кавалеров? - саркастически улыбнулся Керенский.
- Это во первых конституционно - демократическая партия. Во вторых это торговопромышленники, в третьих это казачество, в четвертых - полковые части, наконец союз офицеров и многие другие.
- Что же вы хотите, чтобы я сделал?
- Протяните руку тем, которых вы от себя отталкиваете... Включите (в правительство) представителей правее кадет, с другой стороны пусть в нем будут социалисты-государственники, а не исключительно представители Совета.
- Ну все же нельзя обойтись без представителей Совета, - сказал Керенский.
- Я не спорю, пусть так".
5. "Конечно, я не дал ему никаких инструкций, никаких полномочий. Я считаю, что он, говоря от моего имени в Ставке так, как он это сделал, допустил "превышение полномочий". Это несомненно, так как ничего подобного я ему не говорил... Львов не окончил разговора. Он спросил:
- Вступите ли вы в переговоры, если я вам скажу. (От кого прислан)?
- Скажите более определенно, что вы желаете слышать от меня и для чего.
Он ответил:
- До свиданья! И ушел". 5. "Керенский был тронут.
- Хорошо, - сказал он. Я согласен уйти. Но поймите же, что я не могу бросить власть; я должен передать ее с рук на руки.
- Так дайте мне поручение, сказал я, войти в переговоры от вашего имени со всеми теми элементами, которые я сочту необходимым.
- Я даю вам это поручение, - сказал Керенский. - Только прошу вас все держать в секрете.
И крепко пожаль мне руку".
Предоставляя читателям разобраться в этих противоречиях, я не могу, однако, не указать, что диалог, изображенный на левой половине листа, в особенности в заключительной части своей, представляется чрезвычайно странным. Ясно чувствуется, что так нелепо закончиться он не мог. Хотя Керенский в своем показании усиленно подчеркивает, что разговору со Львовым он не придал никакого значения, но тут же рядом неоднократно заявляет, что вопрос - от чьего имени сделано было предложение и та таинственность, которой облек его Львов, в связи с имевшимися у премьера ранее сведениями о заговоре, "произвела большое впечатление"... Что касается меня, я убежден в правильности версии Львова и считаю, что в этот день, если не свершилось грехопадение Керенского перед лицом революционной демократии, то развернулась окончательно нить "великой провокации".