Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 5



Когда Икота услышал, что злодеи собираются напасть на дом крестьянина, стоящий в стороне от деревни, он поспешил воспрепятствовать им, но встретил Йозефину. И как же было не ввергнуть в приятное изумление такое милое неискушенное создание? На глазах девочки лошадка вдруг встрепенулась, мотнула головой - а потом мирно пошла в лес, словно кто-то невидимый успокоил ее и повел.

А в это время Жобль уже сел на крышу крестьянского дома. То была высокая кровля из камыша. Мартышечьей лапкой Жобль держал дымящуюся головню: он извлек ее из углей от костра, который поленились потушить бродяги, покидая место стоянки. Под изгородью за домом прилег Рыбакляч.

Жобль воткнул раскаленную головню в крышу и, когда камыш начал тлеть, закричал в печную трубу:

Камышовая крыша

Пламенем пышет.

С капустой горшок

Ждет сала кусок!

Хозяин выпучил глаза от ужаса. Вспомнил ли то страшилище, что погналось за ним в лесу? Подумал ли, что сам вельзевул обернулся им? Так или иначе, а малый понял главное: он один в доме, и если речь о сале, то о чьем, как не о его собственном? Самое жуткое - уже запахло дымом!

Бросившись вон, крестьянин, хоть и был без памяти от страха, кувшин с талерами держал крепко. Возле сарая спрятал его под перевернутое корыто и оглянулся. Жобля уже не было на крыше, а она разгоралась... Хозяин стал кричать, рвать на себе волосы - а кровле точно того и не хватало, чтобы заполыхать пуще. И он, дрожа и зажмуриваясь, полез на нее спасать дом: стал разбрасывать камыш, гасить пламя.

Тут Рыбакляч, проломив ветхую изгородь, вбежал во двор, отшвырнул корыто и схватил кувшин пальцами, что были у него над копытом. Ускакал он на трех ногах, а Жобль летел низко над ним, следя, чтобы приятель не подевал куда-нибудь серебро. Оба скрылись в темноте.

Йозефина, услыхав с опушки переполох, быстрее быстрого кинулась к дому и давай затаптывать тлеющий камыш, который отец скидывал вниз. Вдруг от колодца поплыл по воздуху ушат, полный воды, и поднялся вдоль лестницы прямо в руки крестьянину. Тот не мешкая вылил воду на пламя - и в самое время! Огненный язык пропал, фырчанье смешалось с шипением, и пар взвился струями.

Икота, который успел отвести лошадку к Тобиасу и Розетому, помог и загасить пожар.

Дом у крестьянина остался, но ни серебра, ни лошади не было. От горя и пережитых страхов бедняга слег. Жене и Йозефине пришлось без него чинить крышу, в чем, конечно, помогали соседи: теперь, когда несчастный лишился всего своего добра, они единодушно и пылко желали ему заполучить его побольше и даже за глаза называли больного добрым малым. Его старались подбодрить шутками и смехом, и безустальнее всех хохотали колбасник и его работники: невтерпеж стало поесть конской колбасы с сельдереем и чесноком! А тушеной брюквы без капельки сала не хочешь?

Но кончилась в доме и брюква. К утру деревья обрастали бахромчатым инеем, а потом замела вьюга, она словно белой метлой скребла по оконным стеклам, но оттого дом не казался надежным и желанным, как раньше.

Когда ненастье поутихло, Йозефина от тоски пошла на опушку; впереди нерадостно серело мелколесье, за которым высилась темная стена сосняка. С заволоченного пасмурью неба точилась сырость. Девочка заплакала. Она спасла лошадку, но до чего жалела отца и мать! Если б можно было вернуть лошадь, они поехали бы по деревням: глядишь, и выменяли бы еду на фаянсовую посуду, что досталась матушке от ее родителей.

Девочка стряхнула снег с пенька и, вздохнув, присела. Слезы застилали глаза. А когда она их вытерла, то увидела: что-то блестит и трепыхается на снегу невдалеке. Там оказались две связки свежевыловленных жирных карпов, большущая щука и угорь. Рядом лежали два длинных прута, на которые были нанизаны сушеные грибы.



- Спасибо тебе, добрый дух, - прошептала Йозефина.

Она догадалась, что ей помогает кто-то невидимый, кто приласкал лошадку и помог погасить пожар.

Девочка быстро отнесла домой подарки Икоты. Отцу полегчало от горячей наваристой ухи, и он сказал, вытерев губы:

- Недаром я верил, что стану богачом! Такая уж у меня голова! И добрая волшебная сила - мне родственница!

Каждое утро на том же месте Йозефина находила подарок Икоты. И ни разу не было хоть одним карпом или хотя бы одним грибком меньше. А во второе воскресенье месяца к обычному подарку прибавлялись глухарь и лисья шкурка чтобы сменять ее на хлеб.

Благодарная Йозефина пыталась представить, каков из себя невидимка? Взглянуть бы на него разок!.. Могла ли она подозревать, сколь часто видимое оказывается напускным и что рано или поздно тебе все равно не дадут спуску?..

Однажды ночью она проснулась: стукнуло, отворившись, окошко на чердаке. Потянуло холодом. "Видно, матушка забыла запереть окно на щеколду", - с этой мыслью девочка зажгла сальную свечу, накинула салоп и пошла по лестнице наверх. Но оконце уже оказалось закрытым. В чердачной каморке слышались возня и хихиканье. Знакомый голос говорил:

- О-о, ты не знаешь меня! Нет, ты, конечно, узнаешь - я не о том... ты слетишь и ушибешься - так-то! Ну ты понял?

Йозефина забеспокоилась:

- С кем ты разговариваешь, матушка?

В каморке стало тихо. Голос матери ответил:

- Ах, как ты некстати! Помешала мне сделать дело, которое так нужно больному отцу! Ступай вниз и смирно лежи в постели.

Позже мать спустилась и шепотом, чтобы не разбудить мужа, рассказала Йозефине: давеча она видела у колодца знахарку. Та научила ее запираться в каморке и произносить слова, которые слышала дочь. Но надо, чтобы никто не мешал заветному делу. А, главное, больной не должен ничего знать - иначе все будет без толку.

В то время как она неустанно пеклась о его выздоровлении, сугробы становились все ниже, прячась под кустами от солнца, снежные пласты поползли с косогоров в низины, пропадая в клокотании ручьев. Когда под утренними лучами дорожные ямы налились, будто жидким пламенем, талой водой, окрепший крестьянин с женой и дочерью вышел к полю.

- Съели мою пегую лошадку злодеи! - в отчаянии воскликнул он. - Но что бранить их, когда я сам хотел съесть ее?! И какой толк от моей умной головы, если в сердце не было жалости к моей старательной кобылке?