Страница 10 из 31
В девичью заглянул ее сводный брат Асольв.
— Не боишься? — спросил он, увидев, чем она занята. — Вижу, ты и правда собираешь к тем фьяллям. Может, все же обойдутся без тебя?
Асольв был добрым парнем, он любил Ингвиль-ду и боялся за нее.
—¦ Боюсь, — честно призналась она. — Если бы была бабушка! Я боюсь сделать что-нибудь не так — выйдет еще хуже.
— Конечно, ты не богиня Эйр* и можешь ошибиться, — спокойно согласился Асольв. — Но если ты ничего не будешь делать, они точно перемрут. Так что попробуй, раз уж тебе их жаль, — хуже не будет. Это, понимаешь, тот случай, когда хуже некуда. Мне так кажется.
При всей своей простоте это рассуждение вдруг успокоило Ингвильду. В самом деле — куда уж хуже!
— Асольв! — спохватившись, крикнула она брату, уже шагнувшему за порог девичьей. Асольв вернулся. — Найди большую шкуру или плотное одеяло и пошли с кем-нибудь на отмель. Нужно будет завесить вход в землянку. Ну, хотя бы старый парус. Больные «гнилой смертью» не выносят света.
Асольв ушел, вслед за ним и сама Ингвильда отправилась на берег. Землянка была почти готова, одни рабы покрывали ее шатром, взятым с «Тюленя», другие тащили из близкого леса охапки мха и веток для лежанок. Корабль вытащили на берег, перенесли на песок тех фьяллей, кто уже не мог держаться на ногах. Из пятидесяти четырех хирдманов Модольва таких набралось не меньше тридцати. И хуже всех было Хродмару. Он даже не заметил перемещения с корабля в землянку, лишь глухо стонал при каждом шаге рабов, которые его несли, — любое движение причиняло ему боль.
Модольв Золотая Пряжка беспокойно расхаживал по песку взад-вперед. Увидев Ингвильду, он удивленно вскинул седые брови.
— Ты снова здесь, липа льна! — воскликнул он. — Не думал я еще раз увидеть тебя! Как же хёвдинг позволил тебе прийти? Разве у него очень много дочерей?
— Я принесла травы твоим людям, — сказала Ингвильда, показав на мешок в руках раба у себя за спиной. — Ты что-нибудь понимаешь в лечении?
— Я воин, а не знахарка! Не знаю, как заведено у вас, а у нас во Фьялленланде зто считается женским делом!
— Значит, ты лечить не умеешь, — спокойно согласилась Ингвильда. — А я кое-что умею, хотя и не очень много. Так кто из нас двоих здесь больше на месте?
— Ради моего племянника я сделаю все, что угодно, — с мрачной решимостью заявил Модольв. — Даже оденусь в женское платье, как Тор в стране великанов, и стану распевать заклятья!
Ингвильда представила пузатого бородача Модольва в женском платье; ей стало смешно, но из уважения к его беде она сдержала улыбку и спросила:
— У тебя здесь племянник?
— Ну да. Ты видела его. Это у него ты нашла на руках сыпь.
— Ведь это не первая сыпь? Несколько дней назад она тоже была?
— Да, но потом прошла. Мы думали, что…
— Вы думали, что он выздоровел. При «гнилой смерти» так и бывает. И сыпь была не у него одного?
— Нет. У многих. И сейчас у многих есть.
— Значит, приготовься к испытанию, Модольв ярл. Скоро из твоей дружины мало кто останется на ногах.
Модольв посмотрел на Ингвильду без особой теплоты — мало кто поблагодарит за подобное предсказанье.
И она оказалась права. Через три дня из пятидесяти четырех хирдманов на ногах осталось не больше пятнадцати. Маленькие пятнышки на лице Хродмара за два дня увеличились, потемнели и превратились в пузыри размером с горошину, налитые мутно-серой жидкостью. Каждый пузырь был обведен красным ободком и имел маленькую впадинку в середине. Сначала они появились на лице и на руках, но быстро расползлись по телу, по ногам. К этому времени такие жз пузыри высыпали на коже у других фьяллей. Им было больно говорить, трудно дышать, они почти ничего не ели, так как глотать было очень больно. Ингвкльда велела варить им жидкую кашу из толченого ячменя, делать жидкий творог, которым товарищи кормили больных с ложки. Для смягчения боли Ингвильда сама вливала им в рот тщательно отмеренные капли отвара багульника, заставляла полоскать горло отваром дубовой коры. Это немного помогало, но все же «гнилая смерть» причиняла немало страданий. По изуродованным лицам мужчин ползли слезы, и они с трудом отворачивались от входа в землянку, не вынося даже слабого света.
Племянник Модольва, заболевший первым, первым проходил страшную дорогу. На пятый день у него усилился жар, вся кожа покраснела и натянулась, так что каждое движение причиняло сильную боль. Глаза его налились кровью, веки опухли —
Ингвильда внутренне содрогалась при каждом взгляде на него и думала, что ожившие мертвецы не так страшны. Она не знала, как выглядел племянник Модольва и каким он был до болезни, но сам Модольв, почти не отходивший от него, постарел от горя, и Ингвильде было жаль его даже больше, чем самого больного, который почти ничего не сознавал.
Вечерами, когда у них выдавалось свободное время, Ингвильда и Модольв часто сидели на берегу вдвоем. Модольз рассказывал ей о своем племяннике, как будто надеялся уговорить самих норн* переменить их жестокое решение.
— Не могу поверить, чтобы боги были так суровы и хотят отнять у меня Хродмара! — говорил Модольв Ингвильде. — Мой сын Торгард погиб еще сэмь лет назад, когда ему было лишь двадцать, и с тех пор только Хродмар — все мои надежды и мое счастье. Мне жаль, что ты не знала его раньше, йомфру. Ты тогда поняла бы, отчего я так горюю. И узнала бы, как заплачут все женщины в Аскефьорде. Ведь Хродмар самый красивый парень во всем Фьялленланде! Среди молодых ему нет равного во всем! И в битве, и в беседе он был лучше всех!
— Еще будет! — утешала его Ингвильда. Ей очень хотелось сказать что-нибудь более ободряющее, но слова, при всем ее горячем и искреннем сочувствии, не давались и звучали слишком бледно и пусто рядом с такой бедой. — Не надо говорить «был». Надо верить. Он поправится.
— Да, да. Ты права, конечно. Я верю, — твердил в ответ Модольв. — Я охотно отдал бы мою жизнь, если бы этим мог дать ему здоровье. Не могу думать о моей сестре, его матери. Он ведь у нее остался единственным сыном! У них с Кари ярлом было четверо детей. Хродмар — третий. До него были мальчик и девочка, после него еще мальчик, но все они умерли очень быстро, только девочка дожила до полутора лет, а остальные двое прожили еще меньше. Стейнвёр и Кари не на кого надеяться, кроме него. Говорили, что его достоинств хватило бы на четверых! И это правда! Не может быть, чтобы он понадобился Хель прямо сейчас! Если бы ты знала, как его ценит Торбранд конунг! Когда мы с ним были в Граннланде прошлой зимой, в него влюбилась дочь тамошнего конунга. Ока сама предлагала ему увезти ее. Он не захотел — она, бедняжка, не слишком-то красива. А ему нужна такая же красивая жена, как он сам!