Страница 20 из 20
ГЛАВА XXII
КАК РОДИТЕЛИ ОСТАЮТСЯ БЕЗ БИЛЕТОВ
Как-то в один из зимних вечеров Виктор возвращается с работы вместе с Алей. Поезд метро мчится по темному туннелю. Они стоят по обеим сторонам двери вагона и разговаривают о делах группы, о планах, об общих знакомых. В середине разговора Аля, пристально посмотрев на Виктора, говорит:
- Ты совсем стал другой. Когда ты пришел на завод, ты был замкнутым, смотрел на всех исподлобья, этаким презрительным взглядом. Теперь у тебя и улыбка другая. Только вот еще часто мурлычешь себе под нос о каких-то осыпающихся листьях...
- А разве нельзя? - Виктор изображает на своем лице ироническое удивление. - А, понимаю, упадническое настроение... Но, видишь ли, они когда-то здорово путались у меня под ногами.
- Когда-то? Много лет назад? - произносит Аля, растягивая слова и вопрошающе глядя на Виктора.
- Да нет, просто чепуха... В общем, это песня.
- Ты мне ее споешь?
- Когда-нибудь я тебе ее расскажу.
- А, понимаю... здесь девушка! - Аля усмехается.
- Нет, скорее глупость, - на щеках у Виктора выступает румянец, - нет, не глупость, а... в общем, глупость... сильная очень...
Станция. Они выходят и останавливаются на перроне. Але надо идти на пересадку, а Виктор обещал зайти к Вадиму. При прощании она задерживает свою руку в его руке... "Может, проводить ее?.." Аля медлит. "Нет, в следующий раз, - решает он, - когда-то я обжегся на быстроте".
- Не забудь, что завтра воскресенье, к десяти часам в Измайлово, напоминает ему Аля.
- Приедем.
- Приедем-приедем, - передразнивает она его, - опять ботинки забудешь и лыжи будут спадать.
Это Аля намекает на его жалобы перед недавним кроссом. Тогда он, торопясь, забыл лыжные ботинки и долго мучился с креплением. Но Виктор полон уверенности, все же как-никак, а он пришел третьим...
- Все равно третье место за мной.
- Подумаешь, зазнался! Обгонят...
- Кто?
- Например, я.
Они смеются: Аля еле ходит на лыжах.
С визгом и воем тормозит подошедший поезд. Синие коробки вагонов раскрывают двери и выпускают пассажиров. Виктор еще раз прощается с Алей и идет к выходу, смешавшись с толпой. Его сжимают, наступают на ноги и наконец выталкивают на ступеньки эскалатора.
Лестница ползет медленно, торжественно. Навстречу двигается лента людей в теплых мокрых пальто и шапках, с застрявшими в складках снежинками, в пуховых и вязаных платках, со свертками, чемоданами, сумками. Лица, старые и молодые, усталые и оживленные, сливаются в один непрерывный поток. Ни одного знакомого.
Виктор утомленно закрывает глаза и пытается вспомнить лыжный кросс. Сначала ему не удается: мешает свет лампочек, в уши лезут голоса соседей. И через закрытые веки он словно видит спускающуюся ленту лиц.
...Но вот возник черный кустарник, с пригорка на пригорок вьется лыжня. Спуск. Перед ним замешкался лыжник.
- Дорогу! - кричит Виктор, быстро нагоняя его. Лыжник торопливо сходит с лыжни, но неудачно, и падает. Это Михеев, не повезло ему. Виктор мчится мимо.
- Дорогу!
Перед ним очищается лыжня.
Финиш встречает его криками: "Витя, Жми!" Виктор знает, что за ним следит Аля. Он знает, что она "бoлеет" только за него...
И вдруг в его памяти всплывает другая картина. Так ясно, так отчетливо, что ему кажется, будто все это происходит в действительности.
...Струи дождя хлещут по каменной ступеньке парадного, вырванной из темноты ночи светом тусклой лампочки под козырьком подъезда. А за большой стеклянной дверью стоит человек и смотрит, приподнимаясь на цыпочки, на единственное освещенное окно в доме напротив. И человек этот пытается увидеть сквозь белые занавески окна девушку, которая потом...
Виктор вздрогнул. Глаза его широко раскрылись.
...Да, человек этот жалок.
Он так надоел девушке, что та сказала ему: "Лучше бы нам совсем не знакомиться".
Да, между ним и теперешним Виктором Подгурским нет ничего общего. Но Виктор завидует этому человеку. Он хочет вместе с ним стоять под дождем и смотреть на окно с белой занавеской.
Ничего не изменилось...
Ступеньки под ногами начинают уходить вниз. Виктор сходит с эскалатора. Перед ним чья-то широкая желтая спина, которая мешает ему быстро идти. Он пытается ее обогнать, но вдруг оборачивается. Что-то заставило его обернуться. На мгновение он замер.
...Нина? Ну вот, начинаются галлюцинации. Просто похожа...
И вообще все это по привычке.
И вообще песня о листьях - дрянь.
И вообще верны лишь последние слова: "Если грустно - все равно..."
И вообще он сейчас пойдет к Вадиму.
Нет, он пойдет на Полуэктов переулок.
Виктор снова оборачивается... Нина...
Они здороваются, идут рядом... "Неужели она видела меня с Алей?" проносится в голове. Черная меховая шуба с лисой разъединяет их. Через три шага они сходятся.
- Ты уже Колманова? - спрашивает Виктор срывающимся голосом, а сам смотрит куда-то поверх голов.
- Пока нет... и не буду! - отвечает Нина. - Подожди, подойдем к киоску. Мне надо купить родителям билеты в театр. Я им обещала.
- Верно, надо купить! - соглашается Виктор и... проходит мимо киоска.
И Нина тоже, не останавливаясь, идет за ним.
Она его о чем-то спрашивает, но он не слышит.
...Дождь хлещет по каменной ступеньке парадного, Парень в синем плаще срывает афишу. Промокший человек бредет по заснувшему переулку... Вот каким его знает Нина.
Итак, все начинается снова. Сейчас он послушно поплетется за ней... Да, поплетется. Но он будет с Ниной! С Ниной!..
Они выходят из метро. Проходят молча шагов двадцать.
- Витя, ты стал рассеянным.
- Возможно.
Он останавливается и, показывая на бульвар, неуверенно спрашивает:
- Тебе туда?
- Разве ты уже забыл?
...Так, она все помнит... Виктор бросает на нее быстрый взгляд.
- А мне сюда.
Резко поворачивается и уходит.
...Снег скрипит под ногами. Он видит, как перед ним вырастает его тень. Постепенно тень светлеет, теряется. Виктор проходит фонарь. Тень появляется снова, черная и короткая. Она растет, потом блекнет, теряется...
А если оглянуться? Только один раз? Незаметно повернуть голову, поглядеть назад?
Виктор не оглядывается...
Очень скоро он пожалеет об этом.