Страница 4 из 35
- Я знаю, что золото делает с людьми, - продолжал Лайман. - С лучшими из них. Я сделаю так, как я сказал, или вы ничего не узнаете. Стоун и Лефти вышли за дверь. Лефти тихо присвистнул.
- Ну и ну! Даже дрожь берет. Посмотри наверх, Стоун. Старик говорит, что золота там, как звезд на небе. Подумать только! О, Господи! Стоун поднял голову и посмотрел на звездное небо. Дверь открылась, и вышел Хили.
- Ты следующий, Лефти! - сказал он. - Старая лиса оказался твердым орешком. Но черт меня побери, в этом что-то есть. Он повернулся к Стоуну: А что ты думаешь об этой истории с индейцами?
- Звучит вполне правдоподобно, - ответил Стоун. - Я кое-что знаю о них. Я жил в Нью-Мексико. Им может не понравиться, если мы наложим руку на золото, которое они считают своим. Они знают ему цену. У них могут быть разные причины не добывать его самим. Может, какое-то суеверие. Скорее всего, они боятся, что стоит начать разработку, как тайну уже сохранить не удастся, и туда хлынут толпы старателей. Они ведут себя, как собака на сене, так что я думаю, что причина в этом.
- Может быть, - отозвался Хили. - Но какую игру он затеял? Хочет нас поссорить? Никому не доверяет, не так ли? А вот и Лефти. Теперь твоя очередь.
- Поспеши, сказал Лефти. - Он отходит.
Стоун во второй раз подумал, что Лайман мертв. Но приложив ухо к губам старика, он услышал тихий шепот. Губы умирающего почти не двигались, пульс едва прощупывался. Склонив голову, Стоун прислушивался к словам, которые, казалось, доносились из самой Долины Смерти. Из отрывистых бессвязных слов Стоун пытался составить одно целое. Лайман называл какие-то пещеры, расщелины в скалах, бормотал о черепах и высохших мертвецах, - но главный секрет был понятен. Путь к Мадре д'Оро был открыт. Он получил свою треть знания.
Последнее слово, слетевшее с обескровленных губ Лаймана, было похоже на выдох - "Мадж". Конвульсивно вздрогнув, он испустил дух.
Перед лицом смерти лежащее в ногах кровати золото утратило свои чары. Стоун открыл дверь и позвал остальных.
- Успел узнать? - спросил Хили, едва переступив порог.
Стоун с отвращением взглянул на него.
- Какой же ты бессердечный негодяй, Хили. Помоги мне обрядить его. Тонкие губы Хили дернулись
- И не подумаю, черт тебя побери!
Рука Хили скользнула в задний карман. Пока они стояли, в упор разглядывая друг друга, и Стоун пытался перебороть свой гнев, Лефти подкрался сзади к Хили, неожиданно схватил его за локти и слегка приподнял.
- Болван! - сказал он. - Нашел время затевать ссору! Мы должны держаться вместе, особенно сейчас. Хилли внезапно успокоился.
- Ты прав, Лефти. Нам надо держаться друг друга. Старая лиса! Черт меня побери, если сейчас он не насмехается над нами!
Глава третья. Мудрость Уота Лаймана
Вернувшись в хижину вместе с Хили и Лефти после похорон своего товарища, Стоун пытался на холодную голову оценить их шансы стать миллионерами. Он не сомневался, что Лайман доверил ему гораздо больше, чем Хили. Картина, нарисованная покойным, так и стояла у него перед глазами: молочно-белая скала, без конца и без края, блестки золота на ней, сверкающие, как звезды Млечного Пути. Такое трудно было забыть. Но Стоуну и раньше доводилось слышать много легенд от старателей и видеть много богатых образцов. Он понимал, как сильно могут быть приукрашены факты и как легко желаемое принимается за действительное. Он был наслышан о сокровищах Потерянной Голконды, о золотых горах, о россыпях золота под ногами, и каждый раз какая-то мелочь мешала превратить легенду в быль: забытая тропинка, утерянная карта или, как в данном случае, кровожадные индейцы.
Стоун, как он уже рассказывал Хили, некоторое время прожил в Нью-Мексико в качестве туриста. пока у него не кончились деньги. Его всегда интересовали индейские поселения на вершинах плоскогорий. Из того, что прошептал ему Лайман перед смертью, он знал, что богатство находится где-то неподалеку от земель апачей. Это могло быть либо в Аризоне, либо в Нью-Мексико. В обоих штатах были апачи, и Стоун знал, что апачи делятся на два племени: Гуалапе (апачи-юма) и Явапе (апачи-навахо).
Кое-что из сказанного Лайманом утвердило его в мыслях, что золотая стена Мадре д'Оро находится на одном из внутренних склонов холма, образованного застывшей лавой, и где жили индейские племена, враждовавшие с апачами. Стоун подумал, что золотой утес каким-то образом связан с доисторическими мистическими верованиями этих племен. Это еще больше осложнило бы задачу. Лайман и двое его партнеров, известных "Четверке" как Дейв и Лем, были, конечно, не робкого десятка. Много лет прошло с тех пор. Страна была уже более или менее заселена. Оставалось не так уж много свободных земель, в основном в Великой Американской пустыне, где отважные колонисты пока еще не начали возделывать свою люцерну. Они проникали даже в пустыню, устанавливая там резервуары для сбора дождевой воды. Неужели и сейчас, опасность столь же велика, как и сорок лет назад?
К его удивлению, Хили, которому Лайман раскрыл лишь самую малую долю тайны, казалось, был больше других вдохновлен предполагаемыми поисками сокровища. А ведь Хили не был увлекающейся натурой.
Лефти Ларкин, почти ничего не знавший о Дальнем Западе, воображал себе непроходимые заросли кактусов, кишащие ядовитыми змеями, медведями-гризли и снимающими с путешественников скальпы индейцами. Но мысль о золоте преследовала его, и он держал свои опасения при себе.
Отношения между Стоуном и Хили по-прежнему оставались напряженными. Стоун настаивал, чтобы Библию и письма из чемодана похоронить непрочитанными вместе с Лайманом. У них с Хили возник спор относительно фотографии, найденной среди прочей корреспонденции. На фотографии была изображена девушка, больше чем просто хорошенькая, но ее юная красота была слегка омрачена едва заметными признаками упрямства: губки ее, словно созданные для поцелуев, были чуть-чуть надутыми. Фотография была подписана неокрепшей рукой: "Твоя любящая жена Маргарет".
Хили оценивающе рассматривал ее, пока Стоун бережно перебирал бумаги покойного. Здесь были какие-то квитанции, подборки газетных вырезок по разным вопросам, от рецепта желе до способов обработки тугоплавкой стали. Лефти целиком сосредоточился на чтении Библии. Он по-видимому впервые открыл для себя Песнь Соломона и время от времени зачитывал вслух наиболее понравившиеся ему отрывки. Стоун оборачивался на Ларкина. Его удивляло, но и вызывало симпатию восторженное выражение в глазах кокни.
- Знавал я одну еврейскую девушку, - сказал задумчиво Лефти. - Она была полушини, полуфранцуженка. Но они все толстеют, не дотянув даже до тридцати.
- Посмотри, какая милашка, - сказал Хили, протягивая ему фотографию. А вот и любовные письма. Если девчонка Лаймана такая же аппетитная, как и ее мамаша, то ее поисками стоит заняться.
Лефти взял фотографию, а письма Стоун перехватил и снова перевязал ленточкой. Когда Лефти вернул фотографию, Стоун пристально вгляделся в нее, стараясь запомнить черты девушки, но Хили фотографию не отдал, когда тот протянул руку.
- Мы похороним все это вместе с Лайманом, - сказал Стоун. Хили вспыхнул. С тех пор, как он услышал про сокровища, выдержка стала ему изменять. По словам Лефти, он "заводился с пол-оборота".
- Ты берешь на себя слишком много, Стоун! - огрызнулся Хили. Имущество Лаймана принадлежит всем нам. В этих письмах может содержаться намек на местонахождение залежи. Да и фотография может пригодиться.
- Ты же сказал, что это любовные письма, - спокойно ответил Стоун. Если ты до сих пор не прочел их, тем лучше. Лайман сказал нам все, что хотел сказать. Эти вещи - его личная собственность и именно так мы и должны к ним относиться. Особенно теперь, когда он сделал нас своими наследниками. Девушка может не быть похожа на свою мать. Я думаю, в ее внешности наверняка должно быть что-то от Лаймана. В любом случае, фотография должна находиться там, где Лайман хотел бы ее видеть, судя по тому, где он хранил ее все эти годы, - рядом с сердцем. Туда же отправятся и письма. Что скажешь, Лефти?