Страница 25 из 32
Лидия подумала: Мандельштама-то мы уже все пожалели, и чем дальше, тем больше теперь будем жалеть, так что вся страна будет охвачена этим порывом, а на этих-то людей, живущих ...живут уже, может быть, третье поколение в этой хибаре, и никто их не жалеет...
В Перми Лидия горячо пересказывала друзьям эту смесь из Мандельштама, неореалистических декораций со свиньями и озлобленных полугорожан, живущих ...так нельзя жить. Осипа все жалеют, а их никто!
- Распятого Спасителя все замечают, а разбойников по бокам - тоже мало кто, - тихо сказала Галька.
- Молодец ты, не зря работаешь в книжном магазине, - сблагодушничал Бояршинов. - Лидия, давай сочиняй письмо в защиту простого человека. У него же должны быть свои радости. Я первый подпишу.
3
Лидия встретила Володю совершенно расстроенная:
- Звонила Алла !
- Да, милая Алла Романовна позвонила по нашему голубчикиному телефону, - комментировал Алеша.
- Представляешь: в Израиль уезжает!
- Не уезжает, - мягко осадил мать Алеша. - Не уезжает, нет.
Полным укоризны взглядом он показывал: сколько можно себя так глупо вести - уезжать, болеть, умирать!
- Мы без нее осиротеем, - вскинулся Володя, - возраст-то для лечения зубов подошел кардинальный!
- Не кардинальный, не кардинальный!
Володя схватил телефон: "Слушай, Романовна, мы тебе в Израиль будем присылать фотографии своих беззубых улыбок, поняла?!"
- Можете приезжать ко мне в гости, я вам буду восстанавливать ваш жевательный аппарат.
4
"КТО ВЫ, БОРИС ИХЛИНСКИЙ?" - визжали черные жирные буквы в газетном подвале. Володя ушибся глазами об этот заголовок. Он остановился у застекленной витрины типографии "Звезда" и стал читать. Статья с первой же фразы была удивительно мерзкая: "Помню, сидели мы с Борисом Ихлинским за столом у некогда известной Лидии Шахецкой"... Володя посмотрел на подпись: "Женя Бояршинов"! И хотя можно было ожидать, что автором окажется именно он, чувство гадливости только усилилось.
Володя как человек физически крепкий сразу захотел сделать Бояршинову очень больно. Но было раннее утро, а у него в десять лекция в политехе, и потом еще надо в лабораторию гидродинамики.
Он понял, почему все это напечатано. Боря Ихлинский во время перестройки стал очень активен. Компетентные органы хотели его скомпрометировать. Любым путем. А кого из журналистов тут нужно? Да, известное, незамаранное имя. Вероятно, Бояршинов получил солидное вознаграждение. Но эта статья поссорит его с большинством думающих пермяков.
Как он к нам теперь придет? - думал Володя, не зная, что Бояршинов уже никогда не придет: купля-продажа-то состоялась: всю жизнь Женя мечтал вырваться в столицу и теперь эта мечта становилась явью. - Лидия расстроится. Он умер для нас. Хотя я, пожалуй, должен благодарить его за то, что двадцать пять лет назад его стакан водки попал к Лидии. Коктейль мести... Впрочем, он тут ни при чем.
А Женя тем временем мчался к вокзалу, сжимая единственно верный чемодан, и внутренне прослеживал, как по всей Перми разворачивались листы газеты "Звезда". И множество разноцветных глаз бежало по строкам его статьи, и все больше и больше становилось в этом городе врагов. Но раз так, прочь из этого осажденного города!
Статья Бояршинова сыграла свою роль: все в тот же вечер сбежались к Лидии - чтоб не бояться. Казалось, перестройка вот-вот отступит; вот оно начало конца, потеря темпа, одышка общества. По тому, как горячо все кинулись защищать Борю Ихлинского, тот понял, какая он важная фигура фетиш свободы. Боря стоял, хлопал глазами и дозревал: все это так пугающе и интересно.
- Ну, если вы все всерьез, то и я тоже буду играть по-серьезному, наконец, заговорил он. - Даже не скажу, что Инна в четвертый раз выходит замуж и опять - не за меня.
Галька совершенно не удивилась, что "кислогубый" вдруг такое отмочил.
- Грехи, как соленая вода: чем больше пьешь, тем больше пить хочется, - туманно сказала она.
Весь вечер авторитет Бориса Ихлинского рос и разбухал почти неправдоподобно. Лидия же стала еще радостнее. Она безумолку говорила направо-налево:
- Мы должны сказать спасибо Бояршинову за его писанину - такой необыкновенно удачный вечер сложился.
"Оказывается, я не такой уж сильный, если Бояршинов вдруг черноту нагнал", подумал Володя, отогнал неприятные мысли рюмкой водки и двинулся на кухню делать тосты.
- Да, повезло Лидочке с мужем, - вздохнула одинокая Надька.
Веня Борисов в последний год очень изменился: пузо запузырилось через ремень, под челюстью отвис лоснящийся мешок - в общем капитализм ему даром не дался. Быть во главе первого в городе кооператива - это значит заключать много сделок, при этом выпивая и поедая много чего. Видно было, что душа его к этому не лежит, но ведь надо пробивать новые тропинки в экономике.
- Сейчас выпью и всю правду скажу, - трагически провозгласил Веня.
- Правду или истину? - возник со своим вечным вопросом Егор.
- Человеку в семье одному нельзя быть счастливым, если счастливы, то оба, - начал читать из воздуха Веня. - Не одной Лидии повезло, а им обоим.
- Ничего, подходящая истина, - похвалил Егор, и выпил, как выпал с высоты.
Володя с горой дымящихся тостов зашел в гостиную:
- В организме всегда присутствует полпроцента алкоголя!
- Что-то маловато, - ответила Лидия.
- Нет, не маловато, не маловато, - немедленно откликнулся Алеша.
- Давайте выпьем за то, что Лидия для нас - половина Перми! предложил кто-то.
- Вот это сказано! Я так ни в жизнь... - восхитилась быстро окосевшая Инна.
Егор презрительно скривился: мне бы вот время выбрать, собраться с мыслями и эмоциональной сферой, я бы такой тост...
Боря сходил к соседям за гитарой, загладил струны и запел:
Нынче день какой-то желторотый,
Не могу его понять...
Голос у Бори оказался таким красивым, что все опешили. Голос этот как бы жаловался, что попал не по адресу - не в ту грудь, не в то горло, но если уж очутился, то придется жить здесь до конца.
Вадик думал: как это Боря столько стихов выучил? А я две строчки запомнить не могу!
Володя думал: Боре надо было, как родился, взять гитару и сразу петь, а он вместо этого книги читал. Думает, что книги - главное. А ведь есть кривая насыщения чтением, адиабатическая кривая: чем больше читаешь, тем меньше мыслишь.
Вдруг Боря резко прижал струны, задавив звук, и сказал:
- Этот сиреневый бант на гитаре уместен... Мы привыкли считать это пошлостью. Но пошлость - это самодовольство... А этот бант еще напоминает школьные годы, но уже говорит, что вот такие искусственные цветы будут на наших могилах.
Веня пухлым кулаком колотил Володю по груди и кричал:
- Ты скажи мне: выдержит СССР перестройку, выдержит ломку, выдержит?..
Лидия думала с опаской: страна-то выдержит, а вот грудь моего мужа... Стучал бы ты в свою грудь, а не в Володину.
5
После смерти отца Лидия съехалась с матерью. Алеше сказали, что дедушка лег в больницу. А Лидия поймала себя на том, что избегает звуковых сочетаний с МР: смерч, смердеть, мрак, даже "морда" и "море" и те казались ей словами горестными, имеющими отношение к смерти. На уроках ей трудно стало искренне воспевать трепет жизни. Она заметила вдруг, что на прежде любимую тему - "Слово о полку Игореве" - говорит механически, без искренности.
Однажды Лидия остро позавидовала коллеге, у которой сын - дворник! Та жаловалась: февралик, плохо учился. А Лидия думала: счастливая: сын у нее дворником работает! Зря я с Бояршиновым смеялась тогда над безумием Ленина - после инсульта, когда он буквы забыл... Над болезнью нельзя смеяться. Алеша вон каким родился. Если б он мог учиться в школе - хотя бы и плохо, если бы мог работать!..
С другой стороны, есть слепые на свете, им, может, труднее, чем Алеше. В секонд-хэнде вчера она наблюдала, с какой ловкостью покупал одежду слепой. Он брал в руки вещь, затем ходил пальцами по всем ее закоулкам: проверял карманы, не порваны ли, обшлага - не замахрились ли. Когда вещь оправдывала себя на ощупь, он задавал вопрос в сторону ближайшего дыхания: "Цвета какого это?" - "Темно-зеленый, очень хороший", - отвечала Лидия. Но слепого темно-зеленый не удовлетворил, он бросил куртку обратно, взял другую...