Страница 3 из 29
Во время обыска в декабре 1976 г. Гинзбургу подбросили 1000 немецких марок (ФРГ) и 100 американских долларов. Подбросили грубо, неумело, прямо на глазах жены А. Гинзбурга - Ирины Жолковской. Его самого в это время в квартире не было. Когда он пришел и Ирина рассказала ему об этом, он только засмеялся: "Пусть докажут, что это наша валюта". Посмеялись и мы, его друзья, когда нам рассказали об этом. Но смеяться, оказывается, не стоило. Никто из нас тогда не знал того, что теперь известно достоверно: письмо "Лжецы и фарисеи" в то время уже было написано и лежало в КГБ, ожидая своего часа. А в этом письме было свидетельство: валютные операции А. Гинзбург производил. Значит, надо было при обыске "найти" иностранную валюту, и ее "нашли". Теперь оставалось выпустить свидетеля - "добровольно раскаявшегося инакомыслящего", который "видел" самый факт обмена инвалюты на советские деньги и мог рассказать об этом широкой публике. И вот он - свидетель, "честнейший" Петров - "добровольно" через газету разоблачает "валютчика".
Грубо, лживо, шито белыми нитками? Да!! Но судить-то будут специально отобранные партийные судьи за закрытыми дверями в зале, заполненном своей, проверенной публикой. Здесь все пройдет не только с белыми нитками, но и с оранжевыми веревками. Здесь важна не истина, а материал, который, пусть будет и чистейшей клеветой, лишь бы представлял подсудимых неинформированной публике в самом неприглядном свете.
И А. Петров выполняет заказ. Нужно совсем не иметь совести, чтобы приписать Гинзбургу пьянство и разврат. Но А. Петров делает и это. Он даже оснащает свое сообщение об этом такой подробностью, как "выпадение из окна и перелом руки". О "выпадении" и "переломе" А. Петров, возможно, и слышал от матери А. Гинзбурга, но он плохо слышал и не понял, что это было в столь раннем детстве, что никак не могло быть сопряжено с пьяной оргией.
Прочитав письмо, невольно вспоминаешь Шекспира: "Гнусному и доброта, и мудрость, кажутся гнусными; грязи только грязь по вкусу".
Мы еще долго говорили с женой о письме А. Петрова и вопросах, выяснившихся на пресс-конференции. Жена продолжала настаивать на том, чтобы люди, знающие А. Гинзбурга и его семью, выступили с разоблачением клеветы. Она надеялась, что быстрая реакция на клеветническое письмо может послужить хоть незначительным препятствием на пути к аресту. Я согласился с этим, но из-за позднего времени, нездоровья и сильного утомления пришлось отложить составление письма на завтра. Когда я проснулся утром 3-го, у жены был готов проект. Мы его обговорили, подправили и отдали на машинку.
В 8 часов вечера наше письмо было вручено иностранным корреспондентам. Мы были уверены, что это действие предварит арест. Через два часа выяснилось, что мы заблуждались. Зашли ближайшие наши друзья - люди огромного мужества и человечности - Татьяна Великанова и Александр Лавут. Они уже знали об аресте А. Гинзбурга и сообщили нам, что его взяли в 8 часов вечера 3-го февраля 1977 г., т. е. как раз в то время, когда мы вручали письмо корреспондентам. Ясно стало, что мы опоздали. Надо было предпринимать иные меры. О них и пошел разговор. Начинались обычные "диссидентские" заботы, возникающие каждый раз, когда жестокая рука произвола вырывает кого-нибудь из наших рядов.
2. Чей же это голос?
Вечер 3-го, наступившая ночь, 4-е и 5-е февраля прошли в тревоге. Мы понимали, что одним Гинзбургом дело не ограничится, что предстоят еще аресты. Нам думалось, что удар будет обрушен на Группу содействия выполнению Хельсинкских соглашений. Подтверждение не задержалось.
В субботу (5.02.77 г.) сын принес вечерние газеты. Еще с порога он воскликнул:
- Мама, смотри, какой журнал!
- Это, сынок, наверное, новый наш почтальон ошибся. Отнеси и положи на окно возле почтовых ящиков, - распорядилась жена.
- А что там за журнал? - крикнул я из своей комнаты.
- "Голос родины", - ответила жена.
У меня молнией пронеслось: да, ведь так называлась недельная газетенка, которую подбросили в почтовый ящик Игорю Ростиславовичу Шафаревичу, когда в ней был напечатан пасквиль на Елену Георгиевну Боннэр (Сахарову). И я крикнул жене:
- Не отсылай. Прочти внимательней. Там должно быть что-нибудь, касающееся нас. Это нам прислали.
Вскоре я услышал:
- Есть!
И вот жена читает, а я сижу рядом и слушаю фельетон "12 рассерженных тунеядцев".
И чем дальше идет чтение, тем сильнее напрягается моя память - чей же это голос? На "Голос Родины" он никак не похож. Скорее это голос с одесского базара... Из рыбного ряда... голос мадам Стороженко.
Фельетон безусловно на уровне ее морали и языка. Но издатели газетенки превзошли и эту мораль. Та ругалась, не отходя от рабочего места. "Голос..." боится, что его не услышат, вернее - не захотят слушать, и поэтому выдает свою площадную брань с доставкой на дом.
Ругань целиком направлена против Группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений. Газетенка пытается скомпрометировать некоторых из членов этой Группы. Замах же, судя по заголовку, на всех. Значит, наши предположения верны: главный удар направлен против Группы.
Но почему такой заголовок? Вероятно, перефразировка заголовка чудесного американского фильма "Двенадцать разгневанных мужчин". Авторам фельетона, видимо, показалось очень остроумным такое перефразирование, хотя ничего остроумного и даже просто умного в этом нет. В американском фильме было действительно 12 мужчин - присяжных заседателей, а наша Группа никогда не имела такого количественного состава. Да и фельетонист смог назвать только 9 человек. При том среди них А. Сахаров, который в Группу никогда не входил, и М. Бернштам, выбывший из состава Группы еще в июле 1976 года.
Полемизировать с бульварной газетенкой дело отвратительное - все равно что в грязь окунуться. Но в данном случае этого не избежать, ибо именно через бульварную прессу решили действовать наши "опекуны". Именно эта пресса извергает грязную клевету на людей, с которыми власти хотят расправиться.
Я не буду говорить о тоне, каким ведется травля честных людей через эти газеты. Их возмутительно оскорбительный, разухабистый тон нельзя и не надо критиковать. Он сам себя оплевывает с головы до ног. Советская пресса никогда не писала в достойном тоне о людях и государствах, поведением коих власти недовольны. Удивительно было бы, чтобы "Литературка" и "Голос Родины" отклонились от стереотипа. Такие газеты если и отклоняются, то только вниз, на самое дно. И мы оставим им их тон. Не будем даже корить за него. Кто не способен вести себя иначе, чем ведет, тому никакие укоры не помогут.
Но нам придется схватить жуликов из "Голоса..." за руку и, восстановив факты, показать подлинную лживость этого жулья. В моей юности комсомольской таких "брехунов" не опровергали. Им просто били морду и в порядочную компанию не принимали. Я, к сожалению, лишен такой возможности. Во-первых, я старый больной человек, а этот "труженик" (антитунеядец), по всей видимости, молод и хорошо откормлен. Во-вторых, он спрятался за псевдонимом, и редакция, уж, конечно, не выдаст его. И, наконец, в-третьих, на его защите стоит тот могущественный аппарат, который поручил ему облить грязью честных, ни в чем не повинных людей, которых намечено подвергнуть уголовному преследованию просто за то, что они не угодны властям.
В. Сергеев, или как его там, оболгал в своем фельетоне девять человек в следующем порядке: Орлов, Григоренко, Марченко, Сахаров, Сахарова-Боннэр, Гинзбург, Щаранский, Слепак, Бернштам. В чем повинны эти люди, из Сергеевского опуса не понять. Фельетон написан тем бюрократическим стилем, из которого понятно только, что человека ругают, а за что - не понять. Так и пишется, чтоб непонятно было. Я в своем опровержении не буду придерживаться того порядка рассмотрения, что в и в фельетоне. Рассмотрим сначала тех, кто либо никогда не входил в состав Группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений, либо не входит сейчас и находится за пределами досягаемости "руки" КГБ.