Германия

Лучшая песнь поэта!

В моей душе восходит звезда

Высокого обета.

И сонмы созвездий пылают крутом,

Текут огневыми ручьями.

В волшебном приливе сил я могу

Дубы вырывать с корнями.

Живительный сок немецкой земли

Огнем напоил мои жилы.

Гигант, материнской коснувшись груди,

Исполнился новой силы.

ГЛАВА II

Малютка все распевала песнь

О светлых горних странах.

Чиновники прусской таможни меж тем

Копались в моих чемоданах.

Обнюхали все, раскидали кругом

Белье, платки, манишки,

Ища драгоценности, кружева

И нелегальные книжки.

Глупцы, вам ничего не найти,

И труд ваш безнадежен!

Я контрабанду везу в голове,

Не опасаясь таможен.

Я там ношу кружева острот

Потоньше брюссельских кружев -

Они исколют, изранят вас,

Свой острый блеск обнаружив.

В моей голове сокровища все,

Венцы грядущим победам,

Алмазы нового божества,

Чей образ высокий неведом.

И много книг в моей голове,

Поверьте слову поэта!

Как птицы в гнезде, там щебечут стихи,

Достойные запрета.

И в библиотеке сатаны

Нет более колких басен,

Сам Гофман фон Фаллерслебен для вас

Едва ли столь опасен.

Один пассажир, сосед мой, сказал,

И тон его был непреложен:

"Пред вами в действии Прусский союз -

Большая система таможен.

Таможенный союз -- залог

Национальной жизни.

Он цельность и единство даст

Разрозненной отчизне.

Нас внешним единством свяжет он,

Как говорят, матерьяльным.

Цензура единством наш дух облечет

Поистине идеальным.

Мы станем отныне едины душой,

Едины мыслью и телом,

Германии нужно единство теперь

И в частностях, и в целом".

ГЛАВА III

В Ахене, в древнем соборе, лежит

Carolus Magnus 1 Великий,

Не следует думать, что это Карл

Майер из швабской клики.

Я не хотел бы, как мертвый монарх,

Лежать в гробу холодном;

Уж лучше на Неккаре в Штуккерте жить

Поэтом, пускай негодным.

В Ахене даже у псов хандра -

Лежат, скуля беззвучно:

"Дай, чужеземец, нам пинка,

А то нам очень скучно!"

Я в этом убогом, сонливом гнезде

Часок пошатался уныло

И, встретив прусских военных, нашел,

Что все осталось, как было.

Высокий красный воротник,

Плащ серый все той же моды.

"Мы в красном видим французскую кровь",

Пел Кернер в прежние годы.

Смертельно тупой, педантичный народ!

Прямой, как прежде, угол

Во всех движеньях. И подлая спесь

В недвижном лице этих пугал.

Шагают, ни дать ни взять -- манекен,

Муштра у них на славу!

Иль проглотили палку они,

Что их обучала уставу?

Да, фухтель не вывелся, он только внутрь

Ушел, как память о старом.

Сердечное "ты" о прежнем "он"

Напоминает недаром.

-----------------

1 Карл Великий (лат.).

И, в сущности, ус, как новейший этап,

Достойно наследовал косам!

Коса висела на спине,

Теперь -- висит под носом.

Зато кавалерии новый костюм

И впрямь придуман не худо;

Особенно шлем достоин похвал,

А шпиц на шлеме -- чудо!

Тут вам и рыцарство и старина,

Все так романтически дико,

Что вспомнишь Иоганну де Монфокон,

Фуке, и Брентано, и Тика.

Тут вам оруженосцы, пажи,

Отличная, право, картина:

У каждого в сердце -- верность и честь,

На заднице -- герб господина.

Тут вам и турнир, и крестовый поход,

Служенье даме, обеты,-

Не знавший печати, хоть набожный век,

В глаза не видавший газеты.

Да, да, сей шлем понравился мне.

Он -- плод высочайшей заботы.

Его изюминка -- острый шпиц!

Король -- мастак на остроты!

Боюсь только, с этой романтикой - грех:

Ведь если появится тучка,

Новейшие молнии неба на вас

Притянет столь острая штучка.

Советую выбрать полегче убор

И на случай военной тревоги:

При бегстве средневековый шлем

Стеснителен в дороге!

На почте я знакомый герб

Увидел над фасадом

И в нем -- ненавистную птицу, чей

Как будто брызжет ядом.

О, мерзкая тварь, попадешься ты

Я рук не пожалею!

Выдеру когти и перья твои,

Сверну, проклятой, шею!

На шест высокий вздерну тебя,

Для всех открою заставы

И рейнских вольных стрелков повелю

Созвать для веселой забавы.

Венец и держава тому молодцу,

Что птицу сшибет стрелою.

Мы крикнем: "Да здравствует король!"

И туш сыграем герою.

ГЛАВА IV

Мы поздно вечером прибыли в Кельн

Я Рейна услышал дыханье.

Немецкий воздух пахнул мне в лицо

И вмиг оказал влиянье

На мой аппетит. Я омлет с

Вкусил благоговейно,

Но был он, к несчастью, пересолен,-

Пришлось заказать рейнвейна.

И ныне, как встарь, золотится рейнвГЛАВАХ

За Гагеном скоро настала ночь,

И вдруг холодком зловещим

В кишках потянуло. Увы, трактир

Лишь в Унне нам обещан.

Тут шустрая девочка поднесла

Мне пунша в дымящейся чашке.

Глаза были нежны, как лунный свет,

Как шелк -- золотые кудряшки.

Ее шепелявый вестфальский акцент,-

В нем было столько родного!

И пунш перенес меня в прошлые дни,

И вместе сидели мы снова,

О, братья-вестфальцы! Как часто пивал

Я в Геттингене с вами!

Как часто кончали мы ночь под столом,

Прижавшись друг к другу сердцами!

Я так сердечно любил всегда

Чудесных, добрых вестфальцев!

Надежный, крепкий и верный народ,

Не врут, не скользят между пальцев.

А как на дуэли держались они,

С какою львиной отвагой!

Каким молодцом был каждый из них

С рапирой в руке иль со шпагой!

И выпить и драться они мастера,

А если протянут губы

Иль руку в знак дружбы -- заплачут вдруг,

Сентиментальные дубы!

Награди тебя небо, добрый народ,

Твои посевы утроив!

Спаси от войны и от славы тебя,

От подвигов и героев!

Господь помогай твоим сыновьям

Сдавать успешно экзамен.

Пошли твоим дочкам добрых мужей

И деток хороших,--amen!

ГЛАВА XI

Вот он, наш Тевтобургский лес!

Как Тацит в годы оны,

Классическую вспомним топь,

Где Вар сгубил легионы.

Здесь Герман, славный херусский князь,

Насолил латинской собаке.

Немецкая нация в этом дерьме

Героем вышла из драки.

Когда бы Герман не вырвал в бою

Победу своим блондинам,

Немецкой свободе был бы капут

И стал бы Рим господином.

Отечеству нашему были б тогда

Латинские нравы привиты,

Имел бы и Мюнхен весталок своих,

И швабы звались бы квириты.

Гаруспекс новый, наш Генгстенберг

Копался б в кишечнике бычьем.

Неандер стал бы, как истый авгур,

Следить за полетом птичьим.

Бирх-Пфейфер тянула бы скипидар,

Подобно римлянкам знатным,-

Говорят, что от этого запах мочи

У них был очень приятным.

Наш Раумер был бы уже не босяк,

Но подлинный римский босякус.

Без рифмы писал бы Фрейлиграт,

Как сам Horatius Flaccus 1.

Грубьян-попрошайка папаша Ян -

Он звался б теперь грубиянус.

Me Hercule! 2 Массман знал бы латынь,

Наш Marcus Tullius Massmanus!

Друзья прогресса мощь свою

Пытали б на львах и шакалах

В песке арен, а не так, как теперь,

На шавках в мелких журналах.

Не тридцать шесть владык, а один

Нерон давил бы нас игом,

И мы вскрывали бы вены себе,

Противясь рабским веригам.

А Шеллинг бы, Сенекой став, погиб,