Дорога на Берлин

Горбатов Борис Леонтьевич

Дорога на Берлин

Борис Леонтьевич Горбатов

Дорога на Берлин

В сборник включены произведения советского писателя Бориса Леонтьевича Горбатова (1908 - 1954), рассказывающие о бесстрашии и мужестве советских людей в годы Великой Отечественной войны.

...Прямо на зрителя несутся пулеметные тачанки.

Кони в мыле.

Снежный прах из-под копыт.

На передней тачанке подымается молодой солдат.

Вытянув вперед руку, кричит:

- Дон, ребята!

...Во весь экран - сияющее восторгом боя, юное и красивое лицо Васи Селиванова, младшего лейтенанта. Растрепался чуб из-под фуражки.

- Пишите, товарищ корреспондент! - говорит он кому-то, кого мы не видим. - Веселый был бой! Кровь не успевала замерзать на клинках - такая была рубка! Горячий пар валил от полушубков - такая была скачка! Марш-марш, лихое дело!

- Разве вы кавалерист? - удивляется корреспондент. (Сейчас мы видим его спину.)

- Нет, к сожалению! - смущается Вася. - Но я... приблизительно выражаюсь. Для печати.

- А вы, товарищ Селиванов, давно на войне?

- Давно-о!.. - улыбается Вася. - Уже двадцать четыре часа.

Сумерки... По широкой улице донской станицы идет хмурый немолодой офицер, старший лейтенант Дорошенко. Приглядывается к хатам, словно хочет отыскать знакомую.

Нашел.

Стучит в оконце.

- Кто? - выглядывает из окошка старик. - А, пожалуйте, пожалуйте!..

Дорошенко входит в хату. Молча снимает шапку, опускается на лавку у печи, протягивает к огню руки - сперва левую, на которой нет пальца, потом правую.

Старик стоит перед ним.

- Стало быть, не признал ты меня, дед? - спрашивает, наконец, офицер.

Старик всматривается.

- Не взыщи, батюшка, - отвечает он.

- А я целые сутки у тебя жил.

- А-а! Жил, жил!.. Много тут прошло, жило... Запамятовал я...

Вдруг резко встал Дорошенко, рывком отстегнул полевую сумку от ремня, швырнул на стол. Старик испуганно следил за ним. Что-то взял из сумки Дорошенко, бросил на стол. Глухо звякнуло серебро: два георгиевских креста на стареньких ленточках.

- Возьми свои кресты, дед!

Старик растерянно посмотрел на кресты, потом на офицера, потом опять на кресты.

- Может, я что обидное тогда сказал? - пробормотал он. - Так извините...

- Нет, чего уж! - усмехнулся офицер.

- Это за немцев кресты. Ерманцами мы их тогда звали. Ты уж не осуди, родимый! Горькое у меня в те поры сердце на вас было.

- А у меня? - закричал Дорошенко. - А мне легко было? Из родных-то мест уходить?

- Большое тогда было отступление...

- Мне, может, каждая бабья слеза душу легла. Ведь и мои где-то... так же... - Он стиснул кулаки и сказал уже тише: - Нет, ты забери свои кресты, дед. Спрячь! Ты мне их чуть не в лицо кинул, а я поднял... и все за собой таскал. Тяжелые твои кресты, дед! Возьми! Теперь мне не надо. Теперь мы немцев не хуже вашего бьем. - И он вдруг засмеялся.

Засмеялся и старик.

- Признал теперь, дед, вспомнил? - смеялся Дорошенко.

- Как не признать!

Дед взял лампу со стола, поднес к лицу офицера.

В мрачных глазах Дорошенко запрыгали огоньки.

- Ну, такой же? - усмехаясь, спросил офицер.

- Словно бы рубцов прибавилось... ась?

- Солдату рубец что Георгиевский крест. И у тебя, дед, словно б морщин больше стало.

- Ох, сынок! - Война все метит. Вас, военных, - шрамами, нас, отставных, - морщинами. - Он вдруг неожиданно, по-стариковски всхлипнул. Пришли-таки избавители! Не обманули!

- Не обманули, дед? - обнял его за плечи Дорошенко.

- Не обманули.

Кто-то кашлянул за спиною Дорошенко.

Только сейчас, оглянувшись, увидел Дорошенко, что в хате еще человек есть. Видно, лежал он раньше на печи, а сейчас, свесив босые ноги, вслушивался. Был это человек средних лет, в суконной солдатской гимнастерке.

- Вы что, товарищ, боец? - хмуро спросил Дорошенко.

- Я не боец, - мягко улыбнулся босой человек. - Извините, что нарушил вашу беседу. Уж очень интересно!

- Ночует у меня... - сказал старик. - Комендант поставил...

Человек неловко спрыгнул с печи, обул сапоги.

- Позвольте представиться, - сказал он. - Корреспондент армейской газеты "Во славу Родины".

- А-а! - улыбнулся Дорошенко. - Как фамилия?

- Нет-нет! - испуганно замахал руками корреспондент. - Я не писатель, я только так... корреспондент... фамилия моя никак не звучит. Впрочем, смущенно улыбнулся он, - зовут меня Автономов.

- Дорошенко, - представился офицер. - Видите, и моя фамилия... никак не звучит.

- Понимаете, - сокрушенно сказал Автономов. - Все принимают меня за писателя. И спрашивают имя. А я просто маленький журналист... вот такой... с ноготок... До войны я в районной газете работал...

- До войны... - задумчиво сказал Дорошенко. - Давно это было!

Старик снял с печи и поставил на стол котелок дымящейся картошки.

- Что же, - спросил он, - долго погостите у нас?

- До зари, - ответил офицер. - Нельзя больше.

- Семья у вас... там? - тихо спросил корреспондент.

- За Днепром... - не сразу ответил Дорошенко. - Ждут... (Пауза.) Может, одни могилы ждут, а торопиться надо...

...Прямо на зрителя, с штыками наперевес, бегут бойцы.

Пот на разгоряченных лицах.

Пыль из-под сапог.

Вытянув вперед руку, кричит передний:

- Днепр, ребята!..

- Ложись! - кричит лейтенант Вася Селиванов неуклюжему человеку в солдатской шинели, пробирающемуся ходом сообщения.

Человек падает около Васи. Их обоих осыпает землею.

- Веселый будет бой? - усмехается человек в шинели, стряхнув с себя землю. Мы узнаем в нем Автономова, корреспондента.

- Вы?! - радостно восклицает Вася. - Ну, слава богу! Значит, сегодня будем форсировать Днепр!

- С чего вы взяли?

Селиванов хитро подмигивает ему:

- Ну, раз корреспондент приехал, значит!.. Вы ведь к нам даром не ездите...

- Что ж зря вас беспокоить? - говорит Автономов и вытаскивает из сумки толстый растрепанный блокнот.

- Еще одно последнее сказанье? - смеется Вася. - Много уже блокнотов исписали?

- Много! - смущается Автономов. - Полный вещевой мешок. А зачем, - сам не знаю. Газетка наша маленькая...

- Летопись войны напишете?

- Где уж мне! (Пауза.) Ну-с?

Свист снаряда. Оба пригнулись. Разрыв. Столб земли позади них.

- Пишите! - говорит Селиванов. - Артиллерийский дождь, как летний ливень, уже много суток...

- Нет, вы, пожалуйста, не для печати говорите. Вы, пожалуйста, говорите просто. Как есть.

- Тогда идите к комбату! - обижается Вася. - Он мужчина суровый.

- А где комбат?

- Вон лежит и в бинокль смотрит. Послушайте! А ведь это опять вам сюжет. Человек на переднем крае рассматривает в бинокль свой собственный дом.

- Да? Дошел-таки?

- Дошел. Теперь переплыть надо!..

- Идем к комбату! - взволнованно говорит Автономов.

Они, пригнувшись, идут по ходу сообщения.

...Капитан Дорошенко лежит в окопчике - у стереотрубы. Через трубу видно: за Днепром, на том берегу, небольшой украинский городок, в садах.

Жадно припал к трубе Дорошенко. Не обернулся, когда подползли Автономов и Вася. Они легли рядом с ним.

С Днепра потянуло ветерком...

Листва зашумела в садах...

- А дымка-то нету!.. - вдруг говорит Дорошенко.

- Что?

- Над моею хатою... дымка-то... нету! - глухо повторяет капитан и отодвигает стереотрубу.

...Снаряд падает в реку...

Столб воды...

Канонада.

Мелькнула лодка, на которой Дорошенко и Автономов.

Снаряд упал рядом...

Солдаты выпрыгнули из лодки на берег.

Песок...

Хриплое "ура"...

И - тишина.

Камыш.

...Горький дымок ползет над пепелищем...