Страница 2 из 11
– Пива хочешь? – грубовато спросил он. – Угощаю, если что.
– Что вы, что вы! – всполошился синеглазый, густо покраснев. – Я себе не позволю… И без того потревожил…
– Да ладно, – махнул рукой Андрей. – У меня нынче денег много. Больше, чем нужно. Да и день такой… Короче, давай, не стесняйся. Людочка!
– Эээ… – смущенно протянул псих, отводя взгляд. – Ну, раз день такой… у меня тоже день особенный… только вот денег, наоборот, в обрез… тогда, если вы не против, лучше бокал вина… здесь в розлив относительно недорого… а соаве приличное бывает…
Сконфуженное бормотание сошло на нет.
– Окей, – бодро ответил Андрей. – И не тушуйся. Оно, соаве это, белое, что ли? Тогда и рыбки к нему закажем, а то видок у тебя того… голодный видок…
– Это другого рода голод, – невнятно пробормотал синеглазый.
– Чего?
– Голод, – тихо произнес псих. – Действительно, голод. Но не… как бы вам объяснить… не материальный… затрудняюсь…
– Да плевать, – отреагировал Андрей.
Блондин вдруг в упор посмотрел на него, как бы решившись на что-то.
– Мне отчего-то кажется, – проговорил он виноватым тоном, – что вас тоже гложет нечто подобное. Простите… Впрочем, позже…
Подошла Людочка, Андрей сделал заказ для психа. Идея насчет бокала вина не понравилась – велел принести бутылку. Да поскорее.
– Ах, как неудобно, – залепетал синеглазый, – ну зачем же вы так, право… Очень, очень неловко… Просто чрезвычайно…
– Помолчи чуток, – рявкнул Андрей. – А то достал уже этими своими причитаниями. В ушах звенит. Кстати, у тебя рукав грязный. Вот тут.
– Это я, понимаете, с троллейбуса сходил, – робко объяснил блондин, – поскользнулся немного и о чью-то машину ударился. – И удивленно добавил: – Как люди прямо на остановке общественного транспорта автомобили ставят?
Андрей не стал отвечать – как. Присосавшись к кружке, он попытался сосредоточиться на только что возникшем неясном тревожном чувстве. Не получилось. Ну и гори оно все ясным пламенем.
Он содрогнулся. Эх, не стоило про пламя… Теперь попробуй останови память.
Возникла картина сегодняшнего пробуждения. Ничего особенного, но и ничего хорошего. Где уж. Безнадежные серые сумерки, озноб, и – раскаленный прут через всю щеку, рядом с глазом, ко лбу. Вонь горелого мяса – его собственного, – острая, понятное дело, боль, сдавленное рычание. Больно, больно, больно. Но до чего же привычно.
Времени нет. Не в том смысле, что его не хватает. Просто время отсутствует. И память отсутствует. Даже имени своего не помнишь – просто 912-й. Это кратко, а полный номер, длинный, бессмысленный, тоже назубок знаешь. Как бы помнишь. Но это ведь не настоящая память.
А вместо памяти, вместо времени висит… где висит?.. ну, где-то висит… висит такая невидимая неподвижная субстанция… словно застывший туман… нет, гуще тумана, гораздо гуще. И что-то в этой субстанции происходит, всегда связанное с болью, унижением и позором; но где прошлое, где будущее, где настоящее – не понять, не разобрать. Все уже было, все будет, все перемешано. Все привычно, и не имеет значения, что это всегда боль, от воспоминания о которой содрогаешься. Само содрогание тоже стало привычным.
Ну, раскаленной арматуриной по морде, подумаешь… Ну, к Большому Начальнику… Ну…
Стоп! Потом! Я же пивом накачиваюсь, фисташки грызу и еще вот этого дурика зачем-то угощаю. И хорош, а вспоминать – потом, ближе к возвращению. А сейчас – вот, доброе дело делаю. Вдруг зачтется? Хотя куда там… Одновременно ведь пьянствую, плюс на Людочку, на профурсетку эту, вполне определенные виды имею… замыслы вынашиваю… Так что ничего не зачтется. Да и вообще – ничто никогда не зачитывается. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит.
Короче, пей, Палыч, свое пиво, раз уж так тебе выпало. С фисташками.
Андрей справился с собой.
Людочка принесла вино, продемонстрировала бутылку, ловко откупорила, налила в бокал самую малость. Синеглазый понюхал, пригубил, кивнул. Наполнив бокал, официантка стрельнула глазками в Андрея и отошла. Широкие бедра раскачивались совсем уже демонстративно.
– Ну, – сказал Андрей, оторвавшись от зрелища, – за встречу, что ли?
– Позвольте представиться, – провозгласил синеглазый неожиданно официальным голосом. – Евгений. Праведник. Табельный номер RZ364-AL23N-7818/3453. В настоящее время пребываю в краткосрочном отпуске.
И слегка поклонился.
Андрей засмеялся. Это ж надо же! Ну, ладно…
– Андрей, – ответил он в тон собеседнику. – Грешник. Инвентарный номер W7X-430-DDE72904856-XL-912. Тоже в отпуске. На сутки.
2
– …Видите ли, Андрюша, – задумчиво проговорил Евгений, вертя бокал пальцами.
– Жень, сколько ты мне еще «выкать» будешь? – перебил Андрей.
– А?
– Бэ, блин! Не «видите ли», а «видишь ли»! Если уж без этого обойтись не можешь!
– Ну да… Простите… То есть прости…
– Ох ты и зануда!
– Что есть, то есть, – улыбнулся Женя. – Так вот, видишь ли, Андрюша… Мы тут рассказываем друг другу разные вещи… Странные, мягко говоря, вещи. И проблема в том, что я-то, например, знаю: все, мною изложенное, есть чистая правда.
– А я что, вру? – угрюмо отозвался Андрей. – А, дело твое… Хочешь верь, хочешь не верь.
– Да не в том проблема, – поморщился Женя. – Она в другом: ты ведь мою правдивость проверить никак не можешь. И, весьма вероятно, подозреваешь, что я все выдумываю. Или что нарвался на сумасшедшего. В моем лице. А я, со своей стороны, никак не могу узнать, веришь ты мне или нет, что бы ты ни говорил. Понимаешь? И это взаимно. Или, лучше сказать, обоюдно. И что мы имеем? Имеем замкнутый круг. Или, скажем так, порочный.
– Есть такое дело, – согласился Андрей. – Только этот круг разорвать – что два пальца…
– Как, интересно было бы узнать?
– Очень просто. Забить на всю эту мутоту про доверие-недоверие. Хочешь считать, что я сказки рассказываю, – да пожалуйста! Хочешь считать, что я твою чистую правду за байки держу или за глюки, – флаг в руки. Предлагаю и тебе тоже так ко всему этому подойти. Ну, типа пересеклись случайно два дятла, один с шальными бабками, у другого… сколько у тебя, рублей пятьдесят?.. Ну вот, пересеклись, делать им нечего, стали друг друга развлекать. Интеллектуальная игра. Как, годится?
Женя пожевал губами.
– Да в общем-то… Хм. А что, не лишено. Даже где-то гениально!
Андрей гордо вздернул подбородок.
– То-то, знай наших.
– А если все правда, – тихо продолжил Женя, – тоже хорошо. И польза возможна.
– Не знаю насчет пользы, – махнул рукой Андрей. – Тебе, может, и пойдет что на пользу, а мне вряд ли. Но разобраться почему-то охота. Вот скажи, зачем нам отпуска дали? То есть зачем мне – понятно, а вот тебе?
– А что именно понятно?
– Не тупи, Женёк, со мной все просто. Я столько терплю и столько терпеть буду, что как же не дать передохнуть? Хоть сутки. Так что – в поощрение. Ага, а тебя, стало быть, в наказание.
– Вовсе это не просто, – вздохнул Женя. – Какое может быть наказание? В чем я могу там, – он указал пальцем на потолок, – провиниться? Да и с тобой тоже… Терпишь… А выглядишь совсем неплохо…
– Я столько терплю и такого, – взъярился Андрей, – что тебе даже не приснится! Причем всегда, без остановок и передышек. Так что не надо! Просто восстанавливают зачетно.
– Как все это перенести… – прошептал праведник.
– Очень просто. И реакция уже почти никакая. Вот сегодня… или как это назвать… в общем, короткий сон, не знаю, сколько, там часами не меряют, и вообще время не меряют…
Женя кивнул.
– Мучительный сон, жуткий, – продолжил Андрей. – Хочу проснуться и не могу. Ну что, будят… Горячим железом по харе будят. И к Большому Начальнику пинками, с шутками и прибаутками. А мне как бы все равно. Привык. Я у этого Большого Начальника только один раз был, сразу после Приговора, так ежели бы мог сдохнуть – сдох бы от ужаса. Это передать невозможно… А тут – ну, страшно… ну, жутко… Да и плевать. Тоскливо только…