Благодетели

Глубины космического сознания разверзлись в каждом и разом вместили все сущее. Но это не было уже прежним восприятием, когда все происходящее воспринималось последовательно и линейно. Как бусинки событий, которые нижутся одна на другую. Мысль устремлялась одновременно в множество направлений. И множественно было одновременное восприятие мириад мерцавших миров и галактик.

Там, в этом хоре голосов, каждый из которых был так отчетлив и отличен друг от друга, слышался один, исполненный неизъяснимой боли. Он исходил оттуда, они знали, из созвездия Орион.

Постепенно этот ток боли и ожидания становился все более четок и ясен. Это был голос мира, который жил под знаком последнего своего дня и часа. Две планеты, медленно вращаясь вокруг гаснущего светила, ловили последние крохи уходившего тепла. Но задолго до того, как вечный холод навсегда сомкнется над ними, жизнь и разум должны будут погибнуть там. Жестокое излучение, исходившее от угасавшей звезды, убивало все. И негде было скрыться от него и некуда было спастись. Повсюду, куда простирались пути с этих планет, лежали мертвые, выжженные миры. Либо миры, обитаемые и населенные, где не могло найтись места для чужих существ. Сами же они не могли, естественно, ни потеснить, ни изгнать других. Уровень духовной их эволюции исключал это. Исключал всякое насилие и всякое зло.

Тогда с Ориона в самые отдаленные концы обитаемой Вселенной устремились посланцы. Повсюду они несли одно - знание. Везде их целью было - ускорить эволюцию других существ. Намерения их были возвышенны, стремления - благородны. Предположить, что за всем этим есть некая скрытая цель или тайные ожидания, было бы невозможно. Это было бы неблагородно. И неправильно.

Когда человеческое сознание смогло воспринять эту далекую беду чужого мира, на Земле не оказалось человека, который остался бы равнодушен к этой вести. Участие и сострадание, которые испытывал каждый, искали выхода, но не сразу нашли его.

И где-то там среди остальных и прочих, кто был так взволнован и озабочен этим, был Авдеев. Лицо его было прекрасно и осиянно.

Это было лицо святого и лицо пророка. Благость, исходившая от него, была подобна благости, которой был исполнен Старец. Впрочем, теперь на Земле у всех были такие лица.

Мысль отдать свой мир мудрым, добрым и совершенным существам с Ориона пришла сама собой. Она была естественна и логична. Лишь примитивный человеческий ум мог некогда почитать себя венцом творения. Концом и началом всего. Убогое заблуждение, порожденное биологическим эгоцентризмом вида. И нужно было подняться до высот космического сознания, чтобы понять, что во Вселенной могут быть иные цели, помимо и превыше человека.

Этот добровольный переход человечества в небытие не мог совершиться, однако, сам по себе. Должны были быть намечены сроки, составлены планы.

Предстоящая акция имела технические аспекты - соответствующие ведомства и министерства начали разрабатывать свои проекты. Она имела биологические стороны - были привлечены медики и биологи. В том, что должно было произойти, был и юридический аспект - соответствующие организации начали составлять свои документы. Но самое главное, все это нужно было как-то увязывать, соотносить и согласовывать между собой.

За этим проходили дни.

А в небе, над Землей, бесшумно плыл огромный медный цилиндр. Медленно, медленно оборачивался вокруг своей оси. А временами вдруг начинал вращаться все быстрее, вращаться бешено, чтобы потом так же неожиданно замедлить свое движение. С Земли же он продолжал быть невидимым и по-прежнему оставался недоступен восприятию человека.

Поскольку то, что должно было произойти, имело глобальный характер. Организация Объединенных Наций не могла остаться в стороне. В Генеральной Ассамблее началась дискуссия над проектом Декларации.

Делегаты один за другим поднимались на трибуну. Они говорили: какое счастье - творить благо. Какая высокая честь - отдать свой мир другому виду. Какая светлая радость - перестать жить, чтобы жили другие.

Конечно, то, что произносили они, звучало не так, как это сказано выше. Иному уровню мышления и духа соответствовала и иная форма выражения. Но читающие эти строки так же бессильны были бы понять их речи, как змеи и птицы бессильны понять то, что говорит человек. Змеи и птицы, которым дано лишь слышать человека, но не дано воспринять высокого смысла его слов.

На все это тоже шло время, и проходили дни.

А в небе, медленно оборачиваясь, все так же плыл большой медный цилиндр.

Те, кто был на корабле, ждали. Когда Проект Декларации наконец был принят, розовый плешивец радостно заерзал и беззвучно захлопал в пухлые ладоши. Он улыбался, он сиял, и на щеках у него были ямочки.

- Скоро! Скоро! - как припадочная забормотала девица, ладонью стирая с подбородка слюни.

А тот, кто был невидим, глухо завозился в своем углу, поухивая от нетерпенья.

И только Старец не пошевелился. Не шелохнулся. Он смотрел на Указатель времени, который неверными бликами мерцал в стороне, и лицо его обрело, казалось, некий оттенок тревоги.

Тревога эта имела свои причины. По мере того, как шли дни, энтузиазм люден свершить то, что было задумано, начинал, казалось, сникать. Мысль о возвышенности их жертвы уже не представлялась им столь бесспорной. Необходимость собственного уничтожения с каждым часом казалась им почему-то все более сомнительной.

Очевидно, некая полоса, когда все это действительно могло произойти, подходила к концу. И иные вершины, открывшиеся людям за это время, ставили под сомнение решимость, которой они были исполнены ранее.

Те, кто был на корабле, поняли и почувствовали это. Темные барельефы, морды и чудовища, украшавшие стены, закопошились еще интенсивнее. Теперь даже те, огромные, которые были в самом низу, принялись шевелиться, сначала тяжело и нерешительно, а затем все быстрее.

А шестеро сидели среди копошащихся стен и ждали. Ждали, теряя и почти потеряв надежду.

И вдруг, словно вспышка озарила их, разгораясь все ярче. Но это был не свет, они скорее почувствовали, чем увидели, это. И каждый из шестерых замер и сжался, как будто хотел спрятаться или исчезнуть. А чудища и изваяния вдоль стен застыли и замерли, и стены стали как каменные.