Страница 2 из 3
Гологопенко задумчиво сунул папку под стол. Он пытался осмыслить положения руководящего материала. Он сомневался. Неужели есть у нас еще люди, способные одним бесхитростным движением сплести концы с началами и так перепутать все пути-дорожки спасительной истины? Да нет же. Ведь это не просто указание свыше, не чья-то бюрократическая прихоть. Это научное достижение. А мы привыкли в работе опираться на науку. Так в чем же сомнения? Оставив яйца и отбросив бесполезный уже пистолет, Гологопенко поднялся из-за стола, вывалился в коридор и на непослушных ногах поковылял в буфет. По пути он мучительно вспоминал, собирая по крупицам все знания о слове, которые ему удалось почерпнуть в институте.
Слово - основное средство убеждения. А поскольку все мы люди убежденные, слово - основное средство нашей жизни. Помнится, еще Протагор отрицал объективную истину, отмечая, что каждое слово несет с собой субъективное впечатление, и поскольку под каждым словом каждый понимает свое, утверждал, что между ложью и правдой нет разницы. Зародилась целая школа философов, которые, отталкиваясь от утверждения, доказывали обратное ему, используя при этом разные словесные ухищрения. Чтобы развить искусство словоплутства, на улицах древних Афин Протагор устраивал состязания в спорах, где спорили не для того, чтобы переубедить друг друга, а для того, чтобы переспорить. Горгий Леонтинский, подработав риторику, довел это искусство до совершенства. Ах, как важно порой бывает и теперь перенести внимание с речи в целом на отдельное слово, обладающее волшебным свойством зачаровывать слушателей. Богатое наследие нам досталось. Что же удивительного, что и теперь процветает великое племя спорщиков, берущих свое начало от Протагора, спорщиков, которые так легко могут одну ложь разбить другой, а третью выдать за истину? И легко понять, как трудно в этом хаосе избежать ошибки. Да, в жизни мы, может быть, увлеклись игрой слов, но не забыли о том, как много значит слово. До сих пор мы любим своих учителей и живем, как прежде, опираясь на традиции устных народных заговоров и заклинаний. Постепенно Гологопенко становилось понятным, откуда берутся научные труды, и почему план по лекциям у нас всегда выполнен.
Он пробирался по коридору в буфет.
- Ты анальгин прикуси, - советовал ему встречный товарищ. - Говорят, у тебя зубы болят.
- Возьми три рубля, - сочувственно протягивал руку другой. - Говорят, у тебя деньги кончились.
- Хочешь, я к ней пойду и все выскажу, - участливо предлагал третий. Говорят, от тебя жена ушла.
- Не болят у меня зубы! - отбивался Гологопенко. - И жены у меня нет, и денег куры склевали...
Он свернул к дежурному за результатами экспертизы и другими материалами - следственной группе удалось раскрыть кое-какие факты. В буфете он выпил две бутылки минеральной воды, и ему полегчало.
- Узнал, кто на моем участке сказал правду? - усевшись с ним за одним столиком, допытывался Филинов.
Запив булочку кефиром, Гологопенко отрицательно качнул головой.
- Не могу поверить, что это кто-нибудь из моих, - сокрушался Филинов. Ты проверь, это должен быть приезжий.
- Успокойся, - Гологопенко взболтнул кефир в стакане. - Это был приезжий.
- Как ты узнал?
- По следам.
Над полученными результатами пришлось еще поработать - кое-что сопоставить, уточнить, кое с кем встретиться, проконсультироваться. После обеда Гологопенко явился к начальству, в ногах и в голове у него гудело.
- Проявили снимки с места преступления, - доложил он. - Но на фотографиях ничего не видно, кроме тротуара.
- Что за тротуар? - оживился Карнаух.
- Обыкновенный, грязный, - сказал Гологопенко. - На тротуаре эксперты обнаружили следы. След мужской. Ботинки сорок третьего размера. Пробовали по следу пускать собаку - собака след не берет.
- Почему?
- Не хочет.
Карнаух задумчиво сложил за спиной руки.
- Что говорят эксперты?
- Эксперты уверяют, что следы ведут в Бедламскую область, но от письменного заключения отказываются, ссылаясь на двойственность природы мирозданья и относительность ощущений. Я смотрел - на карте такой области нету.
- Что же, эксперты ее выдумали?
- Эксперты говорят, что это очень может быть как следствие пятого рода правильности речи, когда то, что числится, не совпадает с тем, что есть, и вообще, говорят они, на свете есть еще много того, чего мы не знаем.
Карнаух повернулся к карте.
- А сколько у нас всего областей?
- Сто двадцать одна.
- Значит, это будет сто двадцать вторая?
- Я считал. На карте - сто двадцать одна. Но сколько их фактически? Гологопенко виновато вытянул руки по швам.
- Откуда они берутся? - нахмурился майор.
- Из отчетов. По пятому роду правильности речи, - капитан посмотрел в потолок.
- Приписки, - Карнаух задумчиво поскреб в затылке. - Где же искать эту область?
- Говорят, преступник был чудак, - высказал капитан. - Говорят, это край чудаков, которые все делают не так.
- Край? Так, может быть, это не область, а край? Сколько у нас краев в административном делении?
- Семь.
- Бедламский среди них есть?
- Нету! - Гологопенко поправил кобуру на ремнях. - По-моему, чудачество - это не территориальная принадлежность и не принцип хозяйствования, а сугубо человеческая черта, внутренняя, свойственная определенным людям, как цвет кожи, язык или обычай...
- Так, может, чудаки - это нация такая, народность?
- Среди союзных республик нету.
- А автономные области проверял?
- Проверял. Чуваши есть, чечены, чукчи... Чудаков нету...
Карнаух снял со стены карту и расстелил ее на полу. Он доверял капитану, но для пользы дела хотел сам во всем разобраться. Три дня он ползал по карте и вдруг поразился:
- А ведь нашей области на карте нет. Значит, это наша область?
- А мы что, чудаки, что ли?
Капитан и майор переглянулись.
- Мне непонятно, а как же к нам руководящие материалы, почта приходит, если наша область нигде не значится?
- А мне вообще ничего не понятно, - признался Карнаух.
- Тогда надо заканчивать дело, - безнадежно махнул рукой Гологопенко и вышел.
Нужно было все хорошенько обдумать. Карнаух за перся в кабинете. Всю ночь он провел без сна, развивая длинную индукцию о мотивах злодеяния, о личности преступника и его местонахождении, а под утро с удивлением обнаружил, что опять не выспался.
Перед завтраком еще до рапорта пришел почерневший Гологопенко и принес материалы следствия.
- Все, - устало выронил он. - Вина доказана. Можно передавать дело в суд. Нужно вынести анонимного правдолюбца на всеобщее публичное осуждение.
За день Карнаух прочитал сделанные капитаном выводы и понял, что, несмотря на серьезную аргументацию, тот ничего не доказал, потому что действовал неумолимый пятый род правильности речи, по которому доказать ничего нельзя, ибо можно ничему не верить.
Карнаух потер небритую бороду.
Он предполагал, что даже капитан, уже не новичок в службе, не справится с заданием. Предстояло самому принять решение. Но какое? Чтобы дело передать в суд, надо признать, что преступник был. А чтобы признать, что преступник был, надо признать верными показания свидетелей. Но если свидетели заявляют, что преступник действительно был, и мы им верим, значит, свидетели говорят правду. А тогда их полагается привлечь к ответственности. Да, пожалуй, так и надо поступить - это соответствует пятому роду... Тогда Гологопенко придется объявить благодарность. Публичное осуждение? В этом есть что-то трогательное.
Карнаух побрился, стряхнул перхоть с плеч, надел чистую рубашку.
Вечером на доске объявлений уже висело распоряжение: капитану Гологопенко за оперативную работу была вынесена благодарность, экспертам за излишние сомнения сделано замечание, указывающее на их низкую квалификацию, а лейтенант Филинов за расхлябанность на участке понижен в должности.