Конкур со шпагой

В прихожей никого не было. На вешалке висела мужская, по-детски яркая куртка. У стены стояла сложенная коляска, в ней лежали лопатка, грузовички без колес и кабин, одноногий пластмассовый мишка.

В кухне зажужжала кофемолка, и я пошел прямо туда. Долговязый молодой человек в вельвете, с длинными волосами смотрел в окно и молол кофе. Не оборачиваясь, он произнес странную фразу:

- Совсем вернулась? Или забыла что?

- Ничего я не забыла, - сказал я.

Он обернулся. Без всякого удивления, дружелюбно посмотрел на меня, улыбнулся и с интересом спросил:

- А тебе чего надо? Я тебя звал?

- Инспектор уголовного розыска Оболенский. Вы - Павел Всеволожский?

- К сожалению, - он опять улыбнулся. - Кофе выпьешь со мной? А то мне скоро на работу, надо поправиться после вчерашнего.

Действительно, очаровательный балбес. И улыбка - лучше не бывает: открытая, будто он вам искренне и очень рад, чуточку смущенная - вот я какой, вы уж не обижайтесь, и простите, если ляпну что-нибудь не то, ладно? Вообще-то я добрый малый, всех люблю, а вас - в особенности, и со мной легко ладить.

Его не портила даже дырка от переднего зуба, ему это даже было к лицу - совсем мальчишка - веселый, озорной, но славный, у которого еще меняются зубы и только-только появляется характер. Впрочем, ему все шло - и длинные волнистые волосы, и голубые чистые глаза, и нервные движения тонких пальцев.

- Я не за этим пришел. - Мне стоило большого труда не улыбнуться ему в ответ.

- А что случилось? Я что-нибудь натворил?

- Вы не догадываетесь?

- Догадываюсь, - он высыпал из мельницы кофе в турку и залил его кипятком. - Маман вчера прибегали: "Ах! Ах! Боже мой! Какой позор! Какой пассаж!" Но это не я, честное пионерское. Иди в комнату, я сейчас кофе принесу.

Комнат было две. В первой, где, видимо, обитали Лена с Алешкой, чистота, порядок, уют, только чуть заметны следы торопливых сборов, зато в другой... Я как вошел в нее, так и стоял, пока Павлик не принес кофе.

- Ты что? - удивился он. - Стесняешься?

После Яшки меня, в общем-то, трудно удивить беспорядком, но тут было что-то совершенно уникальное. Я не берусь даже вкратце перечислить все, что висело по стенам, под потолком, лежало на столах и диванах (под ними тоже). Может, кто-то и сказал бы, что хозяин комнаты обладает очень разносторонними вкусами и интересами, гармонически развивает свою личность, но мне показалось, что эта личность вообще не имеет никаких интересов - она лихорадочно пробует все подряд, чтобы понять, что ей нравится, на чем, наконец, остановиться. Судя по всему, Павлику осталось перепробовать совсем чуть-чуть - в комнате не было лишь космонавтского шлема и доильного аппарата.

- Ну-ка, помоги мне, - сказал Павлик, держа в руках поднос с кофейником и чашками. - С этого стола все - на тот, лыжи - в угол, два кресла освободи. Да прямо на пол. Отлично! Пролезай туда и бери поднос. Время есть - посвятим его кайфу. Как говорили мудрые древние азиаты, знаешь? Эх, ты! Только тогда мы живем, когда испытываем наслаждение. Вот! Я, конечно, слова переврал, а за смысл ручаюсь.

Он пробрался к окну, задернул шторы и щелкнул невидимой кнопкой. Комната озарилась каким-то волшебным мягким светом, по потолку забегали, подчиняясь строгому ритму одновременно зазвеневшей музыки, разноцветные блики, все время менявшие свою окраску... Несколько оригинальная обстановка для допроса.

- Нравится? То-то. Своими золотыми ручками сделал. А стоила ужас каких денег! - Он налил кофе в чашки. - Бери сахар. Сливки принести? Может, коньяк? Или тебе нельзя? На службе. А мне можно? Ну я одну, ладно? Знаешь, голова тяжелая. А мне на работу. И разговора не получится, еще напутаю что-нибудь, а тебе отвечать.

- Павел Мстиславович... Ну, хорошо - Павел... Скажи мне, как, по-твоему, могла пропасть шпага из вашего дома?

- А я откуда знаю? Я ее и не видел толком - герр профессор так над ней трясся, что даже сам ее на антресоли упрятывал. А маман ему светила, он хихикнул. - Как-то я хотел шпагу Ленке показать, так маман такой демарш устроила (она это умеет), я даже испугался. Романс Булахова!

Что-то кольнуло меня - я еще не понял, что именно, но внутренний приказ насторожиться почувствовал.

- А когда это было?

- Да разве я помню? А, постой... Ленка тогда на первенство вузов сражалась, выиграла и вышла в финал. Я еще одну приму. Ладно?

Я не успел его остановить - он быстро опрокинул рюмку и запил коньяк кофе.

- Послушай, Павел, а почему ты так называешь Николая Ивановича - герр профессор?

- Дразнилка такая. Как-то услышал - маман кому-то по телефону отвечала, что "...герр профессор обещал быть сегодня к обеду и надеется...". Мне это страшно понравилось, и я его теперь так зову. А он злится.

- Николай Иванович у вас свой человек в семье...

Павлик усмехнулся ядовито.

- Он говорит, что к нему часто приходили коллекционеры, интересовались шпагой. Ты никого из них не видел?

- Одного видел. Он к нам приходил, маман тыкву в подарок приносил. Горский князь.

- Как он выглядит?

- Пузечко.

- Так.

- Усы, кепка, нос.

- Все?

- Портфель с деньгами.

- Это не примета. Фамилию не знаешь?

- Точно не помню. Какая-то неприличная, похожа на Гельминтошвили. Или Аскаридзе.

- А ты не врешь?

- Я никогда не вру. - Он весело рассмеялся. - Я только ошибаюсь.

- Ну если так... - Я помедлил. - Если так, скажи, где ты был позавчера вечером от двадцати до двадцати четырех?

Павел внимательно посмотрел на меня, как-то по-собачьи склонил голову к одному плечу, к другому и выпалил:

- Не скажу. - И опять засмеялся, очень довольный.

- Ну, хватит, - зло сказал я, вставая. - Собирайся.

Павел не испугался, не растерялся - он искренне огорчился:

- Ты что - обиделся? Как жаль - ты мне очень нравишься. Давай с тобой дружить, а?

Я заметил, что он очень быстро опьянел: то ли он вообще очень мало пил и был непривычен, то ли уже наоборот.

- Знакомых у меня - во, - он развел руками и уронил что-то на пол, а друзей нет. Ты будешь за меня заступаться, ладно?

- Кто же тебя обижает?

- Все меня обижают. В детстве, к сожалению, мало били, зато теперь достается. Даже зуб выбили. Хочешь, я тебе про свою жизнь все-все расскажу? Тебе жалко меня станет, какой я несчастный... Ты многое тогда поймешь. Я почему-то верю тебе.

Павел пьяно валял дурака - это ясно. Но в то же время он и в самом деле совершенно одинок, несмотря на все свое обаяние, растерян. Видимо, наступил тот час, когда он старается понять, что с ним произошло, как произошло и можно ли еще хоть что-нибудь поправить. И хотя я пришел к нему с конкретной целью, прервать его у меня не хватило духу - мне было действительно его жаль. К тому же это был тот случай, когда официальный допрос все равно ничего бы не дал.

Я не стану здесь приводить подробности биографии Павлика, отмечу только то, что наиболее ярко характеризует обстановку, в которой формировалась его личность, и то, что может заинтересовать читателя.

- Школу я кончил - вот так, с золотом. Все знал, все умел, и все меня любили. И конечно, по тятенькиным стопам - в театральный. Там сказали: обаяния у вас - во! - тонны, а таланта - ни грамма. Тятенька было зашумел, но герр профессор предложил свой сельхозвуз. Ну не в армию же идти!

Меня и взяли... фактически без экзаменов. Выпьешь? Как хочешь. При себе оставь советы. А после экзаменов - практика, в колхоз, на картошку. Как мы туда приехали, как я посмотрел... Картошки много, и вся в грязи. Ни душа, ни холодильника... И ребята надо мной смеялись, как я лопату держу. Тогда я взял и скоропостижно заболел. И потом каждую практику болел. И никогда мне ничего за это не было. Но уже многие меня не любят. Потому что толку от меня никакого нет. Никому я не нужен. Даже Ленка с Алешкой меня сегодня бросили. И правильно сделали. Бедная кровожадная девочка... Как я ее жалею.