Страница 88 из 114
Поленов приоткрыл глаза, посмотрел на Федора Порошина.
– Ты, – сказал он, – на плетку мастак, а по уму – дурак… Бери толмача Асана. Асан всему заводчик.
Как будто зажег толпу этими словами Поленов. Выхватив сабли, некоторые казаки побежали к посольской землянке, где стояли на постое турецкий посол и его толмач Асан.
– Бери его! Руби!
– Бери Фому!.. Хватай Асана!..
Толпа волновалась. Но вскоре атаманы позвали для допроса лазутчиков и Поленова.
Привезли из-под Кагальника убитых турками пятнадцать лучших казаков. Они лежали на татарских арбах, прикрытые травой. Привез их атаман Иван Косой. Никому не говоря ни слова, он снял шапку, пригнулся и хотел было войти в землянку, но Старой, выйдя к нему навстречу, предупредил:
– Пожди, Иван. Послушаем лазутчиков, потом и до тебя дойдет черед. Дело пошло немалое. Измена вскрылась! А ниточка далеко протянулась. Не осерчай…
Иван Косой не торопясь надел шапку и отошел в сторону. Бугристое, рябое лицо его было сумрачно.
Карпов спросил:
– Татары побили аль турки?
– А не един ли черт! – ответил Косой, закуривая.
– Теперь молчать недолго будем. Сколько убитых привезли?
– Двух есаулов из Раздорского, тринадцать казаков, Да на земле осталось, поди, с полста!
Казаки молча подошли к татарским арбам и стали разгребать траву.
В первой арбе лежали есаулы. Их головы были совсем отделены – срезаны саблей. Одна лежала, как ком земли, запыленная, волосатая, бородатая. Уши и нос были срезаны. На лбу зияли три сабельные раны. Глаза выколоты.
– Чья голова? – спросили казаки испуганно. – Признать нельзя.
Иван Косой, однако, признал:
– Татаринова Максима! Обезобразили…
– Ой, казаки! Брательник Мишкин! Ой, лихо! Татаринову какое горе!.. Ему неведомо?
– Еще неведомо, – сказал Косой. – Всем горе. Таких терять – одна беда!
Арбу облепили со всех сторон… Но тут всех отвлек шум от Прибылянских ворот. Ехали конные казаки с верхних городков. Впереди – сотник в красном кафтане. Казаки покачивались в седлах, пели песни. Толпа присмотрелась. Подъехал сотник и, не слезая с коня, хрипло крикнул:
– Гей, вы! Шарпалыцики! Почто вы тут заварили со своими атаманами кашу? Без нас порешили Азов брать?
Ему ничего не ответили. Он повысил голос:
– Почто тут атаман ваш, Старой, послал нам грамотки? Позабыл, видно, что мы ж, государевы холопи, посылали уже казаков в Смоленск, и под Азов, и на море. За атаманов, за чужую крепость помирать не будем!
– Э, горлопан! Помолчи! – крикнул тогда Иван Косой. – Ты – шкура! Я знаю тебя. Твой брат был храбрым есаулом, а ты…
– Ге! Брат? – рассмеялся сотник. – Да, може, мой брат кум тестю царскому. Може, я сам родня царю!
– Брешешь, собачий сын! А еще сотник!
Сотник продолжал:
– А то ваша брехня! Попомни: головы свои мы зазря не станем складывать под каменюками крепостными.
– Слезай с коня! – резко крикнул ему молодой Иван Разин. – Поговорим ужо!
Сотник, не слезая, продолжал:
– Атаманы торговлю заведут, казну свою богатить станут, – нам прибыли не будет!.. Так ли я сказал, казаки? – повернулся сотник к своей команде.
– Истинно! Поехали назад!
– Поехали! – заорал здоровенный рябоватый казак в потрепанном зипуне. – За тем ли мы сюда спешили? Пора пришла все разом выговорить атаманам.
– Ну, выговаривай! – крикнул Иван Разин. – Буянить попусту не след.
– А не тебе бы нам указывать! – зло гаркнул казак. – Ты сам голытьба, а почто руку атаманов держишь! Пожил бы в верхних городках и сам бы то же говорил. Батьке твоему, Тимошке, доподлинно известно, каково у нас житье-бытье.
– Известно! Не сладкий мед жить в верхних городках. Сам знаю, – сказал Тимошкин сын. – А бунтовать – не то время выбрали. Тут дело изменой запахло. Порох пожгли лазутчики.
– Порох пожгли! – усмехнулся казак, глянув на сотника. – Добро, у вас порох есть. А у нас и пороху нету, и жрать нечего. А землянки атаманские от добра заморского ломятся!
– Верно! – поддержал казака детина без шапки, с огромными босыми ногами вдетыми в дорогие посеребренные стремена. – Атаманы у вас пообжирели, поразбогатели внизу реки, что бояре московские! Пора бы нам поменять старшину в низовьях.
– Надобно выбирать ныне атаманов из верхних городков – из голытьбы! Дело!
– А складно говорит казак! – заметил стоявший рядом высокий старик, опираясь на палку.
– Еще бы! – продолжал рябой казак высказывать свое недовольство. – Понадобилась, видно, сила большая – и мы атаманам надобны. Вот завсегда так. Где неустойка – нас призывают. А где делят добро богатое – нас забывают!
– Эх! Дурья голова! – горячо произнес Иван Разин. – Я сам бы сказал не менее твоего… Ссору нам, низовым и верховым казакам, затевать не след. Пень-голова! Внимай совету. Езжай подобру-поздорову, да не бунтуй!
Казак разобиделся. Заорал крепче прежнего. Бил со злости лошаденку плеткой, ударил пятками по ее худым бокам.
Сотник сказал:
– Да он же прав! Побить бы всю низовую старшину да добрый бы порядок на Дону учинить немедля!
Иван Косой подошел тогда к сотнику и сдернул его с коня.
– Стой, сатана! А ну к арбе! Поди за мною!
Сотник, слетев с седла, стал упираться. Но Иван насильно повел его за собой. Возле арбы Иван Косой остановился и показал:
– Гляди! Твой брательник?
Увидя срезанную саблей голову своего брата, отважного есаула Панкрата Бобырева, сотник весь затрясся…
– То голова Панкрата! А где же побили их?.. Эх, турки проклятые!
– Хлопцы! – приказал Косой. – Хватай-ка сотника! Он всему зачинщик!
Казаки из толпы кинулись было к конным, но те сами стали слезать с коней и окружили арбу, где лежали убитые турками казаки…
Вскоре на азовском тракте появился новый гонец – конный казак на гнедой кобыленке. Казак был без шапки и без сапог, в распахнутом кафтане, с запыленной рыжеи бороденкой. Подъехал и, еле отдышавшись, спросил:
– Где атаманы? Лихо! Крымский хан Джан-бек Гирей показнил государева посла… Где ж атаманы? Сказывайте!.. Там с крепости людей наших побивают пушками, а вы прохлаждаетесь. Всех побитых казаков везут на Монастырское.
– Неужто так? – спросили казаки.
– Все истинно! Везут их каюками и бударами на Яр.
– Ай, заварилось же недоброе! – сказал Иван Косой. – Иди в землянку!
Казак вошел в землянку, а в толпе горячо рассуждали о том, что следовало бы за все злодейства и измены проучить крымского хана, азовского пашу да турецкого посла.
– А не побить ли нам, казаки, до смерти турского посла, злодея Фому?.. Братцы! Побьем мы его со всеми его людьми – и делу конец! Побьем посла за поношение наших людей в чужих землях!.. И будет ли в том, братцы, измена наша государю?
– Не будет измены! Побьем посла!..
Пока атаманы в землянке допытывались подлинных вестей, распутывали паутину измены на Дону, казачата изловили в камышнике, за дальней протокой, гололобого татарина, у которого под бараньим кожухом нашли «прельстительные и известительные грамотки». Казачата пасли коней, а татарин, скрываясь, полз по болоту.
Казачата гурьбой поволокли к землянке татарина. Впереди всех шел черный казачонок с крутым лбом и быстрыми птичьими глазами. Брови его были нахмурены, губы сжаты. Казачонок шел торопливо, размашисто шагая босыми ногами. Он нес кривую татарскую саблю – трофей, забранный у татарина. Казачонку было не больше двенадцати лет. Холщовая рубаха в заплатках и дырах…
– Гляди, казаки! Стенька татарина волокет. Не новое ль дело будет? – сказал есаул Карпов.
Иван Разин, увидя меньшого брата, спросил:
– Не коней ли наших татары отбили?
Стенька остановился. Молчит.
– Ты почто ж молчишь, глазами водишь? С делом пришел?
– С татарином! – сказал Стенька.
– Поведай дело. Татарина я вижу.
– Поведать надо атаману, а не тебе: татарин с грамотками.
Татарина приволокли за ноги. Стали его разглядывать.