Азов

Потирая руки, Калаш-паша приказал пропустить купцов в город.

Огоньки фонариков снова метнулись к казачьим возам.

– Аллах велик и милостив! – сказали турки. – Поезжайте за нами.

А главный, наклонившись к Науму Васильеву, сказал по-татарски, чтоб другие не слышали:

– Акча барабыз? Деньги есть?

Васильев сунул турку несколько монет. Турок жадно схватил их и помчался к крепости.

Железные ворота открылись, – подводы медленно въехали в крепость. Тяжелые ворота закрыли плотно железными засовами. Серапион поежился на возу.

Возы «с товарами» остановились на главной площади Азова. В крепости было тихо. Вокруг площади возвыша­лись мечеть и круглые башни. В другом конце крепости были еще две круглые башни. Четыре неприступные башни стояли по углам. Впереди чернела приречная стена; за этой широкой и высокой стеной был глубокий ров; за ним насыпан вал; за валом – Дон-река. Налево чернела Азовская стена – со стороны моря. За нею также были глубокий ров, высокий вал. С Азовской стены видно море… Направо – Ташканская стена. А позади, откуда въехали донские казаки, – Султанская стена. К ней подступиться трудно. Перед крепостной Султанской стеной – два рва, каменный и земляной. Четыре грозных бастиона по углам.

Вверх по Дону – о том знал Васильев – стояла Водяная башня. А перед ней, выше по Дону, – две Каланчинские башни. Все эти башни на берегах Дона – от берега до берега – соединялись тремя железными цепями, преграждая выход в море.

Пересчитав возы, турки сказали:

– Якши, купец! Хорош товар! Сложите его в гостиный двор или снесите свои товары в наши лавки.

Серапион обомлел. «Купцы» спрыгнули с возов. Наум сказал туркам:

– Пускай полежат товары до утра тут. Сейчас темно. А утром осмотрим все и перепишем. Нас здесь, купцов, десятка три. Товар тут разных рук: не перепутать бы.

Возницы развели костер и стали готовить пищу.

От Калаш-паши в это время пришли люди с приказом, чтобы главный купец явился к паше с «бумагой».

Васильев взял четырех надежнейших казаков и пошел к паше. Калаш-паша был в замке один. Он сидел на высоких шелковых подушках среди ковров. Глаза большие, черные. Лицо красное и губы толстые, красные. Атаман снял купеческую шапку, поклонился. Калаш-паша потребовал отпускной лист. Васильев подал паше лист и таможенные выписки. Тот взял лист, перевернул его, тщательно осмотрел и спросил:

– Здоров ли князь-воевода в Астрахани? Много ли к нему приезжает теперь купцов из Кизилбашии?

– Воевода здоров, – сказал Васильев. – Купцов персидских в Астрахани бывает много.

– Не продают ли персидские купцы порох и свинец казакам?

– О том нам ничего не ведомо. Торгуют они шелком и утварью, а покупают хлеб да девок для персидского шаха.

Калаш-паша снова спросил:

– А не собираются ли донские казаки к Азову приступить?

– Проездом слыхали, что казаки пойдут на службу к персидскому шаху, счастья себе искать. На Волге зипунов им не добыть, – стрельцы побивают крепко. В Азов, люди сказывали, им никак не подступиться, тебя боятся! Башни для них – что пугало!

Калаш-паша самодовольно погладил бороду.

– А не пришли ли в помощь донцам запорожские казаки?

– Приход там большой есть. Много тысяч, сказывали.

Калаш-паша нахмурился и сразу отдал Васильеву таможенные выписки; отпускной лист он оставил у себя.

– А вы, купцы, не слыхали от казаков, когда в Москву отправился посол турецкий Фома Кантакузин? И не было ли ему какой задержки в Черкасске? Недоброе до­носят беглые татары.

– Как же, слыхали. Посол поехал на Валуйки, в Москву.

– А дочь мою, Давлат, казаки не продали? Не говорил ли кто о ней?

– В Черкасске говорили казаки, что ждут от тебя богатый выкуп. На выкуп они будто согласны. Сочувствуем тебе; мы не знаем, чем помочь такому горю. Возьми от нас подарки, не побрезгуй.

Четыре казака вынули из мешка сто двадцать куниц («три сорока» – как тогда считали).

Калаш-паша просиял, глаза его жадно заблестели. Он принял подарки, поблагодарил Васильева и отпустил. Слуге, старому турку, он велел указать богатому купцу то место для отдыха, где останавливался Фома Кантакузин. И, чтоб турки не растащили товары и вреда купцам не сделали, велел коменданту приставить стражу к гостиному двору.

Васильев сказал смиренно:

– Твое высочество, мудрейший предводитель, начальник грозной, неприступной крепости, я недостоин спать в том месте, где спал когда-то посол его величества султана Амурата. Я буду спать на возу. Мне так сподручнее. И люди мои не станут бродить попусту по крепости.

Польщенный словами Васильева, Калаш-паша триж­ды кивнул головой.

– А стражи нам не надобно, – прибавил Васильев. – Ваших людей из крепости мы не боимся. Опасных людей и воров у вас, мы знаем, не водится.

Калаш-паша снова кивнул головой три раза и стал гладить пухлой рукой положенные перед ним меха.

Васильев вышел, сунул слуге куницу и шепнул:

– Утром принесу Калаш-паше подарки побогаче.

Караул у возов не поставили. «Купцы» сварили пищу и принялись есть. Но турки с ружьями опять пришли, потолкались и, выйдя из гостиного двора, закрыли ворота на запор.

– Пропали, братцы! – сказал Серапион. – Как мы вылезем?

– Да то нам на руку! – сказал Васильев. – Снимай с возов товары! Пусть казаки хоть кости поразомнут.

Возницы приумолкли.

– Почто ж вы не веселы? – спросил Наум. – Мы ж с вами в крепости. Сами же хотели счастья испытать.

– Не думали мы, что крепость столь грозная. Не выбраться нам отсюда, – сокрушались некоторые, немно­гие казаки.

Но только они стали развязывать возы, как ворота гостиного двора снова раскрылись. К возам подошли турки с ружьями.

– Аллах велик! Акча барабыз! – тихо обратились они к Васильеву, вымогая деньги.

– Экое у вас бесстыдство! – смело сказал Василь­ев. – Одному дал деньги, другому дал, подарки снес. Я вот пойду к Калаш-паше, – пригрозил он по-турецки, – и расскажу ему, что его люди – воры! Он живо вас проучит. Он не одну срубленную башку поднимет над крепостью, тогда не будете вымогать – «акча барабыз».

Турки мигом метнулись от возов и закрыли ворота, но от ворот не ушли.

– Поесть, идолы, не дадут! – сказал Серапион.

Так и остались возы неразвязанными до утра. Турки поглядывали отовсюду. Казаки совсем приуныли. А те, которые лежали в возах под товарами, начали уже задыхаться. Они все чаще стали подавать голос:

– Доколе ж нам будет эта мука? Господи!..

– Воды бы испить! Любую бы смерть приняли на воле.

– Потерпите, казаки, – уговаривал их Наум. – Не выдайте, братцы! Терпите!

Терпели казаки всю ночь.

Утром Наум опять пошел к Калаш-паше с четырьмя казаками. Понес он подарки: сафьян, парчу, малый бочонок меду, «три сорока» лисиц, сорок аршин холстов и сукон.

Калаш-паша все взял и в знак особой милости повел атамана Наума Васильева на Азовскую стену.

Перед ним открылось заветное море. С правой руки тихо бежал широкий Дон… В небе было ясно. Чайки кружились над водой… Вдруг Калаш-паша стал пристально вглядываться вдаль.

– Суда плывут к крепости! Верно, порох везут!

В устье Дона вошли черные быстроходные суда, по виду – турецкие.

На первом черном струге сидел человек в белой чалме, в турецком платье. За ним двигалось в стругах войско, тоже в турецкой одежде.

Васильев понял, что это было «турецкое войско» Ивана Каторжного.

Черные струги остановились на расстоянии, ожидая сигнала с крепости. Калаш-паша послал навстречу от Приречной стены быстрые суда. Суда поплыли по Дону и вскоре же вернулись.

– Какие люди прибыли? – спросил Калаш-паша.

– Турецкие люди, – доложили посланные турки. – Они будут охранять крепость. Запорожские казаки про­скочили мимо крепости Казикермень и сюда идут. Наши дождутся запорожцев и нападут на них.

– А много ли в море казаков? – спросил Калаш-па­ша. – И не надо ли мне готовить для боя мои суда?

Возле Приречной стены стояло триста турецких стругов-ястребов.