Страница 2 из 20
Однако проблески сознания раз от раза становились все длиннее. Сквозь пелену до нее доносились глухие звуки. Изо всех сил сосредоточившись, она смогла их понемногу различить: вот непрестанное посвистывание аппарата искусственной вентиляции легких, вот непрекращающийся писк электронной аппаратуры, а это – повизгивание резиновых подошв на кафельном полу, а вот телефонные звонки.
В очередной раз придя в сознание, она услышала обрывки разговора.
– Невероятное везение… При том, что на нее вылилось столько горючего… Ожоги главным образом поверхностные.
– Сколько понадобится времени… реагировать?
– Терпение… Такого рода травмы сильнее отражаются… чем на теле…
– Как она будет выглядеть, когда… позади?
– Завтра… с хирургом. Он вам… всю процедуру.
– Когда?
– … не будет опасности инфицирования.
– Это… отразится на плоде?
– Плоде? Но ваша жена не беременна.
Смысл слов не доходил до нее. Они обрушивались из черной пустоты подобно метеоритному дождю. Она хотела спрятаться от них, потому что они вторгались в блаженное небытие. Она хотела только одного – ничего не знать и ничего не чувствовать. Отключившись от этих голосов, она снова погрузилась в мягкое, обволакивающее безмолвие.
– Миссис Ратледж? Вы меня слышите?
Она машинально среагировала, издав из ноющей груди тяжелый стон. Попыталась поднять веки – безуспешно. Один глаз все же приоткрылся, и яркий луч света, казалось, ударил прямо в мозг. Наконец этот ненавистный свет убрали.
– Она приходит в себя. Немедленно дайте знать мужу, – произнес бесплотный голос.
Она попробовала повернуть голову в ту сторону, откуда он доносился, но и это не удалось.
– У вас есть телефон отеля?
– Да, доктор. Мистер Ратледж его оставил на случай, если она придет в себя, когда его здесь не будет.
Завитки серого тумана понемногу рассеивались. Слова, смысл которых прежде до нее не доходил, начинали рождать в мозгу логические ассоциации. Теперь она понимала слова, но по-прежнему не могла уразуметь, о чем идет речь.
– Я знаю, что вам очень больно, миссис Ратледж. Мы делаем все, что в наших силах, чтобы облегчить ваши страдания. Вам пока нельзя разговаривать. Просто расслабьтесь. Скоро здесь будут ваши родные.
В голове отдавались быстрые удары сердца. Она хотела дышать – и не могла. Вместо нее дышала машина. Воздух шел в легкие через трубку, вставленную в рот.
Она снова попыталась открыть глаза. Опять открылся лишь один, и то наполовину. Сквозь щелку она различала неясный свет. При попытке сфокусироваться она почувствовала боль, но зато смутные очертания начали принимать определенную форму.
Да, она в госпитале. Это уже ясно.
Но почему? Каким образом? Это было как-то связано с кошмаром, который остался позади, в том тумане. Ей не хотелось ничего вспоминать, поэтому она предпочла сосредоточиться на настоящем.
Она лежала без движения. Как она ни старалась, руки и ноги не слушались. Голова тоже. У нее было такое чувство, будто ее уложили в одеревеневший кокон. Эта неподвижность пугала. Неужели это навсегда?!
Сердце забилось сильнее. Немедленно рядом возникла фигура.
– Миссис Ратледж, не стоит волноваться. Все будет в порядке.
– Пульс участился, – раздался еще чей-то голос по другую сторону кровати.
– Наверное, она просто испугалась, – произнес первый голос. – Она дезориентирована – не понимает, что с ней происходит.
Над ней склонился кто-то в белом:
– Все будет в полном порядке. Мы уже позвонили мистеру Ратледжу, он сейчас приедет. Вы ведь будете рады его видеть? Он так счастлив, что вы наконец пришли в себя.
– Бедняжка… Можешь себе представить – вот так проснуться, чтобы на тебя столько сразу обрушилось.
– Я тебе больше скажу – не могу себе представить, как можно пережить авиакатастрофу.
Беззвучный крик молнией пронзил мозг.
Она вспомнила!
Скрежет металла. Крики и стоны. Дым, густой и черный. Огонь – и леденящий ужас.
Она действовала автоматически, в соответствии с инструкциями, сотни раз слышанными от стюардесс на разных рейсах, которыми ей доводилось летать.
Вырвавшись из охваченного пламенем фюзеляжа, она стала ощупью пробираться в залитом кровью и дымом пространстве. Ей было очень больно, но она продолжала бежать, сжимая…
Сжимая – что? Она помнила только, что это было нечто очень ценное, что-то такое, что она обязана была спасти.
Она помнила, как упала и, уже лежа, бросила последний взгляд на мир. По крайней мере, так она успела подумать. Она даже не почувствовала боли от столкновения с землей. После этого она погрузилась в забытье, которое до сего момента оберегало ее от ужасных воспоминаний.
– Доктор!
– Что такое?
– Сердцебиение снова резко участилось.
– Хорошо, надо ее немного успокоить. Миссис Ратледж, – сказал врач повелительным тоном, – успокойтесь. Все в порядке. Вам не о чем волноваться.
– Доктор Мартин, приехал мистер Ратледж.
– Попросите его подождать, пока она не успокоится.
– В чем дело?
Издалека донесся новый, властный голос:
– Мистер Ратледж, я попрошу вас дать нам несколько…
– Кэрол?
Внезапно она почувствовала его присутствие. Он был совсем близко, склонился к ней. В его голосе звучало мягкое увещевание.
– Все будет в порядке, ты поправишься. Я понимаю, ты напугана и встревожена, но все будет хорошо. И с Мэнди, слава Богу, тоже все в порядке. У нее несколько переломов и поверхностные ожоги рук. Мама с ней, в палате. Она скоро поправится. Ты слышишь меня, Кэрол? Вы с Мэнди выжили, а это самое главное.
Сразу за его головой был яркий свет неоновой лампы, поэтому черты лица она разглядеть не могла, только угадывала, как он выглядит. Она с жадностью впитывала каждое слово утешения. И поскольку он произносил их с убежденностью, она ему верила.
Она потянулась к его руке – вернее, попыталась. Должно быть, он это уловил, потому что сам легонько положил ей руку на плечо.
От этого прикосновения тревожное чувство пошло на спад, а может быть, это начало действовать успокоительное, которое ввели внутривенно. Она расслабилась, неведомым образом чувствуя себя в безопасности рядом с этим незнакомым мужчиной.
– Засыпает. Вы можете идти, мистер Ратледж.
– Я останусь.
Она закрыла глаз, стирая расплывчатый образ. Наркотик действовал чарующе. Ее нежно покачивало, как в маленькой лодочке, убаюкивая и погружая в надежную гавань безразличия.
Кто такая Мэнди? – подумала она, проваливаясь в сон.
Она знакома с этим человеком, который называет ее Кэрол?
Почему все обращаются к ней как к миссис Ратледж?
Они думают, что она его жена?
Как они ошибаются.
Она с ним даже незнакома.
Когда она снова очнулась, он был рядом. Она не знала, прошло ли несколько минут, или часов, или дней. Время здесь, в палате интенсивной терапии, никак не ощущалось, отчего она еще больше теряла чувство реальности.
В тот момент, когда она разлепила веки, он наклонился над ней и сказал:
– Привет.
Не видеть его четко было для нее мучительно. Открывался только один глаз. Она уже догадалась, что вся голова у нее забинтована и именно поэтому не поворачивается. Доктор уже предупредил, что и говорить она не может. Нижняя часть лица, казалось, окаменела.
– Ты понимаешь меня, Кэрол? Ты понимаешь, где ты находишься? Если да – моргни.
Она моргнула.
Он сделал какое-то движение рукой. Ей показалось, он взъерошил волосы, но она не была уверена.
– Вот и хорошо, – сказал он со вздохом. – Говорят, тебе нельзя волноваться, но я тебя знаю и думаю, ты хочешь иметь исчерпывающую информацию. Я прав?
Она моргнула.
– Ты помнишь, как вы садились в самолет? Это было позавчера. Вы с Мэнди собрались на несколько дней в Даллас за покупками. Ты помнишь крушение?
Она отчаянно пыталась дать ему понять, что она не Кэрол и не знает, кто такая Мэнди, но смогла лишь моргнуть в ответ на вопрос о катастрофе.