Рука Зеи

Что же ищете здесь вы тогда? Королева Альванди, догадываемся мы, заполучить мечтает сам Сунгар и хранителя трона своего, Заккомира, в целости и сохранности. Остальные ж, видать, рассчитывают на казну нашу и флот, да избавиться заодно желают от разбоя нашего разнузданного на морях окрестных. Разве не прав я? Так что, ежели способны вы в самый зрачок шейхану угодить, отвративши кровопролитие дальнейшее, почему бы тогда от предубежденья не отойти и с безумием сим не покончить?

— Каковы ваши условия? — спросил Барнвельт,

— Чтоб всех сунгарцев уцелевших, вреда не причиняя, на материк высадили, дозволив каждому забрать с собою семью и пожитки, включая наличность и оружие.

Гизил пристально смотрел на Барнвельта и тщательно подбирал слова:

— Сньол из Плешча известен широко как муж, весьма щепетильный в вопросах чести, — качество, коего печально недостает в наши дни вырожденья всеобщего. По одной лишь причине сей, решаемся мы вверить себя милосердию вашему, ибо, коли истинный Сньол обещает, что не даст нас в обиду, уверимся мы — так оно и будет.

Опять все тот же заговорщицкий взгляд. Барнвельт понял, что Гизил имеет в виду: «Соглашайся на сделку, как поступил бы настоящий Сньол, а я не проболтаюсь, что еще с Новуресифи знаю тебя как землянина». Ну и ловкач этот Гизил-он-же-Визгаш!

— Не затруднит ли вас выйти, зер? — сказал ему Барнвельт. — Мы обсудим ваше предложение.

Когда Гизил удалился, адмиралы загомонили все разом:

— Срамно упускать трофеи, что, считай, в руках уже держишь…

— Нет, у малого сего вполне есть основанья…

— Сие условие насчет денег личных в жизни у них не пройдет! Что мешает им по возвращении Гизила, казну раздать всем сунгарцам?

— То же самое и насчет оружия…

— Следует нам, по меньшей мере, головы предводителей затребовать…

Где-то после часа оживленного спора Барнвельт предложил проголосовать. Голоса разделились поровну. Королева была теперь обеими руками за мир, раз уж сунгарцы удерживали Заккомира.

— Я тоже за мир, — объявил Барнвельт. — А что же до деталей…

Когда Гизила позвали снова, Барнвельт сообщил ему, что условия принимаются с двумя исключениями: сунгарцам не дозволяется брать с собой деньги и оружие, а уроженцы Квириба должны быть высажены на материк как можно дальше от этой страны — скажем, на юго-восточном побережье Ваандао. На последнем настояла Альванди, поскольку не желала, чтобы они пробрались обратно в Квириб, где могли наделать неприятностей. Гизил ухмыльнулся:

— Ее Грозность полагает, видно, что раз избегнув когтей ее, возжелаем мы вернуться? Как бы ни было там, обязан донести я слово ваше до совета сунгарского. Продлевается ли перемирие данное до той поры, покуда вопрос сей утрясен будет?

Получив положительный ответ, он удалился.

На следующий день над противостоящими войсками нависла тревожная тишина. На обеих сторонах спешно исправляли повреждения и укрепляли позиции. Вскорости после полудня опять появился Гизил, и взлетевший на мачту флаг созвал адмиралов на «Джунсар».

Гизил объявил:

— Тяжелы, владыки мои, условия ваши встречные — чересчур тяжелы, чтобы приняли их люди воинственные, с оружием в руках. А посему предлагаю внести в них ряд исправлений, а именно: жители наши возьмут с собою деньги в сумме одного карда золотого на голову, чтоб не пришлось голодать им, занятье честное себе подыскивая, и оружие в количестве одного ножа или кинжала, дабы не были беззащитны совершенно. И что только совершенно целые и невредимые квирибцы бывшие, вроде меня самого, высланы будут в те края отдаленные, о коих Альванди толкует, увечные же и хворые высажены должны быть на берег поближе к жилью, в местностях цивилизованных.

— Принимается, — торопливо сказал Барнвельт, прежде чем кто-либо из адмиралов успел раскрыть рот. Многие уставились на него в явном недоумении, особенно королева, похожая в этот момент на какую-то кусачую черепаху. Но, поймав за хвост столь желанный мир, Дирк совсем не намеревался выпускать его из рук. Даже если это им пришлось не по вкусу — ну что ж, скоро они с Джорджем отвалят отсюда навсегда, а что там про него потом напишут в кришнянских учебниках истории, его мало трогало.

— Даете ли вы в том обещанье торжественное, о Сньол из Плешча? вопросил Гизил.

— Даю.

— Отправитесь ли со мною на борт корабля моего, дабы повторить обещанье сие пред моими сотоварищами?

— Конечно.

— Ох-ха! — воскликнул принц Ферриан. — Не опасаетесь ли голову совать прямиком в пасть екию? Ужель настолько негодяю сему доверяетесь?

— Думаю, ничего страшного не будет. Ему прекрасно известно, что их ждет, если они на этой стадии начнут водить нас за нос. Если не вернусь, принимайте командование на себя.

Вместе с Гизилом Барнвельт отправился в цитадель и между торчащих пик и наружных укреплений пробрался на большие галеры, в самое сердце плавучей крепости. Он повсюду видел признаки значительных повреждений, мертвых и раненых пиратов; но вместе с тем было там еще полным-полно живых и здоровых, так что Гизил в своих аргументах не так уж и уклонился от истины.

Представленный кружку собравшихся военных чинов, он повторил свое обещание.

— Конечно, всем вашим людям придется подвергнуться обыску, — добавил он при этом.

Они составили письменное соглашение относительно условий капитуляции, подписали его и отвезли на «Джунсар» на подпись адмиралам. Все это оказалось весьма занудным делом и отняло довольно много времени.

Заккомир, как всегда восторженный, но несколько спавший с лица, которое заметно потеряло эдакую раскормленную кошачью округлость, был освобожден. Барнвельт отвел его в сторонку со словами:

— Хочешь оказать мне одну услугу?

— Вся жизнь моя в вашем распоряженье, владыка Сньол!

— Тогда забудь, что пираты хотели наложить лапу на нас с Таджди. Усек?

Обыск сунгарцев с целью убедиться, что они не прихватили с собой больше денег и оружия, чем было предусмотрено договором, и погрузка их на всевозможные суда союзников заняли весь остаток дня. Поскольку бывших квирибцев, которых оказалось около половины от общего числа пиратов, ожидала ссылка, Барнвельт одолжил у сурускандского адмирала для их доставки десантный транспорт под названием «Ярс».

Королева Альванди настояла на том, чтобы его укомплектовали ее собственными людьми — мужчинами-гребцами и амазонками для присмотра за пассажирами.

— Не буду удовлетворена я до той поры, покуда от собственных девочек не услышу, что мерзавцев высадили там, откуда им и за несколько лет до Квириба не добраться! — добавила она при этом.

В красноватом вечернем свете Рокира не получившие ран экс-пираты всходили на борт «Ярса» у самого входа в канал. Их оказалось триста девяносто семь мужчин, сто двадцать три женщины и восемьдесят шесть детей, и они битком забили корабль даже без квирибских гребцов, которые отправлялись вместе с ними, чтобы привести потом галеру назад.

Ужинал Барнвельт в одиночестве: Тангалоа шатался по Сунгару, увлеченный киносъемкой. Покончив с едой, Барнвельт приказал гребцам отвезти его с «Джунсара» вниз по каналу на «Доурию Деджанаю» Альванди. До этого ему еще не приходилось бывать в личной каюте королевы, теперь изрядно прокопченной после пожара, вспыхнувшего в результате попадания сунгарской ракеты. Он чрезвычайно изумился, заслышав до боли знакомое приветствие:

— Багган! Чувой зу!

Это был, естественно, попутай Фило, прикованный цепочкой к насесту у стены. Сначала он скосил на Барнвельта один глаз, потом другой и, видно, в конце концов его признал, поскольку позволил почесать себя между перьями, Вошедшая королева Альванди заметила:

— Только мы с тобою и умеем обращаться с сим монстром. Ты неким могуществом непонятным над подобными тварями обладаешь, меня ж он попросту боится. Шарахни-ка кружечку фалату отборного — вон там, в графине. Полагаю я, что председательствовать будешь ты ныне и на собраньи, дележу добычи посвященном?

— С ужасом об этом думаю. Все хотят захапать побольше, начнется грызня… Единственно, что меня успокаивает, так это уверенность, что, скорее всего, это будет мое последнее деяние в качестве главнокомандующего.