Побег

Глава 10

Риган лежала на узкой койке, откинувшись на подушки, и дрожала от слабости, а Тревис прикладывал к ее лбу влажную салфетку. Благодарно посмотрев на него, она через силу улыбнулась.

– Морская болезнь мне так некстати, – прошептала она.

Тревис ничего не ответил, а поднял ночной горшок, куда Риган освободила желудок, и пошел на палубу вычистить его.

От слабости Риган лежала безмолвно и не могла шевельнуться. В глубине души она чувствовала, что неожиданно настигшая ее болезнь каким-то образом связана с душевным состоянием. Разумеется, она не могла признаться в этом Тревису, но ее страшила мысль об Америке. Она останется одинокой в чужой стране, жители которой временами говорили на совершенно непонятном ей языке.

После шторма прошел почти месяц, и все это время она практически ничем не занималась, а только помогала Саре шить для себя новую одежду. Больше она не кокетничала с Дэвидом Уэйнрайтом, чтобы возбудить ревность Тревиса. Напротив, она проводила с Тревисом все время, ела, спала и беседовала только с ним. Он оказался замечательным рассказчиком и развлекал ее долгими повествованиями о своих друзьях в Виргинии. Она узнала про Клея и Николь Армстронг; он рассказал ей невероятную историю о том, как раньше Клей, будучи женат на французской аристократке, одновременно обручился с другой женщиной. Слушая его, Риган смеялась до слез, особенно услышав про то, как умеют гримасничать племянник и племянница Клея.

Он рассказал ей о своем младшем брате Уэсли, и только спустя несколько дней Риган сообразила, что он уже юноша, а вовсе не ребенок. Она мысленно молилась за каждого, кому приходилось жить под властью Тревиса. Еще она услышала про семейство Бэксов и других людей, живших выше или ниже по реке.

Риган слушала с интересом, в своем воображении приукрашивая его рассказы. Представляя себе этих людей, она видела маленькие, грубо сколоченные домики; женщин в простых коленкоровых платьях и курящих трубки, сделанные из кукурузных початков; мужчин, простых фермеров, трудолюбиво работавших в полях. Радостно улыбаясь, она рассчитывала все же, что эти люди не будут воспринимать ее как некую королеву только из-за ее красивых дорогих нарядов.

За рассказами Тревиса и собственными фантазиями, которые их расцвечивали, долгое плавание пролетело быстро, и только на этой неделе она стала волноваться. Она не знала, тошнит ли ее от волнения, или же есть другая причина. Риган только понимала, что внезапно ослабела, почувствовала себя отвратительно, и теперь, лежа на койке, лениво смотрела в потолок и мучилась болями в животе.

С самого начала болезни Тревис умело ухаживал за ней: он молча помогал ей, поддерживал голову, когда на нее накатывала дурнота, умывал ее и требовал, чтобы она отдыхала. Он даже перестал работать вместе с командой и почти не оставлял ее одну.

А Риган считала, что его внимательность, – своего рода прощание с ней. Красивая одежда и нежность в последнюю минуту стали как бы вознаграждением за ее близость во время плавания в Америку. Теперь он от нее избавится, вернется к семье и друзьям и уже никогда ее не увидит. Больше его не будет интересовать, кокетничает ли она с другими мужчинами, и есть ли от нее какая-нибудь польза.

По ее лицу потекли слезы. Но почему же он не оставил ее в Англии, где, по крайней мере, ей все было привычно? Зачем он вынудил ее отправиться в эту далекую страну, где решил избавиться от нее как от ненужного хлама?

Она вознамерилась высказать ему все, что думает о нем, но когда Тревис вернулся в каюту, ее опять стало тошнить, и раздражение исчезло.

– Только что мы видели землю, – сообщил Тревис и обнял ее. Она опустила голову на его теплую, внушающую спокойствие грудь. – Завтра в это время мы уже должны прибыть в гавань Виргинии.

– Прекрасно, – прошептала она. – Может быть, когда мы сойдем на сушу, морская болезнь меня отпустит.

Эти слова развеселили Тревиса; он обнял Риган и погладил по голове.

– Думаю, твоя морская болезнь очень скоро пройдет.

Следующие несколько часов на корабле кипела работа. Сара уложила в сундук последнее из новых платьев Риган, а Тревис расплатился с ней и с женщиной, которая помогала ей шить. Прощаясь. Сара и Риган плакали. Сара должна была остаться на корабле и дальше плыть на север, в Нью-Йорк, где жила ее семья. Многие женщины, которым Риган помогала во время их болезни, сложились и подарили ей детское одеяло, расшитое розами.

– Мы так решили, что вам оно скоро понадобится, – сказала одна из них, лукаво посмотрев на Риган и бросив взгляд на Тревиса.

– Я так благодарна вам, – сказала Риган, которая обрадовалась гораздо сильнее, чем им могло показаться. Ведь не могла же она признаться этим женщинам в том, что они стали ее первыми друзьями.

Ночью она лежала без сна в объятиях Тревиса и разглядывала его лицо, освещенное светом луны. Она жалела, что он стал так много для нее значить, ей хотелось ненавидеть его, как раньше, даже считать его негодяем; но сейчас она ощущала только глубокое одиночество от того, что так много теряет: и этого крупного властного человека, от которого она стала зависеть, и женщин, которые видели в ней подругу и вовсе не считали ее бесполезной.

Наутро она хранила гробовое молчание. С трудом выдавливая из себя улыбку, она стояла на палубе и махала рукой своим новым подругам, которые радовались тому, что наконец покидают корабль и испытывали возбуждение от того, что одни вернулись домой, а другие прибыли в новую для себя с грану.

Тревис ушел, чтобы нанять грузчиков. Когда Риган проснулась, было довольно поздно. Корабль уже стоял в порту, и некоторые из пассажиров успели сойти на берег. Поцеловав ее на бегу, Тревис объявил, что будет занят до середины дня. По его словам, штормовой ветер дул в сторону Америки, и они пришли в порт на несколько дней раньше, поэтому никто их не встречает.

«Нас!» – с отвращением подумала Риган, наблюдая за тем, как Тревис показывал матросам, куда ставить ящики.

– Миссис Стэнфорд!

Повернувшись на робкий голос, она увидела за спиной Дэвида Уэйнрайта. Он похудел еще больше, и обращаясь к ней, отвел глаза в сторону.