Страница 25 из 82
Догадавшись, что больше всего ей нужен сон, Тревис укутал ее одеялами, а потом поднялся на палубу выкурить сигару.
– Ну как, устроились в каюте? Тревис повернулся к подошедшему сзади капитану.
– Думаю, все будет хорошо.
Капитан посмотрел на Тревиса, который, зажав в зубах сигару, облокотился о поручни, и спросил серьезным тоном:
– Что у тебя не ладится, дружище? Тревис улыбнулся. Многие годы капитан дружил с отцом Тревиса, пока тот не умер.
– Что тебе известно о женщинах?
– Мужчины знают о них мало, – сказал капитан, сдерживая улыбку и радуясь, что ничего серьезного не произошло. – Извини, что я не познакомился с твоей молодой женой. Говорят, она красавица.
Разглядывая сигару, Тревис ответил не сразу.
– Да, моя жена… Просто мне не удается ее понять. – Он был не из тех, кто делится своими сокровенными мыслями, поэтому не сказал ничего больше. Выпрямившись, он перевел разговор на другую тему. – Думаешь, мебель благополучно доплывет в трюме?
– Думаю, что да, – ответил капитан. – Но зачем тебе еще мебель? Ты ведь пока не пристроил к своему особняку новое крыло.
Тревис усмехнулся.
– Нет, это не понадобится по крайней мере до тех пор, пока у меня не будет хотя бы пятидесяти ребятишек, чтобы заполнить те комнаты, что уже есть в доме. А мебель для одного друга. Правда, я прикупил участок земли. В нынешнем году посею хлопка еще больше.
– Еще больше! – удивленно проговорил капитан, а потом обвел рукой лежавшую перед ними палубу. – А мне нужно только вот это. Я не помню – сколько у тебя сейчас акров земли?
– Думаю, около четырех тысяч. Не веря своим ушам, капитан недоверчиво хмыкнул.
– Надеюсь, твоя женушка – хорошая хозяйка. Твоя мать отдала вашему хозяйству все свои способности и силы, а после смерти отца, пожалуй, оно удвоилось.
– Думаю, она справится, – уверенно ответил Тревис. – Спокойной ночи, сэр.
Вернувшись в каюту, он неторопливо разделся, лег в постель и прижал к себе Риган. Засыпая, он пробормотал:
– Вопрос в том, справлюсь ли я с ней?
Риган потребовались сутки, чтобы убедиться:
Тревис был прав, утверждая, насколько тяжело иметь дело со страдающими от качки. С раннего утра и до глубокой ночи она занималась только тем, что вытирала следы рвоты и смывала ее с одежды людей. У пассажиров не было сил держать головы над фарфоровыми сосудами, которые она подставляла, и они слишком сильно страдали, чтобы заботиться о том, куда девается содержимое их желудков. Матери лежали на узких койках, рядом с ними плакали дети, а Риган и две другие женщины убирали грязь и в течение многих тяжелых часов пытались успокаивать пассажиров.
К собственным заботам Риган прибавился ужас, который она испытывала, видя, в каких условиях живут пассажиры. Их разместили в трех помещениях: одно – для семейных пар, а два других – для одиноких мужчин и женщин, и команда строго следила за тем, чтобы холостые пассажиры держались отдельно друг от друга. Сестрам не дозволялось разговаривать с братьями, отцам – с дочерьми. А в эти первые дни пути страданий и невзгод все так беспокоились о своих близких.
В каждом спальном отсеке были рядами расставлены жесткие узкие койки. В проходах лежали вещи пассажиров: сундуки, ящики, свертки, корзины, и не только с одеждой и вещами, необходимыми для жизни в Новом Свете, но и с запасами еды на все время плавания. Кое-что уже начало портиться, и от этого запаха пассажиров тошнило еще больше.
Риган и две другие женщины сновали по общему отсеку для женщин, им приходилось все время переступать через сундуки или обходить их.
Когда она вернулась в свою каюту, которая по сравнению с увиденным казалась дворцом, то почувствовала, что устала гораздо сильнее, чем предполагала.
Тревис сразу же отложил книгу и обнял Риган.
– Тебе пришлось трудно, любимая, – прошептал он.
Приникнув к его груди, она смогла только кивнуть, радуясь, что рядом с ней здоровый и сильный человек и что теперь она вдали от увиденной за день жалкой нищеты.
Прижавшись к нему в полусне, она расслабилась, едва понимая, что происходит, когда он опустил ее на стул и пошел открыть дверь, в которую кто-то стучал. Даже когда она услышала шум плещущейся воды, у нее не хватило сил на то, чтобы открыть глаза. В конце концов, в течение целого дня она слышала только его, когда стирала одежду, пеленки и мыла грязные ночные горшки.
Улыбаясь от удовольствия, она размякла. Руки Тревиса тем временем стали расстегивать ее платье. Было приятно, что с ней возятся, а не ей приходится ухаживать за посторонними людьми. Он раздел и поднял Риган на руки. Она с такой радостью мечтала о том, как заснет; но когда ее спина коснулась горячей воды, она открыла глаза.
– Тебе нужно помыться, мой пахучий дружок. – Заметив ее удивление, Тревис засмеялся.
Ощущение горячей воды, пусть даже морской, было замечательным, и она откинулась назад, помогая Тревису.
– Я тебя не понимаю, – прошептала она слабо, наблюдая за ним, пока его сильные руки в мыльной пене мыли ее тело.
– Что ты хочешь понять? Я отвечу тебе на все вопросы.
– Несколько недель назад я бы сказала, что похититель людей – преступная личность и его место в тюрьме, а ты…
– Что – я? Я похищаю хорошеньких юных леди, прячу их, но не бью? В любом случае это бывает не очень часто. – Он улыбнулся.
– Нет, – ответила она серьезно. – Ты не такой, но мне кажется, ты способен на что угодно. Я не могу тебя понять.
– А каких людей ты понимаешь? Своего малютку Уэйнрайта? Скажи, скольких мужчин ты встречала в жизни? Скольких ты любила?
Ее ответ удивил Тревиса.
– Одного мужчину, – ответила она. – Я была влюблена один раз, и вряд ли это когда-нибудь еще случится.
Секунду Тревис вглядывался в лицо Риган. Он заметил, как ее взор смягчился, глядя вдаль, как уголки ее губ изогнулись.
Всего на мгновение Риган удалось предался своим воспоминаниям о Фарреле, о том, как он сделал ей предложение, и вдруг зачихала: прямо перед ней Тревис швырнул в воду кусок мыла.
– Заканчивай сама или жди, пока придет твой любимый и домоет тебя, – крикнул он. Дверь с треском захлопнулась за ним.