Возвращение танцмейстера

Послышался то ли всхлип, то ли вздох. Невидимый собеседник, разговаривая с ним, продолжал ходить по комнате. Вдруг что-то скрипнуло. Стефан слышал этот звук и раньше – стул или, может быть, диван, который скрипел именно так, когда на него садились. Но сам он на нем не сидел.

Он вздрогнул, потому что сообразил, что уже сидел на этом же стуле. Теперь он был к нему привязан.

– Я хочу домой, – вновь сказал голос. – Мне еще осталось прожить несколько лет. Но сначала я хочу знать, кто убил Авраама Андерссона. Есть ли моя вина в этой смерти. Я, конечно, уже ничего не могу изменить. Но я могу остаток моих дней ставить свечу у образа Пресвятой Богоматери и молить ее о прощении.

– Вы ехали в синем «Гольфе», – сказал Стефан. – Вдруг кто-то встал на дороге и начал стрелять. Вы ушли. Не знаю, ранены вы или нет. Но тот, кто стрелял, скорее всего, убил и Авраама Андерссона.

– Вы много знаете, – сказал голос. – Впрочем, вы полицейский, вам положено много знать. Вы к тому же должны сделать все от вас зависящее, Чтобы меня поймать, хотя на этот раз и получилось наоборот – это я вас поймал. Я не ранен. Вы правы, мне повезло. Я выскочил из машины и остаток ночи провел в лесу. Потом наконец решился продолжать путь.

– Но вам же понадобилась машина.

– Я заплачу за испорченную машину. Приеду домой и вышлю деньги.

– Я имею в виду – после этого. Вы же должны были на чем-то сюда добраться.

– Я нашел машину в гараже в каком-то доме на опушке. Не знаю, хватился ли кто ее. Дом выглядел пустым.

Стефан заметил, что в голосе говорившего появились оттенки нетерпения. Надо осторожнее выбирать слова. Звякнула бутылка, потом послышался звук откручиваемой пробки. Несколько глотков. Пьет из бутылки, подумал Стефан. В комнате распространился слабый запах спирта.

После этого последовал рассказ о том, что случилось пятьдесят четыре года назад. Короткий рассказ, ясный, четкий, даже сухой.

– Вальдемар Леманн был учителем. Наставником палачей. Каким-то образом он познакомился с Гербертом Молином. Как – не знаю. Я даже не знал, кто убил отца, пока не встретился с Хёлльнером. Но то, что я узнал потом, достаточно, чтобы понять, что смерть Молина была заслуженной и справедливой.

Опять звяканье бутылки, запах спирта, глотки. Он напивается, подумал Стефан. Он может потерять контроль над своими действиями.

Страх усилился. У него было ощущение, что он заболевает.

– Мой отец был учителем танцев. Танцмейстером. Мирный пожилой человек, обожавший учить людей танцевать. Особенно молодых и застенчивых учеников. В один прекрасный день Герберт Молин пришел к нему учиться танцевать. Кажется, у него была увольнительная на неделю, и он проводил отпуск в Берлине. Кто посоветовал ему пойти к отцу, мы никогда не узнаем. Но он стал учиться у отца. Особенно он хотел научиться танцевать танго. Каждый раз, когда он получал увольнительную, он приезжал в Берлин. Сколько раз точно – тоже не знаю. Но я помню этого молодого солдата – я видел его несколько раз. Я помню его лицо, и я узнал Герберта Молина, когда наконец нашел его.

Говоривший встал, и опять раздался скрип мебели. Стефан внезапно вспомнил, где он слышал этот звук. На Эланде, у Эмиля Веттерстеда. Я схожу с ума, подумал он. Я же в Херьедалене, а не на Эланде.

Человек снова начал говорить. На этот раз голос раздавался справа от Стефана. Он пересел на другой стул. Этот не скрипел. Еще одно воспоминание мелькнуло у Стефана в голове. Он уже обращал недавно внимание на стул, который не скрипит. Он должен вспомнить.

– Мне было двенадцать лет. Отец давал уроки дома. Когда в тридцать девятом году началась война, у него отобрали его танцевальную студию, и на наших дверях появилась шестиконечная звезда Давида. Он никогда об этом не говорил. Об этом никто не говорил. Один за одним исчезали наши друзья. Но отец не уезжал. У него был брат, он делал массаж Германну Герингу. Мы были как бы прикрыты. Нас никто не трогал – до тех пор, пока не явился Герберт Молин, чтобы учиться танцам.

Голос его сорвался. Стефан лихорадочно пытался припомнить, где он находится. Это было первым условием, чтобы попытаться что-то предпринять. Человек, находившийся рядом с ним, был совершенно непредсказуем – он убил Герберта Молина, он пытал его, он делал все то же самое, что и те, о ком он рассказывал.

Рассказ возобновился.

– Я иногда заглядывал в комнату, где отец давал уроки. Как-то наши взгляды встретились. Он улыбнулся мне, этот молодой солдат. Мне он понравился. Молодой улыбающийся солдат в мундире. Поскольку он ничего не говорил, я, естественно, подумал, что он немец. Откуда я мог знать, что он из Швеции. Что произошло потом, я точно не знаю, знаю только, что он стал одним из подручных Вальдемара Леманна. По-видимому, Леманн каким-то образом узнал, что Молин берет уроки танцев у одного из этих поганых евреев, каким-то чудом оставшихся в Берлине и имеющих наглость вести себя так, как будто они такие же люди, как и другие. Не знаю, каким образом ему удалось превратить Молина в такое же чудовище, как он сам. Но он был по-своему талантлив, этот приказчик дьявола, Леманн. Как-то вечером Молин пришел на очередной урок. Я обычно сидел в прихожей, и мне было слышно, как отец отодвигает мебель к стенам – освобождает место для танцев. В комнате были красные занавеси и паркетный пол. Я слышал приветливый голос отца, когда он отсчитывал такты и говорил: «левая», «правая»… «не сутультесь, пожалуйста»… Но вдруг граммофон замолчал. Стало совершенно тихо. Я сначала думал, они сделали перерыв. Вдруг открылась дверь, и Герберт Молин почти выбежал из квартиры. Я видел его ноги в туфлях для танцев. Обычно отец после урока выходил, вытирая пот со лба, и улыбался. Но не на этот раз. В комнате было совершенно тихо. Я заглянул. Отец был мертв. Герберт Молин задушил отца его собственным брючным ремнем.

Потом последовало продолжение. Стефану казалось, что человек кричит, хотя тот говорил негромко.

– Он задушил отца его собственным брючным ремнем! И запихал ему в рот сломанную граммофонную пластинку. Этикетка была в крови. Это было танго, я успел это заметить. Всю жизнь я искал этого человека. И только по чистой случайности, встретив Хёлльнера, я узнал имя убийцы. Узнал, что отца убил швед, человек, которого никто не принуждал служить Гитлеру, никто не внушал бессмысленную и непонятную ненависть к евреям. К человеку, который помог ему преодолеть застенчивость, научил его танцевать. Я не знаю, что Леманн делал с Гербертом Молином, чем он его пугал, каким образом заразил его нацистским безумием. Это не так важно. В тот день он пришел к нам в дом не танцевать. Он пришел убить моего отца. Это было убийство, такое жестокое и бессмысленное, что нет слов. В комнате лежал мертвый отец, с брючным ремнем вокруг шеи. В эту минуту умер не только он. Умерла его жена, моя мать, умер я, умерли сестра и брат. Нет, мы, конечно, продолжали жить, мать, правда, недолго. Она сумела устроить так, что мы смогли уехать – последняя милость, полученная моим дядей от Геринга. В Швейцарии она покончила с собой. Остался один я. Брат и сестра не дожили до тридцати – брат спился, сестра отравилась, а я попал в Южную Америку. Я искал этого человека, этого юного солдата, убившего моего отца. Я потому и уехал в Южную Америку, что туда сбежало огромное количество нацистов. Я не мог себе представить, что он живет, а мой отец погиб от его руки. Наконец, я его нашел – старика, прячущегося здесь, в лесах. Я убил его, я дал ему последний урок танцев, и я был уже по дороге домой, когда узнал, что кто-то убил его соседа. И я хочу знать, есть ли в этом моя вина.

Наступила тишина. Стефан ждал продолжения. Он вспомнил имя, названное Фернандо Херейрой, – Хёлльнер. Что-то важное произошло, когда он встретил Хёлльнера.

– Кто был Хёлльнер?

– Вестник. Вестник, я ждал его всю жизнь. Человек, случайно оказавшийся в тот вечер в том же ресторане, что и я. Сначала, когда я понял, что он эмигрант из Германии, я подумал, что это один из нацистов, прячущихся в Аргентине. Потом я понял, что он такой же, как и я. Человек, никогда не плясавший под дудку Гитлера.