Страница 2 из 18
Но чаще я печален и не рад
Неполны закрома людских отрад.
Я тщусь найти, пройдя стезей тревог,
Блаженства истинного уголок,
Куда душа, надежд утратив сладость,
Придет, чтоб в счастье ближних черпать радость.
Но брег обетованный где найти?
Болтают все - а знают ли пути?
Твердит холодных стран озябший житель,
Что всех счастливее его обитель,
Хваля сокровища пучин кромешных
И ночи долгие в пирах неспешных;
А голый негр, жарой пустынь томим,
Кичится золотым песком своим,
Теплом реки, палящим солнцем в небе,
Благодаря богов за этот жребий.
Все верные отечества сыны
Не знают лучше собственной страны.
Меж тем, коль все края окинем взглядом
И судьбы всех людей поставим рядом,
Поймем, что поровну Природы милость
Меж человечеством распределилась
И что Искусства распахнули двери
Для всех народов мира в равной мере.
Природы материнская опека
За труд одаривает человека.
Повсюду сыт крестьянин благодарный
На скалах Идры и на бреге Арно;
Как ни кичится высью горный гребень,
Он обращается в сыпучий щебень.
Искусство шлет нам блага торовато
Довольство, вольность, честь, торговлю, злато.
Но каждое из них стремится к власти
И все другие склонно рвать на части.
Довольства нет, где вольность и богатство;
Торговля честь склоняет к святотатству.
И каждый край, одно из благ избрав,
На нем основывает свой устав.
Народ излюбленных отрад алкает
Иные цели рьяно отвергает.
Отрады эти множатся дотоль,
Пока в сердцах не порождают боль.
Чтоб рассужденья эти ясны стали,
Проверим их, обозревая дали.
От дел насущных мысли вдаль умчались
Сижу, о человечестве печалясь,
Как одинокий куст на склоне голом,
Что вторит ветру вздохом невеселым.
Вдали, где ввысь стремятся Апеннины,
Раскинулась Италия картинно;
Леса шумят, сбегая по нагорьям
Веселым карнавальным многохорьем;
И, привлекая взор, то здесь, то там
Мелькает в куще островерхий храм.
Коль счастье могут дать дары природы,
Счастливей итальянцев нет народа:
Обильные плоды в садах взросли,
Вздымаясь ввысь иль прячась у земли;
Обильные цветы под солнцем жарким
Ласкают взоры многоцветьем ярким,
Обильные растенья красят луг
В краю, где север обнимает юг.
Они - земли беспечные владельцы,
Не ждущие забот от земледельца.
Морского ветра влажные крыла
Разносят ароматы без числа.
Но сердцу мало чувственных услад,
Меж тем лишь ими сей народ богат.
В садах плоды, в полях зерно в достатке,
Но род людской находится в упадке:
В повадках властвуют противоречья
В союзе с нищетой живет беспечье,
Соседствует с покорностью тщеславье
И с глубиной суждений - легконравье,
В молельщике безбожник истый скрыт,
Раскаявшийся - новый грех таит.
Здесь от пороков разум впал в бессилье,
Их родило былое изобилье
Еще не столь давно, не сея зла,
В стране торговля вольная цвела.
Ее наказ велел восстать колоннам,
Опять сиять дворцам испепеленным.
Природа заблистала на холсте
Во всей невыразимой теплоте,
И статуй строй, величествен, огромен,
В ту пору зрел в нутре каменоломен,
Пока, гульлива, как зефир ночной,
Не уплыла торговля в край иной.
Оставило богатство, вмиг растаяв,
Без люда грады и без слуг хозяев.
И стало ясно: было не здоровье,
А лишь болезненное полнокровье.
Утрату злата возмещают ныне
Искусствами - обломками гордыни;
В них видеть слабодушные готовы
Замену изобилия былого.
Здесь то и дело развлекает взгляд
Мишурный блеск роскошных кавалькад;
В любви и в благочестье - блеск пустой,
Куда ни глянь - блудница иль святой.
К забавам этим пристрастились нравы:
Довлеют детям детские забавы.
Ни в чьей душе нет благородной цели,
А если есть, то брезжит еле-еле.
Но между тем услады для ничтожеств
Пленяют ум красой своих убожеств.
Под сводом, видевшим великий Рим,
Но иссеченным временем слепым,
Тревожа мертвых посреди руин.
Жилище строит бедный селянин
И, хижине своей убогой рад,
Дивится роскоши былых громад.
Но зри, душа: суровая природа
Растит высокость меж людского рода.
Швейцарцу край достался многотрудный:
Земля тверда и хлеб рождает скудный.
Холмы нагие пищи не родят,
С них сходят в дол лишь воин и булат.
Цветы весны на скалах не цветут,
В разгаре мая зимний ветер лют.
Не полог легкий грудь горы облек
К ней мрак припал и звезд холодный ток.
Меж тем довольство и сюда пришло,
Переборов природы мрачной зло.
Хоть в бедности крестьянин здесь живет,
Себя он обделенным не зовет.
Он роскоши не видит и обжорства
И жребием доволен без притворства.
К умеренности он во всем привык,
Земля - простых отрад его родник.
Он свеж и бодр поутру, кончив роздых,
Поет, вдыхая грудью горный воздух,
Тревожит глубь реки удой тягучей,
Иль дерзкий плуг свой громоздит над кручей,
Иль ищет норы по следам в снегу
И бой дает косматому врагу.
А ввечеру, окончив труд дневной,
Сидит монархом в хижине родной,
С улыбкой обращает ясный взгляд
На радостные лица милых чад;
Жена достатком скромности горда:
Сияет утварь и вкусна еда.
Зашедший путник с радостью готов
Рассказом заплатить за стол и кров.
Все блага, что природа посылает,
Любовь к отечеству усугубляют.
И беды у швейцарца за порогом
Дают довольство в жребии убогом.
Сколь дорог кров, покой душе дарящий,
Сколь дорог холм, в круженье бурь глядящий!
Дитя, пугающие слыша звуки,
Вкруг матери тесней сжимает руки
Так злобный ветер и ночной обвал
К родным горам швейцарца привязал.
Вот все отрады бедных состояний
Сколь мало нужд, сколь узок круг желаний!
Но множить им хвалы умно навряд
Желаний мало, мало и отрад:
Желанье, в грудь вселившее горенье,
Несет отраду в удовлетворенье.
Здесь угожденье вовсе не в чести,
Ведь вожделенье держат взаперти;
Здесь не умеют в пресыщенье чувства