Оружие скальда

— Ах да, конечно, если хочешь! — беспечно позволила кюна Аста. — Раз уж ты оказался так далеко от дома, должен же ты почтить богов!

— Мама, пора идти! — В девичью снова вошла Вальборг. И Рагнар заново был восхищен ее красотой. Серое платье она сменила на темно-голубое, с богатой золотой отделкой, поверх него накинула ярко-алый шелковый плащ. Простой ремешок на ее голове был заменен узкой лентой с густой золотой вышивкой. Колец и обручий на ее руках было немного, но все это было золото искусной, тонкой работы.

— Я готова! — отозвалась кюна Аста, которая нарядилась в лучшее платье с самого утра. — Смотри, Эгвальд уже вышел.

Вальборг бросила взгляд в окно и увидела то, что и ожидала увидеть. В гуще пестрой, разряженной по своим вкусам и возможностям толпы мелькали два ярко-красных пятна, как два языка пламени. Эгвальд, в синей шелковой рубахе и алом плаще, держал за руку Ингитору. Оба они были веселы, о чем-то смеялись в кругу Эгвальдовых хирдманов. Наверное, Дева-Скальд забавляла их новыми стихами о позорных похождениях конунга фьяллей. Весь Эльвенэс знает, что сын конунга влюблен в Ингитору. Вальборг уже не раз советовала брату не так явно выказывать предпочтение дочери Скельвира, но он ее не слушал. Вальборг считала, что брат ее в главном пошел в мать — думает прежде всего о том, что доставляет ему удовольствие.

Весь склон перед святилищем Фрейра был заполнен бурлящей толпой. Словно морские волны, она растекалась по долине, освобождая дорогу конунгу и его приближенным. Впереди всех на повозке, увитой цветами и зеленью, везли огромного кабана, выкормленного нарочно для праздничной жертвы Фрейру. Утром его выкупали в теплой воде и расписали круглые розовато-рыжие бока красными священными узорами. Чтобы глупое животное не нарушило торжественного порядка, кабана опоили какими-то травами, и он был благодушен и спокоен, словно кататься в повозке для него самое обычное дело.

Народ встречал кабана ликующими воплями, как самого бога. В нем был залог их благополучия на весь ближайший год.

Ворота святилища были раскрыты, а высокий, больше человеческого роста, идол Фрейра вынесли из дома на площадку, как будто Светлый Ван в свой праздник вышел навстречу людям.

Хеймир конунг первым вошел в святилище и вынес оттуда жертвенный нож и огромные серебряные чаши. Кюн-флинна Вальборг встала возле него, держа два веничка из ветвей можжевельника и омелы. Со всевозможным почтением кабана сгрузили с повозки и подвели к большому плоскому камню — жертвеннику. Вся толпа громко запела славу Фрейру, и сестре его Фрейе. Эгвальд сбросил красный плащ на руки Ингиторе, закатал рукава рубахи и подошел к отцу. Взяв с жертвенника нож, он трижды провел им над огнем, освящая для принесения жертвы. Песня стала громче.

Трое самых знатных хельдов уложили кабана на спину, а Эгвальд одним сильным ударом вонзил жертвенный нож ему в сердце. Вальборг и кюна Аста подставили большие жертвенные чаши под бьющую струю темной крови. Толпа ревела — Фрейр принял их жертву.

— Послушайте меня, слэтты! — воскликнул вдруг Эгвальд. Его одежда, руки, даже лицо было забрызгано кровью, благословившей его на все задуманные дела. Толпа притихла, слушая, что скажет им будущий конунг.

Эгвальд снова повернулся к кабану и положил правую руку на голову жертвенного животного.

— Над священной жертвой я даю обет в этот день! — воскликнул Эгвальд, и толпа затихла до самых дальних рядов. — Я клянусь отправиться с войском к конунгу фьяллей и не знать покоя до тех пор, пока не одолею нашего врага! И я прошу богов помочь мне в этом!

Едва он кончил, как сотни мечей со звоном ударились о щиты. Громкими криками и звоном оружия хирдманы и хельды выражали согласие с решением конунгова сына. О новой войне с фьяллями все думали давно, и все мечтали о походе, который даст слэттам новую добычу и новую славу. Со всех сторон мужчины устремились к жертвеннику. Каждый клал руку на тушу кабана и клялся последовать за Эгвальдом.

А Эгвальд посмотрел на Ингитору. Лицо ее горело, глаза блестели, как звезды. О такой клятве она мечтала с тех пор, как ушла из дома, как попала в усадьбу конунга. У женщины нет сил, чтобы поднять меч, — она просила богов дать ей того, кто поднимет меч ради ее мести. И вот она его нашла. Трудно найти мстителя лучше, чем сын конунга и его дружина. А клятва Фрейру над жертвенным кабаном — уже не пустые слова. Цель ее близка.

Ингитора восхищенно улыбалась Эгвальду, видела в его лице торжество, надежды, воодушевление. Брызги крови темнели на его лице, и вдруг душа Ингиторы наполнилась тревогой.

Алый блеск крови вдруг показался ей неприятен. Она сама не понимала своей тревоги, но ликование в ее душе погасло. Эгвальд стоял перед ней, полный сил и задора, а ей вдруг показалось, что он стал прозрачным, как тень. Ведь своей клятвой он обрек себя на опасное дело. Мало кто больше самой Ингиторы раздумывал о том, как силен Торвард конунг и каким опасным врагом он будет. И Хальт говорил ей об этом, а уж он не ошибается.

И с той же силой, с какой она желала отмщения, Ингитора вдруг пожелала, чтобы Эгвальд остался при этом жив. До сих пор она нередко видела в нем орудие своей мести. А сейчас она осознала, что ей вовсе не будет безразлично, что станется с ним самим.

Кюна Аста и Вальборг, держа в руках серебряные чаши, полные жертвенной крови, окунули в них венички и стали кропить кровью идол Фрейра и стены святилища, потом стены и ворота, потом толпу. Крича славу богам и конунгам, люди лезли вперед, подставляли лица под дождь тепловатых липких капель, ловя благословение Фрейра и Фрейи. Лица, руки, одежда жены и дочери конунга тоже были забрызганы кровью, как и всех вокруг. Кюна Аста весело смеялась, как девочка, щедро разбрасывая вокруг благословения Светлых Ванов, а Вальборг хмурилась, и это тоже не осталось незамеченным. В такой день, перед ликами богов, никто не должен хмуриться, особенно семья конунга. И сейчас весь народ гораздо больше любил сына Хеймира, чем его дочь. Хорошо, что у Хеймира вырос такой доблестный наследник! Он прославит племя слэттов! И сотни голосов хором выпевали славу конунгу и его сыну, впервые пропетую Девой-Скальдом на недавних пирах: