Оружие скальда

— Только не рассказывай мне, что Торвард сам влюблен в эту язвительную деву! — говорил Рагнар, и Вальборг застыла, почти перестав дышать. Никогда ей и в голову бы не пришло, что дочь конунга может унизиться до подслушивания, но слова «Торвард влюблен» приморозили ее к месту. Узнать, свободно или занято его сердце, вдруг стало необычайно важно для нее. Правда об этом была дороже достоинства.

— А почему ты так уверен, что нет? — отвечал ему голос Снеколля. — У тебя белая борода, Рагнар, и взрослый сын, которому тоже пора жениться. Неужели ты совсем забыл, каково быть молодым и влюбленным?

— Но не в нее же! Или ты забыл, как он ее ненавидел! Как у него сжимались кулаки при одном ее имени? Он не мог и слышать о ней…

— Он не мог о ней слышать, потому что ее не видел. А когда увидел, все стало по-другому. Впрочем, так болтают женщины, а мы с тобой вовсе не должны повторять глупости. Ты с рождения знаешь Торварда — разве он станет кому-то раскрывать свое сердце? Может быть, ничего подобного и нет. Но он твердо решил держать ее у себя, пока Хеймир и особенно Эгвальд ярл не поклянутся хранить с ним мир и не мешать править новому конунгу квиттов. Да, с Эгвальдом ярлом очень и очень приходится считаться. Он — наследник, будущий конунг слэттов. А когда у человека столько седины в бороде, как у Хеймира, наследник может ему понадобиться в любой день.

— А Эгвальд ненавидит Торварда и будет ненавидеть всегда! — убежденно ответил Рагнар. — Я нагляделся на него и до того похода в Аскрфьорд, и после. Раз он сказал, что не пойдет на помощь, пока не получит свою Деву-Скальда, то так и будет. Его никто не сможет уговорить.

— А Торвард не отдаст ее, пока не получит их клятв! — со странным удовлетворением ответил Снеколль, словно черту подвел. — Вот это и называется — ведьмино кольцо! Они не сговорятся никогда! Ты знаешь Торварда — можно ли его переупрямить?

— Да, упрямством он пошел в мать! — со вздохом согласился Рагнар. — Но здесь я вижу мало поводов для радости. Раздор — всегда зло, а сейчас наихудшее время для раздоров. Никто толком не знает, что делается на Квиттинге. Ты говоришь, что Торвард убил какое-то тамошнее чудовище, но я не поручусь, что оно было последним. И что на смену ему не выползет еще сотня чудовищ. А Тролленхольм? Духов четырех колдунов не смогла обезвредить даже кюна Хёрдис. Никто не знает, сколько там осталось усадеб, где они, сколько в них людей. И чего хотят эти люди — мира или войны? Сила никак не помешает ни Торварду, ни Эгвальду. Оставить Квиттинг нельзя, воевать на нем поодиночке — настоящее безумие!

— Ты во всем прав, мой друг! — спокойно согласился Снеколль. Даже такая страшная картина не поколебала его добродушия и уверенности, что рано или поздно все сложится к лучшему. — Ты не зря славишься мудростью. Посоветуй, что теперь делать, а я отвезу твой совет Торварду. Если ты сам не хочешь оставить здешнюю кюн-флинну…

Услышав упоминание о себе, Вальборг вздрогнула, будто проснулась, разом устыдилась, испугалась и поспешно выскользнула из молочной. Торопливо пересекая полутемный двор, она не решалась оглянуться по сторонам, боялась, как бы кто ее не увидел, как служанка, тайком вылизавшая полгоршочка сливок. Она дрожала от волнения, щеки ее пылали, как в болезненном жару, слова Рагнара и Снеколля отдавались в ее памяти. Она узнала слишком много, и душа ее была в невыносимом смятении. Торвард любит Ингитору! Снеколль и Рагнар как будто склонялись к тому, что это не может быть правдой, и Вальборг само предположение о подобном казалось чудовищным. Ведьмино кольцо! Может ли быть что-то хуже этого раздора во время общей войны! Его нужно преодолеть во что бы то ни стало, поскорее!

Прибежав в девичью, Вальборг постаралась взять себя в руки, чтобы никто не заметил ее волнения, села спиной к свету. Она взялась было за веретено, но пальцы ее дрожали. Рагнар найдет хорошее средство преодолеть этот раздор. Такое средство должно быть. И Вальборг тоже подумала об этом. Она найдет в себе силы одержать победу там, где бессильны мечи и секиры.

Утром Вальборг позвала Рагнара прогуляться к морю. Они нередко гуляли вдвоем, когда у кюн-флинны бывало свободное от хозяйственных забот время, и никого это не удивляло. Пятеро хирдманов, охранявших кюн-флинну, шли в нескольких шагах позади, разговаривая о своем. Вернее, о предстоящем походе то ли на квиттов, то ли на фьяллей.

Позади остались фьорд и полоса берега, занятая кораблями собравшегося войска. На полянке паслось стадо усадьбы Кларэльв, раб в коричневом драном плаще дремал под крайними деревьями маленькой рощицы. Вальборг села на большой камень, откуда было видно мope. Рагнар сел рядом с ней, хирдманы устроились на траве неподалеку.

— Ты, я вижу, давно знаком с этим человеком, Снеколлем? — спросила Вальборг.

— Да, я знаю его много лет, — подтвердил Рагнар. — Мы с ним вместе ходили в походы, еще когда были не старше Эгвальда ярла. Хочешь узнать, почему у него такое смешное прозвище — Китовое Ребро? Он тогда еще жил в усадьбе отца, ему было не больше семнадцати зим. На ничейную отмель вынесло кита, Снеколль с работниками поспешил его разделать, но люди из соседней усадьбы тоже хотели получить половину. У них началась драка, и Снеколль пристукнул одного из соседских работников китовым ребром. С тех пор его так и прозвали.

В другое время Вальборг весьма позабавила бы эта история, но сейчас она лишь чуть-чуть улыбнулась. Рагнар заметил это.

— Что-то тревожит тебя, кюн-флинна? — спросил он.

— А разве мало у нас поводов для тревоги? — Вальборг подняла на него глаза. — Разве нам не грозит новая война?

— Разные беды нередко грозят людям, — спокойно ответил Рагнар. — Но умный человек всегда вовремя найдет способ избежать их и достичь радости.

— Так посоветуй нам что-нибудь. Если бы ты сам был конунгом или хотя бы имел возможность ему советовать, что бы ты решил?

— Я решил бы, что там, где одна женщина служит поводом к раздору, другой женщине сами боги велят сделаться основанием для согласия, — сказал Рагнар. Он говорил медленно, как будто взвешивал каждое слово, а Вальборг вдруг ощутила внутреннюю дрожь — седобородый фьялль как будто подслушал ее вчерашние мысли.