Страница 2 из 12
Потом, уже на втором месяце беременности, она еще раз увидит сей огнезрачный престол - после того как найдет в бумагах Сергея случайно клочок из тетради в клеточку. Там нарисовано, как он разрезает ей сумку. После, видимо, спохватился и зачеркнул крест-накрест это воровство. Но клочок не выбросил...
А до этого Сергей поступил в военное училище, и один раз Варя, давно знакомая с ним, сказала Юле, что встретила Упрямцева в центре (она знала всех по фамилии - так было принято в филологической среде, типа "Онегин, я скрывать не стану..."), и он предложил ей сходить в кино.
- Варь, не надо, а?! Как бы он тебя узнал: ты уже месяц как блондинка, а была брюнетка.
- Серьезно, Юль, поверь! Он сделал это с таким видом ребенка, открывшего, что есть другие сорта конфет. И я подумала: мэйби, он ненормальный, тогда дети-то какие будут!
Юля с тоской глядела на подругу. Конечно, в училище хорошо кормят, режим, каждый день зарядка, по Сереже стали бегать шары - такого каждая захочет, даже Варя не устояла.
- Да ты сама ему предложила! Открыла свои нижние объятия (это были слова из детского стихотворения Вари - про лягушку).
И после этих слов Юля подумала: все - бездна. Варя стоит напротив, но это уже враг. А Варя так же отзеркалила эту мысль: да-да, Юля не хороший друг, а хорошая стерва. Хотела, как лучше, а она...
Но прошло три месяца, и как срастаются все живые ткани - растения, нервы, дружбы, - так и у Вари и Юлей срослось. Но шрам остался. Так, Юля в ту сессию не могла ничего учить и провалила историю КПСС: сколько она на своем съезде постановила МТС построить; даже святые Кирилл и Мефодий ничего не могли Юле сказать, хотя она мысленно просила их. Эх, Варя-Варя, зачем ты сказала... Это будет уже не Дружба, а дружба.
Но в конце концов институт Юля закончила. Когда играли свадьбу, Сережа тоже уже получил звание старшего лейтенанта. Его оставили в училище преподавать политэкономию социализма.
Октябрь-свадебник! Зачем ты не январь? Зимой все кусты занесены снегом, а осенью шиповник такой колючий - ухватил кусок прозрачной Юлиной фаты и не отпустил! Пришлось немного обрезать. Плохая примета, сказала соседка Валентина Лихоед.
- Пустодымка, молчи! - закричала на нее старая Олимпиевна. - Уж ты-то не суйся, а?!
Валентина и Леонид Лихоеды (такие красавцы, что даже синяки их не портили) жили через стенку. Дом был крылатым - в два крыла. Пьяные ссоры соседей часто не давали Юле заснуть. Но незадолго до свадьбы родители пригласили священника и квартиру освятили - побочным эффектом этого стало прекращение скандалов у Лихоедов. Стенка-то общая, а ее освятили.
Лихоеды были, как все выпивающие, люди крученые, но на каждом углу заявляли, что они чо - они ничо, они вообще с простой улицы "Стахановская". Улица сия тоже была шумно представлена на свадьбе. И вдруг Леонид громко жениху пожелал:
- Чтоб до смерти девки снились!
Багровое молчание повисло над столом, Варя подавилась рыбным куском. Но настигнутый по затылку костистым кулаком Олимпиевны, Леонид тут же опустел глазами: "А я чо - я ничо, я вообще с простой улицы Стахановской".
Кокшаров, друг Сергея, зашептал Юле и Варе: ему одна зрелая дама говорила, что на самом деле те, которые не донжуаны, они вообще никому не нравятся. Варя мгновенно возразила: Дмитрий Лихачев всем нравится! Но Кокшаров не знал, кто такой Лихачев, и суетливо предложил выпить за семью как таковую: ведь все Лихачевы и тому подобные гении иначе откуда появятся они ведь все оттуда!
- Откуда? - сунулся к ним Леонид.
- Адрес известен.
Варя всем предложила тост в стихах: "Молчи, скрывайся и таи - от мужа все рубли свои..." (дальше Юля не запомнила). Причем на этот раз подруга была опять с новым цветом волос - под красное дерево. Это только-только входило в моду. А что такое мода? Это то, что делает человека сильнее от подключения к массе других людей. Юля понимала, что Варя напряженно ищет себя и думает, что внешнее протянет руку помощи внутреннему.
- У какого мастера ты причесываешься? - спросил Кокшаров.
- У попугая.
Он зашелся в хохоте, полагая, что это юмор. Но Варя на самом деле часто позволяла своей попугаице делать гнездо у нее в волосах, а после только фиксировала лаком ее матримониальное произведение.
Варя прозвала Кокшарова - "Кошмаров", потому что он с ходу окрестил ее прозвищем "Ветромсдуйка". Правда, себя он тоже не щадил:
- А я - "Попробуйсдуйка".
Был он лысоват, полноват, простоват, но Варя почти все время с ним танцевала, они еще время от времени чокались стаканами с черносмородиновой настойкой и ушли вместе - "домиком", наклонившись друг на друга, как две падающие пизанские башни. На улице Варя сразу выпрямилась- она просто все разыграла для спокойствия невесты. Но Юля уже понимала, что их надтреснувшая дружба выдержала испытание... а без испытания ничто ничего и не стоит!
Были там и другие приятели Сергея и однокурсницы Юли - советская молодая поросль. Тогда ведь все было советское: посмотришь в небо советский спутник летит, посмотришь в море - советский атом плывет. Отчасти молодые люди пришли по-доброму полюбопытствовать - они прослышали, что в семье Лукояновых верят в летающих ангелов и тэ дэ. Партия обещала, что таких людей скоро не будет, так вот, пока они есть, надо посмотреть, запомнить. И говорить в старости внукам, в году этак двухтысячном: "Знаешь, дружок, какой я древний - я еще последних христиан видел!"
Значит, внукам рассказать! Но, выпив, они забыли об этом смачном будущем миге и захотели замесить диспут с невестой:
- Вы вправду думаете, что человека Бог создал? Ведь на самом деле он произошел от пришельцев!
- А пришельцев кто создал? - спросила Юля.
Гость-диспутант пошел искать ответ в граненом стакане. Еще несколько спорщиков, кипя, подходили к старшим Лукояновым и задавали хитрые вопросы из "Памятки атеиста", где ясно писалось, что верующие - люди глупые и должны давать глупые ответы. Но, получив другие ответы, спорщики ошеломлялись и присоединялись к группе искателей ответов в стакане. Изнуренная поисками, в конце концов эта фракция повалилась друг на друга и на всех, как бы безмолвно говоря: истину-то искать - это вам не просто водку хлестать!
И лишь один Андрей Голубев сидел с таким видом: братцы вы братцы, Дарвина-то читать было нужно! И почаще. Он кинул презрительный взгляд на искателей граненой истины и начал:
- Я сам видел человека с хвостом. Мне тогда было семь лет. Как я бегал за мальчиком с хвостом: "Покажи, покажи!" Не буду называть его фамилию, сейчас она многим известна... Я ему говорю: "Ну что тебе дать, чтоб ты показал? Яблок?" - "Можно". Полез я ночью к соседям за яблоками. А наутро закончилось мое исследование: в кустах он показал мне свой отросток - три с половиной сантиметра. Так что, братцы, все мы от обезьяны (и он сочувственно посмотрел в сторону хозяев: вот, загнал вас в тупик, но что поделаешь истина заставляет).
Петр Борисович, посмеиваясь, начисто отказался играть роль тупика:
- А я сам видел девочку с заячьей губой, так что - от зайцев, что ли, человек произошел?
Тут-то наш дарвинист и погрузил свою губу - крепкую, без изъяна - в граненую емкость. Но все же он далеко отстал от первой фракции искателей истины, которые до утра не выходили из своего дымного элизиума, хотя их безжалостно роняли подвыпившие друзья, развозя на такси по домам...
А жених и невеста хотели в это время наговорить друг другу побольше загребающих их будущую жизнь слов:
- Знаешь, я больше никогда не буду назначать свидания у памятника Ленину! Ты порви эту телеграмму... я использовал памятник как привязку к местности.
- Так мы сейчас уже женимся, какие свидания-памятники?
- Нет, самые свидания и начнутся: у стиральной машины, у картофельной грядки... а потом мы купим машину!
Отец Юли, Петр Борисович, со страхом слушал этот диалог, его в свое время эта власть, заполнившая полмира, наказала за кощунство труда на себя. Он с Дона был сослан на Урал, а куда же зятя с Юлей сошлют: к Ледовитому океану? Он принял рассеянно-подпитой вид и развесил в шуме свои слова: