Рождение империи

ГЛАВА 21

Мэддин принял подзорную трубу из рук Авьера и поднял ее к глазам.

– Ни черта не вижу, – шепотом признался он.

– Вы бы увидели все что нужно, если бы киданцы повылезали на стены, чтобы оборонять город, – самодовольным тоном произнес Авьер. – Если, конечно, наш план не пошел наперекосяк, а ривальдийская армия не сидит в засаде, ожидая той минуты, когда мы высадимся на берег. Вот тогда бы вы удивились.

– А ведь как там Гэлис, мы до сих пор не знаем, – заметил Кадберн.

– Что отнюдь не означает, что ривальдийский Кевлерен в ее руках, – произнес Мэддин.

– Не стоит печалиться, ваше высочество. Кевлерена может вообще не оказаться в резиденции.

– Да, действительно. Но есть еще и Цитадель. Я вижу выступ, где, по словам Поломы, расположен проход, через который воины смогут проникнуть в крепость.

– Если Гэлис удастся захватить ворота, то эта лазейка нам не понадобится, – отозвался Акскевлерен.

Мэддин опустил подзорную трубу и глубоко вздохнул.

– Верно, – проговорил принц, и в его тоне прозвучала явная неуверенность.

Он протянул трубу Авьеру.

– Вы определились с местом высадки?

– Будем высаживаться там, где, по утверждению вашего киданского друга, высадилась пехота ривальдийцев, – ответил капитан, указывая на узкую песчаную полоску на острове Херрис, где можно было перебросить с борта корабля достаточно широкий настил для высадки конницы.

– За какое время мы сможем высадиться на берег?

Авьер посмотрел вниз, на главную палубу, где находился отряд драгун, крепко сжимавших поводья своих скакунов. Кавалеристы выстроились в четыре шеренги параллельно осевой линии корабля.

Капитан редко видел подобную дисциплинированность в кавалерийском отряде или даже вообще у военных. Драгуны выглядели впечатляюще и немного зловеще в своих мундирах, в которые они облачились по настоянию Мэддина. Не менее живописно смотрелись и лошади, гривы и хвосты которых были заплетены в косички и украшены лентами.

– Я высажу ваших конников за четверть часа, если они будут покидать корабль без лишней суеты… А ваши пехотинцы готовы?

Мэддин утвердительно кивнул.

– Две роты находятся на нижней палубе. Они готовы в любую минуту покинуть корабль.

– Как вы полагаете, наших сил хватит для штурма? – спросил Кадберн, продолжая разглядывать город. Кидан казался много больше, чем представлялся по карте, сделанной Поломой.

– Их более чем достаточно, если Гэлис справится со своей задачей, – ответил Мэддин. – Кроме того, мы ни за что не смогли бы погрузить на борт «Англафа» больше двух сотен пехотинцев и пятидесяти кавалеристов. Обойдемся тем, что у нас есть.

– Солнце! – произнес Авьер, указывая на восток. Первые лучи солнца действительно коснулись штандарта Мэддина Кевлерена, укрепленного на главной мачте корабля.

– Что же, господа, с минуты на минуты начнем, – произнес Авьер. – Если киданская стража еще не увидела нас, то она либо безнадежно глупа, либо слепа.

Полома резко ударил стражника в живот. Удар получится таким сильным, что из легких несчастного со свистом вырвался воздух, а сам он тут же мешком повалился на землю.

Мальвара перешагнул через него и подхватил копье, которое быстро передал кому-то из следовавших за ним воинов. Себе Полома взял меч стражника. Вонзив острие в спину упавшего, бывший префект бросился в дверной проем караульного помещения, где его сторонники уже расправлялись с людьми Сьенны.

– Все правильно, их нужно обезвредить прежде, чем они успеют поднять тревогу, – произнес Полома, обращаясь к Гэлис.

Стратег покачала головой.

– Если бы что-то подобное случилось в Хамилае, Сьенна лишился бы головы за подобное небрежение обязанностями.

– Увы, это Кидан, небольшой торговый город на краю плохо освоенного континента, – пожал плечами Полома. – Цитадель построили в ту пору, когда мы вели войны с соседними племенами. Это было лет шестьдесят назад. Все последующее время мы жили в мире…

– Больше уже не живете, – резко бросила Гэлис.

Она посмотрела на Сьенну и надавила на кортик, который до сих пор был прижат к горлу протектора. В ее жесте было столько решительности, что Полома сделал движение, чтобы остановить девушку. Сьенна что-то проскулил и сжался в комок.

– Где нам найти Намойю Кевлерена? – требовательно спросила Гэлис.

Мальвара поспешно перевел ее слова.

– В башне! – выкрикнул Сьенна. – На втором этаже!..

Полома перехватил руку стратега и отвел в сторону кортик.

Все, кто стоял поблизости – включая и союзников бывшего префекта, – испуганно следили за происходящим.

– Второй этаж, – повторила Гэлис и бросила взгляд на ворота.

Башня находилась на другом конце Цитадели. Дверь первого ее этажа была сделана из прочного на вид дерева и укреплена железными полосами.

Стратег резко повернулась к Сьенне.

– Башня охраняется? – быстро спросила она. Полома перевел.

Сьенна отрицательно покачал головой.

– Отлично, – хрипло произнесла девушка и хищно улыбнулась.

Намойя Кевлерен выглянул из окна своей комнаты на втором этаже главной крепостной башни. Он делал так каждое утро, проклиная судьбу за то, что она занесла его сюда два года назад. Кидан и киданцы стали для Намойи причиной столь великого горя, что в глазах принца это было самое уродливое место во всем обитаемом мире.

Даже несмотря на то что…

Кевлерен задумчиво пожевал нижнюю губу. Нет, лучше не думать о том, что сейчас происходит в его родном краю.

За спиной послышались шаги Избранной. Даже мысленно называя так женщину, которая теперь спала у изножья его кровати, Намойя испытывал неловкость. Она уже два десятилетия принадлежала к Акскевлеренам, однако до того момента, как принц потерял свою прекрасную Тенге, которой дорожил больше всего на свете, была для него не более чем просто умелой служанкой. Даже теперь, когда прошло два года после того, как принц пожертвовал любимой ради спасения своих солдат, горестные мысли о ней тяжким грузом лежали на его сердце. Намойе никогда не забыть удивленное лицо Тенге в тот страшный миг. И ему никогда не узнать, почему она тогда плакала – потому ли, что больно было ей самой, или же потому, что девушке было больно за своего господина…

– Ваше высочество, подавать вам завтрак?

Намойя обернулся и посмотрел на Квенион. Она была довольно высокой для ривальдийки; ее светлые волосы смотрелись странно на фоне загорелой кожи – казалось, будто девушка носит парик. Кстати, с этим загаром принц никак не мог примириться, хотя и понимал, что в ужасном климате Новой Земли невозможно укрыться от всепроникающих лучей солнца. Его собственные лицо и руки здесь загорели так, что он больше походил на киданца, чем на жителя Хамилая.

Но он все равно любил свою Избранную… как подобает Кевлерену любить всех Акскевлеренов.

– Да, подавать, – ласково ответил Намойя. – Я буду есть здесь.

Квенион поклонилась и вышла из комнаты.

И скулы у нее чересчур высокие, и нос слишком тонкий…

«Почему же я выбрал именно ее?» – спросил себя Намойя в тысячный раз. Да потому, что рядом не оказалось ни одного Кевлерена, чтобы дать ему совет… и потому, что только Квенион сумела лучше всех остальных ухаживать за ним после смерти незабвенной Тенге. Странная вещь – сочувствие, подумал принц. Самое обманчивое из человеческих чувств. Не то что любовь, которая находит истину столь же безошибочно, как река – океан.

Но даже если все обстоит именно так, то почему он все-таки сомневается в Квенион? Намойя знал, что любит, и все же его любовь не шла ни в какое сравнение с тем сказочным чувством, которое он испытывал к Тенге.

Принц снова выглянул в окно и увидел примерно в миле от берега какой-то парусник. По всей видимости, еще один торговый корабль. Быть может, даже из Ривальда… При мысли об этом Намойя ощутил, как по спине пробежал холодок.

С тех пор как ему стало известно о судьбе королевы Сарры и о всех прочих ужасах разразившейся революции, принц ожидал, что из Беферена прибудет кто-нибудь ему на смену и киданская ссылка для него закончится. Но что же ждет Намойю после этого? Куда он направится? В Ривальд? То есть в темницу или вообще на эшафот?.. Никто не поможет избежать этого. Ему были даны указания не применять Сефид и в своих действиях руководствоваться только приказами, полученными от Комитета Безопасности. В противном случае семье принца, оставшейся в Ривальде, грозила неминуемая смерть.