Рождение империи

До берега оставалось совсем немного. Гэлис даже смогла различить отдельные мангровые деревья. Они имели причудливую форму, а их темные листья покрывал налет морской соли. Прибрежная вода пахла растительной гнилью и тухлыми яйцами.

Боцман приказал гребцам сушить весла и при помощи шеста подогнал баркас ближе к заболоченному берегу. Солдат, стоявший на носу, помогал ему тем, что хватался за ветви деревьев, а затем отталкивался от них. Увы, остальную часть пути им придется проделать на своих двоих.

Медленно, чтобы производить как можно меньше шума, все двенадцать человек, находившихся на баркасе, соскользнули за борт. Вода доходила до пояса. Гэлис была готова к тому, что вода окажется холодной, однако, к ее удивлению, та оказалась теплой. Ощущение было такое, будто погружаешься в остывшую ванну; правда, дно тут было чрезвычайно вязким.

Когда весь отряд покинул суденышко, боцман и еще один моряк осторожно оттолкнулись шестом от берега и, выплыв из-под полога мангровых деревьев, налегли на весла. Вскоре баркас полностью растворился в сгущающейся тьме.

Оказавшись посреди прибрежного болота под покровом ночной темноты, отряд сбился в кучу. Гэлис еле слышно откашлялась и негромко сказала:

– Полома, мы готовы следовать за тобой. Я пойду замыкающей. Двигаемся цепочкой, след в след. Сейчас ничего не видно, так что все полагаемся на слух. Соблюдаем молчание, без необходимости никто не должен произносить ни единого слова.

Полома повел отряд вперед. Бывший префект двигался с грацией фламинго – создавалось впечатление, будто его ноги совсем не проваливались в густой, вязкий ил. Деревьев он касался лишь кончиками пальцев, как будто боялся запачкать руки. Остальным путь давался не так легко: кроме того, солдаты старались не намочить свои огнестрелы. Для Гэлис труднее всего было вытаскивать ноги из трясины. Ее преследовал страх, что она провалится в глубокую яму и навеки там останется. Очень скоро девушка уже вся перемазалась в густой, омерзительно пахнущей грязи.

Не способствовала продвижению отряда и безлунная ночь. Впрочем, это позволяло надеться, что на суше высадку отряда не заметят. Низко висящие ветки деревьев выдирали клочья волос, покрытые шипами листья безжалостно раздирали кожу на руках и лицах, крабы цепко хватали за пальцы.

К моменту, когда вода достигла уровня колен и почва под ногами сделалась значительно тверже, с момента высадки прошло не меньше двух часов. Отряд и без того устал от плавания в баркасе, а теперь с великим трудом преодолевал последний отрезок пути к берегу.

Когда воины наконец выбрались из липкой грязи на сухое пространство, все как один едва не поддались искушению броситься на землю и тут же заснуть. Сказывалась не только физическая усталость, но и нервное напряжение, вызванное отсутствием ориентиров, невозможностью видеть цель ночного марша, опасением быть замеченным береговой стражей или стать жертвой голодных крокодилов. Однако Гэлис никому не дала расслабиться. Максимум, что она позволила солдатам, это лишь немного перевести дух. Чем скорее они окажутся под крышей родного дома Поломы, тем лучше. Там они будут в полной безопасности. Ладно, пусть даже не в полной, зато там наверняка нет этой мерзкой, зловонной болотной жижи.

Берег постепенно стал подниматься. Впереди показались участки обрабатываемой земли и нечто, похожее на фруктовые сады. Однако никаких жилых домов поблизости не было видно. Полома нашел узкую тропинку и зашагал по ней. Гэлис поспешила вслед за ним; догнав, велела свернуть в сторону: ведь если вдруг этой ночью в поле окажется кто-то из местных жителей, он наверняка предпочтет идти по тропе.

Вскоре отряд хамилайцев приблизился к какому-то поселению. Солдаты двигались, стараясь пригибаться как можно ниже к земле. Они часто останавливались, прислушиваясь, не идет ли кто-нибудь. По словам Поломы, во время половодья береговая стража утрачивает свою обычную бдительность, однако возле болот несет вахту зорко, потому что сама опасается крокодилов.

Дойдя до ближайших к берегу домов, отряд разделился. Солдаты по одному уходили в ночь, направляясь в глубь киданской территории.

Рукоятка кортика больно упиралась Гэлис в бок. Грязь на коже постепенно начинала высыхать, отчего все тело отчаянно чесалось. Проходя мимо первого попавшегося им на пути дома, Гэлис внимательно рассмотрела его.

Дом был сложен из массивных камней и толстых бревен, отчего казался темным и довольно-таки зловещим. Сквозь плотные занавески на маленьких квадратных окнах слабо пробивался свет. Типичное киданское строение, подумала Гэлис, когда хамилайцы двинулись дальше. Интересно, что заставило людей выбрать столь неудачное решение? Почему не строили по-другому – ведь в Кидане, по словам Поломы, так много солнца и света!..

Наконец весь отряд собрался за невысоким плетнем. Полома жестом подозвал к себе Гэлис.

– Это граница дома моей семьи, – прошептал он.

– Граница?..

– Это наше поместье. Оно довольно большое, – пояснил Полома. – По киданским меркам наша семья долгое время считалась зажиточной. У нас имеются обширные поля, где мы выращиваем хлеб и овощи, и еще собственный фруктовый сад. Ждите меня здесь, я скоро вернусь.

– Что делать, если здесь кто-нибудь появится?

– Стража тут никогда не ходит – во всяком случае, при мне не было таких случаев. Если меня все-таки заметят, то примут за местного. Подумаешь, просто человеку вздумалось совершить ночную прогулку… В случае чрезмерно долгого моего отсутствия дальнейшие решения принимайте самостоятельно, но мой вам совет: лучше будет вернуться к болоту и дать сигнал кораблю, когда он утром будет направляться к Херрису.

Гэлис еле сдержалась, чтобы не застонать. Что угодно, лишь бы не снова жуткий марш по болоту!..

Девушка покорно кивнула, и Полома ушел. Остальные воины устроились на земле возле плетня, желая остаться незамеченными.

Вернулся бывший префект неожиданно быстро. Что-то стряслось, подумала Гэлис, однако Мальвара приказал как можно скорее следовать за ним.

– Не всем слугам моей семьи теперь можно доверять. Если мы поторопимся, никто не заметит вашего появления здесь.

Отряд быстро и без особого шума стал передвигаться от одного строения к другому, пока не приблизился к жилому дому.

Сквозь приоткрытую дверь через весь двор пролегла узкая полоска света. Полома подвел их прямо к порогу. Оглянувшись по сторонам, он распахнул дверь шире и, впустив товарищей, вошел внутрь сам.

Гэлис оказалась в большой квадратной комнате, в которой пахло чуть подгнившими овощами и еще, но совсем чуть-чуть, лавандой. В тусклом свете единственного фонаря, подвешенного к потолочной балке, были видны стены, увешанные пучками сушеных трав, и связками лука и чеснока, и полки, уставленные кувшинами с какими-то соленьями и маринадами. Воздух в помещении был сухим и холодным.

За спиной стратега раздался громкий женский голос.

Гэлис и остальные солдаты обернулись. У двери, через которую они только что вошли, стояла невысокая седовласая женщин. Одета она была в тунику из светлой шерстяной ткани, перехваченную поясом из замысловато сплетенных водорослей. Полома быстро шагнул к женщине и что-то сказал на своем родном языке. Затем он попросил Гэлис подойти ближе. Стратег сняла руку с кортика и жестом велела солдатам опустить стволы огнестрелов.

Ей еще ни разу не доводилось слышать, как Полома говорит по-кидански. Этот язык показался ей более резким, чем хамилайский; кроме того, в нем было много гортанных звуков. Гэлис уловила в речи бывшего префекта свое имя и имя принца.

– Гэлис, это моя мать, Соркро, Мудрость Мальвары, Первой семьи.

Полома взял руку матери и соединил ее с рукой Гэлис. У женщины кожа была грубая и морщинистая, покрытая пятнами старческой пигментации.

– Для меня большая честь познакомиться с вами, – произнесла Гэлис. Полома тут же перевел.

Соркро молча выслушала слова сына. Ее губы растянулись в довольной улыбке. Глаза у нее были незрячие, белесые и матовые, как облака. Гэлис попыталась убрать руку, но пожилая женщина сжала ее еще крепче.