Рождение империи

– Я имею в виду – какова мораль пьесы? Майком уставился на нее как громом пораженный.

– А-а-а, – протянул он. – А-а-а…

Императрица с неподдельным интересом ждала более внятного продолжения, но оно не последовало.

Лерена вздохнула.

К этому моменту дежурные аплодисменты уже стихли, актеры разошлись по гримерным, а Грейтейн поднялась на сцену, чтобы произнести краткую речь. Насколько помнила императрица, эту самую речь драматург произносила каждый год, разве что иногда переставляла местами абзацы.

И вновь прозвучали дежурные аплодисменты, и опять Лерена прошла из ложи в фойе, где был приготовлен банкетный стол. Здесь ее ждали сотни гостей. Королевские гвардейцы не давали любопытным подойти слишком близко. Впрочем, людей отпугивал и сам вид Кевлеренов в обществе Избранных.

Лерена одарила присутствующих благосклонной улыбкой, помахала рукой и направились в сторону Кэшел Грейтейн, которая поклонилась ей так низко, что едва не задела при этом носом ковер на полу фойе.

– В который раз, Кэшел, ваша пьеса пользуется громадным успехом у зрителей.

– Все дело в теме, – скромно ответила женщина. Выражение ее лица наводило на мысль, что в данный момент она проявляет великодушие.

– Несомненно, – ответила Лерена с едва скрываемым сарказмом, отчего Грейтейн испугалась, не переступила ли она границы дозволенного. – В особенности на меня произвела впечатление третья сцена второго акта.

– Это когда говорится о том, в чьих руках сосредоточена власть? – уточнила Грейтейн.

– Именно, – счел нужным вставить канцлер Майком.

– Тебе нравится весна? – спросила Юнара у своего Избранного.

Нетаргер в легком замешательстве оторвал взгляд от отчета, в котором говорилось о положении дел в поместье.

– Прошу прощения, ваша светлость?..

– Весна. Время года. Весна тебе нравится?

– Пожалуй, да. Я не большой любитель холодов и всегда рад окончанию зимы.

– А как тебе другой аспект весны?

Нетаргер явно растерялся.

– Другой аспект?.. Вы имеете в виду фестиваль?

На его лице проступило слегка озабоченное выражение. Юнара обожала фестивали. Она порхала с одного праздника на другой, словно беззаботная весенняя пташка.

Нетаргер перевел взгляд на отчет. Но вот цифры…

– Нет, не фестиваль, – произнесла Юнара сердитым тоном. – Ты нарочно делаешь вид, будто не понимаешь меня.

Избранный почувствовал, что начинает злиться, но постарался подавить гнев.

Он вздохнул и захлопнул отчет.

– Вы имеете в виду любовь…

– Я всегда имею в виду любовь. Разве я когда-либо говорю о чем-то другом? И вообще о чем еще может говорить Кевлерен?..

Нетаргер знал, что порой Юнара питает страсть к громким словам и пафосным речам. И потому промолчал.

– Да, я имею в виду любовь, которая приходит вместе с весной. Природа всю свою энергию направляет в русло любви.

– Вам нужен кто-то для любовных утех?

– Да.

Нетаргер встал.

– Что ж, я позабочусь об этом.

– Но, что куда более важно, моей сестре такой кто-то нужен еще больше.

Акскевлерен нахмурился.

– Вы хотите сказать, что ей нужен супруг?

Юнара покачала головой.

– Нет, просто любовник. Кто-то, кто согревал бы ей постель. Тот, кого она щедро одаривала бы любовью. Кто мог бы называть ее по имени – просто Лерена, а не ваше величество.

Нетаргер сомневался, что любви Лерены хватило бы хоть на полевую маргаритку. Разумеется, императрица любила Ганиморо и всех своих остальных Акскевлеренов, а в какой-то степени даже своих родственников, но ему ни разу не доводилось видеть в ней ту бездну чувств, какая была присуща его госпоже.

– Вы предлагаете, чтобы я подыскал ей любовника?

– А разве это так трудно?

Неожиданно Нетаргера почувствовал интерес.

– Надо найти того, кто был бы предан вашему дому? Юнара сделала вид, будто задумалась над его вопросом.

Потом она кивнула.

– Думаю, нечто подобное устроить нетрудно. Но только при условии, что необходимый кандидат уже имеется.

– Ваша светлость имеет в виду нового юношу. – Слова Избранного прозвучали как утверждение, а не как вопрос.

И вновь герцогиня ответила ему кивком.

– Если я не ошибаюсь, его зовут Верклофф.

– Мне казалось, вы его уже наметили для себя.

– Возможно, – ответила Юнара с улыбкой. – Но не важно. Кстати, поскольку в Омеральте он недавно, то его почти никто не знает.

– Идеальный вариант, – согласился Нетаргер.

– Именно. Значит, ты этим займешься.

Нетаргер отвесил ей поклон и направился к двери.

– И поищи кого-нибудь для меня. Не хотелось бы провести весну в холодной постели.

Ганиморо наклонилась вперед, чтобы Лерене было видно ее лицо, освещенное светом уличных фонарей, который просачивался сквозь занавеси паланкина.

– Вы чем-то обеспокоены, ваше величество?

Лерена рассеянно покачала головой. Ей очень хотелось закрыть глаза и уснуть под мерное покачивание паланкина, пока слуги несли их назад во дворец, но где-то в глубине ее сознания жила некая смутная мысль, которая не девала императрице покои. Лерена не могла сказать конкретно, что это за мысль, однако причиной ее раздражения была пьеса Кэшел Грейтейн.

Ганиморо пристально посмотрела на императрицу. Она давно уже заметила, что хотя Лерена и не любит обсуждать свои личные проблемы, однако ждет от Избранной, что та предложит помощь.

Лерена постоянно требовала подтверждения тому, что ее любят, особенно в собственном доме. Ганиморо неизменно следила за тем, чтобы новые Акскевлерены или новые слуги никогда первыми не заговаривали с императрицей и отвечали коротко, но учтиво, если она сама обращалась к ним с вопросом.

– Как вы себя сегодня чувствуете, ваше величество?

Лерена любила, чтобы этикет соблюдался всегда. По ее мнению, порядок был превыше всего остального: эта черта характера стала еще заметнее после того, как она взошла на трон. Пожалуй, в этом и состояло главное различие между ней и ее сестрой. По мнению Ганиморо, Юнара была непредсказуема: Избранной импонировала эта непосредственность. Питомцы сестер тоже резко отличались: выдрессированные, преданные своей хозяйке псы Лерены и яркие, но пугливые птицы Юнары. Императрица была крепкой, будто скала, герцогиня – изменчивой, словно туман. Лерена неизменно твердо шла к намеченной цели, Юнара же отдавалась на волю случая.

Долгое время Ганиморо пребывала в убеждении, что непредсказуемость Юнары делает ее наиболее опасной из сестер, но за последние два года изменила свое мнение. В стремлении Лерены к укреплению свой власти, в том, как методично она решала возникающие проблемы, не было ничего тайного, скрытого от глаз – наоборот, все на виду. Императрица прекрасно разбиралась в тонкостях гигантской государственной бюрократической машины и чутко улавливала настроения в обществе. Она знала каждую ниточку паутины отношений человека и государства и безошибочно чувствовала любую попавшую в нее муху. Обычно Лерена выжидала какое-то время, прежде чем эту муху убить, однако как только этот момент наступал, действовала быстро и решительно, не оставляя жертве ни малейшей надежды.

Личность Юнары также отличалась недюжинной силой, а что касается Сефида, то в магии ей вообще не было равных. Однако своей непосредственностью герцогиня скорее напоминала ребенка, в чьи руки попал лонггон, стреляющий тяжелыми ядрами; ребенка, неспособного даже правильно прицелиться и потому опасного для окружающих, будь то друзья или враги. Лерена же – бывалый солдат, вооруженный простеньким огнестрелом, однако всаживающий пулю неприятелю прямо между глаз.

Слуги опустили паланкин у входа во дворец. Ганиморо проследовала вслед за императрицей в ее опочивальню. Избранная первой вошла внутрь, дабы убедиться, что там все в порядке. Горничная была на месте: она поправляла покрывало и грелку, готовясь лечь в свою кровать у изножья постели Лерены.

Императрица обвела взглядом комнату, убедилась, что все готово для отхода ко сну, и Ганиморо вернулась к себе. Ее спальня была ничуть не меньше, чем опочивальня императрицы. Здесь она поработала около часа, вместе с дворецким сверяя счета, после чего тоже легла в постель.