Философия переннис

Я позаимствовал эту идею у Папы. Но пожалуйста, Прадипам, не обижайся — я никого не хотел обидеть. Ни черных, ни евреев, ни гомосексуалистов — я никого не хотел обидеть. Все мое послание — это тотальное приятие.

И не я придумываю эти шутки: их присылают мои саньясины. Так что, если ты знаешь какие-то анекдоты о гетеросексуалах, то пожалуйста, отправь их мне. Я рассказываю все шутки, которые получаю.

Порой некоторые женщины присылают мне письма, в которых говорится: "Ваши шутки вечно направлены против женщин". Что я могу поделать? Присылайте мне анекдоты о мужчинах! Мне незачем придумывать шутки — люди присылают мне их. Пошлите мне любую шутку, и я расскажу ее.

Но это чувство вины — нехорошо. В глубине души ты чувствуешь себя так, как если бы ты делал что-то нехорошее — вот почему тебе бально. У тебя внутри есть рана; ты можешь скрывать ее, но рана есть. И если ты понимаешь меня — вскрой рану… Ее можно вылечить только в том случае, если она открыта. Дайте солнцу излечить ее, дайте ветру исцелить вас. Откройте ее!

Что бы с вами ни случилось, это будет абсолютно правильно. Это больше никого не касается. Если обоим мужчинам хорошо вместе, то это больше никого не касается, никто не должен вмешиваться. Ни закон, ни правительство, ни религия, ни церковь не должны вмешиваться. Если они оба счастливы, то решение должно принадлежать им. А мы хотим, чтобы мир был счастлив — и эти двое мужчин своим счастьем способствуют тому, чтобы мир был счастлив.

Если двум женщинам хорошо друг с другом, мир станет от этого счастливее, мир станет от этого лучше. Не заставляйте их без необходимости чувствовать себя виноватыми. Однако чувство вины сохраняется — потому что вас веками убеждали в том, что гомосексуализм — это грех; вас веками учили тому, что это — один из величайших грехов.

Вы, наверное, удивитесь, если узнаете, что в некоторых штатах Америки всего лишь сто лет назад за гомосексуализм предусматривалось пожизненное заключение. И были страны, в которых вас могли обезглавить в том случае, если вы попались на гомосексуализме.

Прошлое человечества было сплошной глупостью. И мы все сохраняем эти предрассудки глубоко в коллективном бессознательном.

Один чревовещатель — возможно, это был Сарвеш — проезжал через некую страну, и его внимание привлекла одна большая ферма. Он напросился посмотреть ее, и ему разрешили.

Осматривая амбар, чревовещатель подумал, что неплохо было бы немножко позабавиться, и устроил так, как будто бы одна из лошадей заговорила.

Вытаращив от страха глаза, работник побежал к фермеру:

— Сэм! — вскричал он. — Эти животные разговаривают! Если вон та овечка скажет обо мне что-нибудь, будь я проклят, она врет!

Так всплывает вина. Вам не удастся скрыть ее — у нее свои способы выйти на поверхность.

Ты осуждаешь себя за гомосексуализм — вот откуда твой вопрос. Если бы не это, ты бы смеялся, ты мог бы радоваться шутке! И пока человек не способен смеяться над собой, ему неизвестно, что такое смех и в чем его красота. Смеяться над другими очень просто; это насилие, это жестокость. Когда ты смеешься над собой, в этом есть нечто духовное. Но мы продолжаем прятаться за объяснениями.

Ты думаешь, что гомосексуальное меньшинство обижено. Тебе нужно знать вот что: я — ни гетеросексуал, ни гомосексуалист, ни бисексуал — поэтому я не могу быть ни за одних, ни против других. Я не принадлежу больше миру секса. Секс больше ничего не значит — вот почему я могу принять всех вас.

Ваши так называемые святые не способны принять вас полностью, потому что они принадлежат миру секса; в них самих все еще есть сексуальность — они подавляют ее, они озабочены ею, возможно, они даже против нее; но быть против означает, что вы все еще находитесь в зависимости. Я-ни за, ни против, ни за то, ни за это. Это просто неважно! Это просто игры, в которые любят играть люди — это всего лишь развлечение. В этом нет ничего серьезного. Это ребячество. Гетеросексуализм, гомосексуализм, бисексуализм — все это ребячество.

Я надеюсь, что однажды вы перерастете все это. А затем происходит совершенно иное явление: на Востоке мы называем это брахмачарья. В языке Запада нет эквивалента этому слову — поскольку западное сознание никогда не поднималось на такую высоту. Слово "целибат" — это обедненный перевод, и к тому же — с уродливым значением.

"Целибат" означает, что вы просто не занимаетесь сексом; это негативное слово. Целибат может и не выходить за пределы секса; такой человек может просто воздерживаться. Брахмачарья по-настоящему означает — жить как Бог. Буквальное значение этого слова — жить как Бог. Что это значит — жить как Бог?

Это значит, что секс просто исчез: пламя вашего существования больше не сопровождается дымом; огонь вашей жизни стал бездымным. И когда секс полностью исчезает, вся энергия, ранее направленная на сексуальность, освобождается для любви, для сострадания.

Но через свою обиду ты выдал себя. В определенном смысле это хорошо. Больше не чувствуй себя виноватым. И всегда полезно увидеть себя полностью обнаженный. Не бойся, потому что единственный способ узнать себя — это разоблачить себя.

Существует легенда, что однажды Зигмунд Фрейд и Карл Юнг ехали в одном поезде, и во время путешествия Юнг начал анализировать психику Фрейда. Он все глубже и глубже погружался в его мужскую психику, пытаясь найти причину его неврозов. Фрейд по обыкновению отвечал уклончиво, и поэтому Юнг, когда от сущности Фрейда его отделяло ничтожное расстояние, нетерпеливо попросил его открыть свое внутреннее существо, правду, самого себя.

— Я не могу, — отказался Фрейд. — Сделав это, я могу потерять свой авторитет.

Юнг сел и вздохнул:

— В таком случае, вы уже потеряли его.

Подлинный человек всегда готов открыться полностью, до самой сердцевины, потому что он не боится. Когда Фрейд говорит: "Я не могу открыть свою истинную сущность, потому что сделав это, я могу потерять свой авторитет", он просто говорит, что он скрыл самого себя под псевдо-личностью. Он носил маску всю свою жизнь — хотя он создал психоанализ, сам он никогда не соглашался быть проанализированным. Ученики обращались к нему много раз: "Мы можем обследовать вас", но он всегда отказывался. Он боялся.

Эта легенда очень символична — он боялся открыть самого себя. И это был страх потерять авторитет. Но подлинный человек авторитета никогда не боится потерять его. Он не может его потерять. Нет возможности потерять его. И между человеком авторитета и авторитетным человеком существует разница. У авторитетного человека нет реального авторитета; он притворяется. Человек авторитета может открыться полностью, поскольку его авторитет — это не что-то внешнее; это — самая его сердцевина, его опыт, его подлинность.

Юнг правильно сделал, когда откинулся и сказал: "В таком случае, вы уже потеряли его".

Говорят, что с этого дня между Юнгом и Фрейдом образовалась трещина, которая уже не затягивалась. И я не могу сказать, что только Юнг виноват в этом разрыве; на деле, виноват был сам Фрейд. Фрейд страдал от множества явлений, которые можно назвать невротическими. И тем не менее он не разрешал себя обследовать.

Все, что я хочу здесь сделать — это помочь вам увидеть себя полностью обнаженными. Кем бы вы ни были, где бы вы ни были, я все ищу и ищу вас, я вытаскиваю вас на свет. Порой это больно, это шокирует; порой вы злитесь, обижаетесь, но пожалуйста, терпите. Это хирургия — это не может не быть больно.

Четвертый вопрос:

Возлюбленный Ошо, я не понимаю ни одного твоего слова.

Лалит,

О чем ты говоришь? Я когда-нибудь сказал хоть слово? Я безмолвен. Я вообще никогда не говорил. А слова, которые я говорю вам — не для того, чтобы выразить истину, потому что истину выразить невозможно.

Те слова, которые я вам говорю — просто средство удерживать на привязи ваш ум. Настоящая работа — это совершенно другое: пока ваш ум занят моими словами, мои руки все глубже и глубже проникают в ваше существо. Когда ваша голова занята, вы становитесь для меня более доступными. Когда ваша голова не занята, ваша голова держит вас закрытыми.