Р В С

- Ах, черти! - выругался он. - Это не иначе как Жиган сожрал. Если бы кто из ребят, так тот уж все сразу бы.

Вскоре показался и Жиган. Он только что пообедал, а потому был в самом хорошем настроении и подходил, беспечно насвистывая.

- Ты мясо ел? - спросил Димка, уставившись на него сердито.

- Ел! - ответил тот. - Вку-усно...

- Вкусно! - напустился на него разозленный Димка. - А тебе кто позволил? А где такой уговор был? А на дорогу что?.. Вот я тебя тресну по башке, тогда будет вкусно!..

Жиган опешил.

- Так это же я дома за обедом. Онуфриха раздобрилась, кусок из щей вынула, здоро-овый!

- А отсюда кто взял?

- И не знаю вовсе.

- Побожись.

- Ей-богу! Вот чтоб мне провалиться сей же секунд, ежели брал.

Но потому ли, что Жиган не провалился "сей же секунд", или потому, что отрицал обвинение с необыкновенной горячностью, только Димка решил, что в виде исключения на этот раз он не врет.

И, глазами скользнув на солому, Димка позвал Шмеля, протягивая руку к хворостине:

- Шмель, а ну поди сюда, дрянь ты этакий! Поди сюда, собачий сын!

Но Шмель не любил, когда с ним так разговаривали. И, бросив теребить жгут, опустив хвост, он сразу же направился в сторону.

- Он сожрал, - с негодованием подтвердил Жиган. - Чтобы ему лопнуть было. И кусок-то какой жи-ирный!

Перепрятали все повыше, заложили доской и привалили кирпич.

Потом лежали долго, рисуя заманчивые картины будущей жизни.

- В лесу ночевать возле костра... хорошо!

- Темно ночью только, - с сожалением заметил Жиган.

- А что темно? У нас ружья будут, мы и сами...

- Вот, если поубивают... - начал опять Жиган и добавил серьезно: - Я, брат, не люблю, чтоб меня убивали.

- Я тоже, - сознался Димка. - А то что в яме-то... вон как эти, - и он кивнул головой туда, где покривившийся крест чуть-чуть вырисовывался из-за густых сумерек.

При этом напоминании Жиган съежился и почувствовал, что в вечернем воздухе вроде как бы стало прохладнее. Но, желая показаться молодцом, он ответил равнодушно:

- Да, брат... А у нас была один раз штука...

И оборвался, потому что Шмель, улегшийся под боком Димки, поднял голову, насторожил почему-то уши и заворчал предостерегающе и сердито.

- Ты что? Что ты, Шмелик? - с тревогой опросил его Димка и погладил по голове.

Шмель замолчал и снова положил голову между лап.

- Крысу чует, - шепотом проговорил Жиган и, притворно зевнув, добавил: - Домой надо идти, Димка.

- Сейчас. А какая у вас была штука?

Но Жигану стало уже не до штуки, и, кроме того, то, что он собирался соврать, вылетело у него из головы.

- Пойдем, - согласился Димка, обрадовавшийся, что Жиган не вздумал продолжать рассказ.

Встали.

Шмель поднялся тоже, но не пошел сразу, а остановился возле соломы и заворчал тревожно снова, как будто дразнил его кто из темноты.

- Крыс чует! - повторил теперь Димка.

- Крыс? - каким-то упавшим голосом ответил Жиган. - А только почему же это он раньше их не чуял? - И добавил негромко: - Холодно что-то. Давай побежим, Димка! А большевик тот, что убег, где-либо подле деревни недалеко.

- Откуда ты знаешь?

- Так, думаю! Посылала меня сейчас Онуфриха к Горпине, чтобы взять взаймы полчашки соли. А у нее в тот день рубаха с плетня пропала. Я пришел, слышу из сенец ругается кто-то: "И бросил, говорит, какой-то рубаху под жерди. Пес его знает, или собак резал! Мы ж с Егорихой смотрим: она порвана, и кабы немного, а то вся как есть". А дед Захарий слушал-слушал, да и говорит: "О, Горпина..."

Тут Жиган многозначительно остановился, посматривая на Димку, и, только когда тот нетерпеливо занукал, начал снова:

- А дед Захарий и говорит: "О, Горпина, ты спрячь лучше язык подальше". Тут я вошел в хату. Гляжу, а на лавке рубашка лежит, порванная и вся в крови. И как увидала меня, села на нее Горпина сей же секунд и велит: "Подай ему, старый, с полчашки", а сама не поднимается. А мне что, я и так видел. Так вот, думаю, это большевика пулей подшибло.

Помолчали, обдумывая неожиданно подслушанную новость У одного глаза прищурились, уставившись неподвижно и серьезно. У другого забегали и заблестели юрко.

И сказал Димка:

- Вот что, Жиган, молчи лучше и ты. Много и так поубивали красных у нас возле деревни, и всё поодиночке.

Назавтра утром был назначен побег. Весь день провел Димка сам не свой. Разбил нечаянно чашку, наступил на хвост Шмелю и чуть не вышиб кринку кислого молока из рук входящей бабки, за что и получил здоровую оплеуху от Головня.

А время шло. Час за часом прошел полдень, обед, наступил вечер.

Спрятались в огороде, за бузиной у плетня, и стали выжидать.

Засели они рановато, и долго еще через двор проходили то один, то другой. Наконец пришел Головень, позвала Топа мать. И прокричала с крыльца:

- Димка! Диму-ушка! Где ты, паршивец, делся?

"Ужинать!" - решил он, но откликнуться, конечно, и не подумал. Мать постояла-постояла и ушла.

Подождали. Крадучись вышли. Возле стенки чулана остановились. Окошко было высоко. Димка согнулся, упершись руками в колени. Жиган забрался к нему на спину и осторожно просунулся в окошко.

- Скорей, ты! у меня спина не каменная.

- Темно очень, - шепотом ответил Жиган. С трудом зацепив котелок, он потащил его к себе и спрыгнул. - Есть!

- Жиган, - спросил Димка, - а колбасу где ты взял?

- Там висела ря-адышком. Бежим скорей!

Проворно юркнули в сторону, но за плетнем вспомнили, что забыли палку с крюком у стенки. Димка - назад. Схватил и вдруг увидел, что в дыру плетня просунул голову и любопытно смотрит на него Топ.

Димка, с палкой и с колбасой, так растерялся, что опомнился только тогда, когда Топ спросил его:

- Ты зачем койбасу стащил?

- Это не стащил, Топ. Это надо, - поспешно ответил Димка. - Воробушков кормить. Ты любишь, Топ, воробушков? Чирик-чирик!.. Ты не говори только. Не скажешь? Я тебе гвоздь завтра дам хоро-оший!

- Воробушков? - серьезно спросил Топ.

- Да-да! Вот ей-богу!.. У них нет... Бе-едные!

- И гвоздь дашь?

- И гвоздь дам... Ты не скажешь, Топ? А то не дам гвоздя и с Шмелькой играть не дам.

И, получив обещание молчать (но про себя усомнившись в этом сильно), Димка помчался к нетерпеливо ожидавшему Жигану.