Страница 10 из 26
– Смотри, – коротко сказала госпожа.
И Тич ощутила, как Амрина ОТКРЫЛА перед нею глубины своей памяти.
Бесчисленные мнемо, накопленные в течение жизни, распростёрлись перед девушкой, напоминая необозримое поле цветов… И Тич могла «сорвать» любой из них.
Впервые за все эти годы верной помощнице был разрешён доступ в сокровенный архив самой охраняемой в государстве персоны… ПЕРВОЙ.
Естественно, Тич, с её-то способностями, могла бы и раньше высмотреть и узнать всё что угодно.
Но.
Единственный человек на свете, в мысли которого она могла бы влезать ежедневно, однако ни разу НЕ ПРИТРАГИВАЛАСЬ к ним, сидел сейчас перед нею.
Открытый. Позволяющий БРАТЬ – прореживая многоцветные заросли памяти и унося охапками…
И всё же – не любой цветок.
Глубина памяти оказалась не бездонной. «Дно» обозначилось чётко и безапелляционно. До определённого предела Тич смотреть разрешалось. Дальше – ЗАКРЫТО.
Уж кто-кто, а Верховная главнокомандующая умеет хранить секреты, которые не стоит знать даже самым близким из приближённых.
А если предел знания указан недвусмысленно, следовательно, всё, что НАДО знать, находится в открытой части «поля».
И приглашение заходить – не отменяется…
Тич, моментально собравшись с силами (быть может, именно ради этого мгновения она долгие годы тренировалась управлять своим разумом?!), «вчувствовалась».
Единым порывом проникла она в мысли госпожи, «надела на себя» её эмоции, ощущения. Освоила Амрину изнутри. Стала ею…
Главное – приняла в себя её воспоминания.
Не стоит соваться во тьму чужой души, когда тебя не приглашают, но если уж это случилось, будь готова ко всему.
…поначалу это был просто клубок.
Огромный, шевелящийся, сплетённый из множества разноцветных нитей. Много оборванных – по разным причинам «недописанные» мнемо. Некоторые ниточки светятся, другие, тонюсенькие, почти истаявшие, еле-еле просматриваются на общем фоне.
Синяя нить, оборванная, словно госпожа желает никогда более не возвращаться к этому воспоминанию: молоденькая девушка держит в руке пистолет… три выстрела и три трупа… Нитка не удалена, не стёрта. Помнить не хочется, и забыть – нельзя.
Бледно-розовая нить, тоже оборванная: много красивых девушек… скачущие лошади… ветер в лицо, дождь… горячие, страстные поцелуи… женские губы сливаются с женскими…
Красная нить – самая толстая, пульсирующая, гладкая, длинная – вьётся, и нет, нет ей окончания! Красивый парень в военной форме Восточного Союза, разработанной и введённой ещё пятнадцать лет назад, в первый месяц существования страны, бежит по какой-то длинной спиральной галерее, на сосредоточенном лице явственно читается одухотворённое предвкушение: он уверен, что грядущее готовит ему великие дела! Чем дальше соскальзываешь по нити – тем моложе становится парнишка, исчезает форма, подросток превращается в мальчишку, затем в крепкого карапуза, радостно смеющегося на руках у мамы… Редчайшее, совершенно секретное мнемо – дочь семиарха ТОЖЕ смеётся. Ничто человеческое не чуждо ПЕРВЫМ?!
Серая ниточка, тоненькая, полуистлевшая: молоденькая девушка, глаза к небу и бесконечная вера, что где-то там есть ОН, единственный во Вселенной…
Ещё одна тонкая нить грязно-серого цвета: боль и острый нож, руки, залитые кровью, рядом хрипит и дёргается некто в одной из военных униформ землян…
Белёсая, мутная нить, рваная, словно это воспоминание тщательно пытались стереть, но разве можно что-то забыть, если не хочешь этого по-настоящему! Чужие руки шарят по телу, мерзкое липкое прикосновение… тяжёлое тело придавило к скамье… кровь, брызжущая прямо в лицо…
Серебристо-белая, сверкающая нить: космический корабль разведчиков, звёзды и одиночество, одиночество, леденящее и беспредельное. Как Вселенная.
Чёрная нить, чёрная молния! Пронзает насквозь клубок, прикосновение к ней заставляет его стремительно развернуться, распасться на отдельные нити, и они шевелятся, подрагивают и исчезают…
Нить – чёрная, бесконечная… прикоснувшись к ней, невозможно оторваться, и ты продолжаешь падать в космическую бездну…
Шёпот на ушко:
Удержаться невозможно, обрываешься и падаешь… и у этой бездны огненной всё-таки есть дно отчаяния, и рушишься на его безжалостную твердь, и вспышкой – бесконечно родной голос любимого:
…Тич выскочила рывком, будто спасаясь от погони. Девушка задыхалась и стонала сквозь сцепленные зубы, её скрюченные пальцы скребли края сиденья. Она спасла разум от нестерпимого ужаса, вернулась «в себя», очнулась, но продолжала жестоко страдать от боли, едкой кислотой наполняющей женщину, что сидела перед нею в красном кресле.
Да-а-а, ОЧЕНЬ большой силой духа необходимо обладать человеку, чтобы жить с ТАКОЙ болью и не сходить с ума! И при этом – не заползти, скуля, в нору отчаяния, не стать отшельником, испивающим до дна чашу своёго горя в келье одиночества, а управлять государством, заботиться о других, думать о будущем… продолжать жить и не покидать мир, в котором ЕГО нет! Нет его, нет, нет, и никогда больше в этой жизни не будет… не будет… не…
В этом и состоял дар Тич. Сохраняя контроль над собой, параллельно она могла становиться ДРУГОЙ. Для её желания перевоплотиться не существовало никаких ограничений. Девочка, безоблачное детство которой в одночасье закрыли грозовые тучи нагрянувшей СВЫШЕ войны, буквально, а не в переносном смысле, ПРОНИКАЛАСЬ состоянием души и разума других людей. Она ТАК ХОТЕЛА спрятаться от самой себя, низвергнутой с небес и выжившей ценой смерти ПАПЫ, что ей это удалось…
Более чем.
Потом уже ей станет известно, что она не одна такая на свете. Многие пытались забыть ужас, пережитый на войне, кто-то топил архивы памяти в химическом, наркотическом забытьи; кто-то намеренно и целенаправленно коверкал привычные с детства методики мнемозаписи, добиваясь чудовищных искажений, так что в итоге отличить реальные воспоминания от плодов воображения было невозможно; находились и такие, кто отваживался полностью стирать СЕБЯ… ведь человеческий индивидуум есть не что иное, как индивидуальная, уникальная, в единственном экземпляре – ПАМЯТЬ.
Среди тех, кто пытался совладать с монстрами, порождёнными возвращением войны, было и небольшое количество «заместителей» – они пытались спрятаться в личностях других людей. Спрятаться на время, а не безвозвратно, подобно тому, как уходят из реальности шизофреники… Некоторым удавалось овладеть «профессиональной» шизофренией. Кое-кто даже достиг вершин мастерства и сумел почти раствориться… Вот именно – почти. Не до такой степени, как умеет она, безродная сиротка, благодаря покровительству Верховной получившая высочайшее имя из трёх слов.