Дневник белогвардейца

Армия, в ее настоящем положении, это сломанная во многих местах палка; по наружному виду ее еще можно, хотя и с большим трудом, склеить, но она разлетится вдребезги при первой попытке ею опять ударить.

Мои надежды, - правда, очень микроскопичные, - на переход атаманщины в тылу на легальное существование, с сдачей в архив прежней идеологии и приемов, оказались несбыточными; очевидно, гиен не приучишь довольствоваться сладкой травкой. Яд атаманщины и сладость беззаконного существования слишком глубоко всюду проникли и нам не суждено справиться с этим злом; нас оно, вероятно, съест, но и само должно погибнуть среди смрада, им производимого.

Сейчас Адмирал уже неспособен ни на что в отношении ликвидации атаманщины, ибо она связана с казачеством, а последнее - in corpore - сейчас является хозяином положения и, в силу солидарности интересов, не позволит уже бессильной Омской власти посягнуть на кого-либо из своих сочленов.

Адмирал заворожен радужными обещаниями казачьей конференции и Иванова-Ринова и, как ребенок, носится с порожденными ими надеждами.

Сегодня все караулы Омска заняты на половину командами из благонадежных городских обывателей; энергичный Матковский преодолел все чинимые ему по этой части затруднения и добился реального осуществления этой крайне полезной для нас меры.

 По обыкновению заготовил своим сотрудникам записки, что надо сделать за время моего отъезда - надо всем поставить вехи, чтобы не сбивались и чтобы мое отсутствие не отразилось на ходе работы всего Министерства.

Получил очень любопытную справку, что, при эвакуации управления снабжений Сибирской армии из Екатеринбурга было вывезено: женщин 502, детей 162, составлявших семейный багаж офицеров и чиновников этого Управления; очевидно, что, при таком дополнении, большинству служащих было не до войны и не до забот о своих частях, особенно при катастрофической обстановке всей эвакуации.

Председатель Совета Министров и министр юстиции шлют мне многочисленные жалобы на безобразия, насилия и грабежи, учиняемые дальневосточными атаманами. Меня особенно изводят препроводительные надписи, в коих просится все сие устранить, виновных наказать и о сделанных распоряжениях уведомить; ведь, и Водогодский и Тельберг знают, что все мы бессильны против этого зла.

Я в свою очередь перегоняю все это помощнику Военного Министра по казачьей части генералу Хорошхину - он же член казачьей конференции - тоже "на зависящее распоряжение". Какая жалкая картина бессилия и паралича власти!

Искренно хотел помочь Семенову стать на дорогу законности и покрыть все старые грехи; просил прислать требовательный ведомости на все виды довольствия его войск за прежнее время и откровенно подсчитать, сколько надо ассигновать, чтобы покрыть все его "семенизации" и оплатить теперь же все причиненные его агентами убытки; заручился согласием контроля пропустить все это без возражений для ассигнования необходимых сумм; послал все необходимые указания, справки и инструкции, как и что надо сделать ... и вот уже два месяца жду исполнения, не получая даже ответа на запросы - последует ли и когда это исполнение.

 Ночью выехали на фронт третьей армии. На станции Петропавловск встретил бывшего своего подчиненного, тогда начальника штаба 14 корпуса, а теперь командующего войсками местного военного округа генерала Георгиевского; на нем лежит тяжелая обязанность держать в порядке весь тыл армии, и он жалуется на великие безобразия, чинимые разными нештатными и штатными командами; особенно же безобразничают и насильничают анненковские гусары и уланы (какие-то экзотические части, вытащенные недавно на фронт и, судя по всем донесениям, самого башибузукского состава и поведения). Только что по приговору суда расстреляно 16 человек из этого отряда и вновь предано полевому суду 2 офицера, но это не производит никакого впечатления, до того все распустились.

На станциях всюду очень грязно; эшелоны последних хвостов Челябинско-Курганской эвакуации идут в большом беспорядке и напоминают скорее таборы беженцев, чем воинские эшелоны.

Особенно распущены разные автомобильные, авиационные, технические и иные команды, которые в великом множестве имеются при всех войсковых соединениях.

Использование подвижного состава самое расточительное, и целые поезда завалены хламом, который давно надо было сбросить под откос,

Среди этого беспардонного потока промелькнули два эшелона, - один с конной командой и один артиллерийский, - резко выделившиеся своим порядком и прочной подтянутостью; в вагонах и на платформах ничего лишнего, солдаты оборваны, но ведут себя настоящими солдатами; по офицерскому составу видно, что это настоящие части.

Штаб Третьей армии стоить на станции Лебежьей, выдвинувшись почти на фронт передовых дивизий. Чины штаба очень обижены на Ставку за перевод армии из категории отдельных в неотдельные, и уверяют, что все текущие неудачи произошли исключительно от этой реорганизации, лишившей их необходимой самостоятельности.

Смешно подумать, что армия в 20 тысяч штыковъ хочется быть на правах отдельной армии со всеми управлениями и тылами, одинаковыми с управлением и тыла фронта, т. е. тем, что выдало прежде миллионами штыков.

Адмирал за последнее время несколько раз был в третьей армии, и это очень усилило положение Сахарова, который очень импонирует Адмиралу своей решительностью, категоричностью, наступательными тенденциями и оптимизмом; это обстоятельство мешает работе Дитерихса, который довольно решительно реорганизует остальные армии, но как-то избегает касаться третьей армии, продолжающей до сих пор состоять из десяти дивизий; часть этих дивизий не насчитывает и 500 штыков, но при всех неукоснительно состоят обозы по 4 и 4 тысячи повозок и при 6-8 тысячах нестроевых.

Подъезжая к Лебежьей, видели вереницы этих обозов, отходивших на восток; на повозках бабы, дети, масса домашнего скарба; масса тарантасов с дамами и детьми. Все это тщательно вывезено, а артиллерия, пулеметы и средства связи потеряны; по данным начальника инженеров при отступлении брошены десятки тысяч верст телеграфного и телефонного кабеля; обычная картина безудержного отступления, когда бросается все предназначенное для боя, а сохраняется все ценное для брюха и для кармана; ведь и на большой войне мы видели, как сначала бросалась лопата, потом патроны и винтовка, но бережно сохранялся вещевой мешок.

Потеря пулеметов меня не удивила, так как все последнее время мы снабжали фронт спущенными нам за очевидной негодностью пулеметами Сан Этьена, образца 1907 года; это пулеметы траншейного типа, очень тяжелые, громоздкие и по высоте установки не пригодные для полевой войны; поэтому их бросали не только без сожаления, но даже с удовольствием.

Других же у нас не было; подумал, как бы пригодились эти пулеметы (их были тысячи при пассивной обороне линии pp. Тобола и Ишима.

Недалеко от штаба армии расположен полевой госпиталь, находящийся в самом ужасном состоянии; больные и раненые валяются в пакгаузах, стоящих среди луж зеленой жижи, которая все время пополняется производимыми тут же естественными наадобностями больных, половина которых тифозны.

Раненые валяются на грязных и колючих досках без всякой подстилки; единственный на весь госпиталь доктор и две сестры сбились с ног от непосильной работы; вместо чая дают какую-то жидкую грязь, хлеб черствый.

Зато рядом в Штабе помещается Санитарный Инспектор армии с порядочным штатом докторов и фельдшеров, пишущих на машинках.

Сообщил эти печальные замечания начальнику Штаба армии, добавив, что для меня неудивительны нападки на санитарное положение фронта, раз под боком штаба армии возможно так держать госпиталь; достаточно было хоть немного осмотреться и тогда увидали бы, что недалеко чистое помещение элеватора; что на станции масса соломы и сена; что в штарме сидят доктора, которые могли бы помочь своему ошалевшему от непосильной работы коллеге; что в штабных вагонах имеется некоторое число сестер милосердия, жен разного начальства, которые могли бы помочь в уходе за ранеными и хоть этим оправдать то звание, которым они пользуются, чтобы избежать действия приказа Дитерихса, воспретившего иметь при себе семьи.