Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 52 из 88

В своем нападении Гинс воспользовался тем, что Тельберг, недовольный, что Совет Министров не принял его редакции проекта Совета обороны, а утвердил его в иной, неугодной Тельбергу, редакции, добился подписания адмиралом указа, утверждающего Совет в Тельберговской редакции, причем для получения права первенства и преимущества над оставшейся, таким образом за флагом редакцией Совета Министров, указ Верховного Правителя был помечен задним числом (7 Августа) по сравнению с днем соответственного заседания Совета Министров.

Трудно найти название этому поступку, совершенному заместителем Председателя Совета Министров, Министром Юстиции и Генерал Прокурором ради удовлетворения своего самолюбия и ради того, чтобы настоять на своем; (при этом очень характерно, что по Тельберговской редакции права Совета обороны передавались Совету Верховного Правителя, т. е. той же олигархической пятерке).

Я вполне разделил мнение Преображенского и других уважающих себя министров о необходимости всему составу Совета Министров немедленно же подать в отставку, ибо происшедшим Совет Министров доведен до последней степени унижения и дальше идти некуда.

Тельберг всячески вывертывался, но факт настолько ясен, что было неловко слушать эти жалкие оправдания.

Гинс поставил на голосование, доверяет ли Совет Министров Совету Верховного Правителя, который ведет свою собственную политику, не считаясь совершенно со всем Правительством; это предложение, конечно, не получило большинства, ибо за Михайловым всегда стоит квалифицированное большинство в нашем Совете.

Предложение Преображенского о выходе правительства в отставку было также смазано под предлогом, что это отразится на настроении страны и фронта; думаю, что и та, и другой встретили бы наш уход с ликованием, хотя бы потому, что в этом крылась бы надежда на перемену неудачного курса и на улучшения.

Государственный Контролер внес предложение обратиться непосредственно к Верховному Правителю с запросом по поводу участившихся за последнее время единоличных указов, выпускаемых по таким случаям, в которых нет ничего спешного чрезвычайного, и что может быть проведено нормальным порядком через Совет Министров; предложение это также большинства не получило.

Постепенно страсти разгорелись, свалились все фиговые листы; во всей безнадежности представилась разрозненность, хилость и дряблость Правительства, пестрота его членов, искусственность состава, ничтожество председателя...

Начались бесчисленные голосования разных резолюций и предложений; результаты семь против пяти, шесть против шести и т. п. На голосовании, не помню, какой по счету резолюции я наотрез отказался голосовать (не воздержался, а отказался), заявив, что все сегодняшнее заседание слишком ярко показывает, что никакого объединенного Кабинета у нас нет, а при таком положении я считаю недопустимой профанацией голосование серьезнейших и животрепещущих вопросов государственного бытия и судьбы нашей родины. Не стоить тратить времени, чтобы голосованием доказывать всю пестроту и нашу разноголосицу по основным вопросам нашей общей деятельности. Сегодняшнее заседание открыло мне глаза, поставило точки над всеми i; сегодня я потерял право более сомневаться и поэтому я официально отказываюсь голосовать.

Вологодский совершенно растерялся, прекратил голосование и закрыл заседание, заявив что иного исхода у него нет.

Вообще, заседание было на редкость колючее: в начале его Устругов заявил предъявив документальный доказательства, что Сукин передал союзным комиссарам, как уже подписанный всеми русскими представителями официальные копии им самим Сукиным составленного протокола совещания по железнодорожным делам, в котором, - вопреки нашим интересам и вопреки известного ему несогласия тех лиц, подписи которых он поместил, - союзному комитету предоставлялось полное право распоряжения всеми нашими железными дорогами.

Сукин нагло вывертывался, но видя, что против очевидности идти дальше нельзя и, даже не покраснев, самым нахальным образом заявил, что протокол уже в руках союзников, изменить его нельзя и поэтому надо искать какой-нибудь компромиссный выход.

Хорошо правительство, в котором возможно наличие милостивого государя способного в угоду иностранцам совершить такой проступок, пожертвовать основными нашими интересами, и дойти до такой наглости, чтобы решиться на рассылку союзникам не подписанного нашими представителями протокола под видом подписанного и нами принятого, поставив перед нами дилемму: или согласиться на заведомо невозможный для нас договор, или же объявить, что наше министерство иностранных дел способно на такие удивительные ошибки, как внесете подписи своих коллег на документы кои эти коллеги, как ему известно, не подпишут.





Я стал бы, конечно, за второе, ибо раз обнаруживаются такие факты, то с ними надо расправляться беспощадно, к чему бы это ни привело; раз внутри рак, его надо вырезывать,

Заявление Устругова замяли, молча выслушали наглое заявление Сукина и ничем дальше на него не реагировали.

Я отказался голосовать, когда поставили на голосование запрос Гинса, отражает ли Совет Верховного взгляды Правительства; предварительно отказа я высказал, что мне совершенно не известно, что творится в этом Совете, а затем я не знаю совершенно взглядов Правительства, несмотря на то, что почти два месяца имею честь заседать в совещаниях того учреждения, которое фиктивно считается почему то Правительством.

Тельберг очень усердно защищал заслуги Совета Верховного Правителя, как органа, "умеряющего экспансивность адмирала", и заверял, что Совет смягчил и аннулировал много вредного из того, что могло произойти от этой "экспансивности".

Зачем было говорить эту бестактность по отношению к лицу, представляющему Верховную власть, и эту неправду? Адмирал вспыльчив, экспансивен, мало уравновешен, но не сам по себе, а в зависимости от, того материала, который доставляется ему докладчиками, советчиками и приближенными; при умном и честном информировании адмирал будет способен только на хорошую экспансивность.

Все мы знаем хорошие и дурные стороны характера нашего Верховного Правителя, но никто не осмеливался до сих пор бросить какого либо упрека по его адресу, ибо не рассосалось еще чувство порядочности и сознание, что наш долг аннулировать мере сил и возможности недостатки носителя Верховной власти.

Сегодняшнее заседание это апофеоз всей деятельности нашего совета, - упали все ризы и стали видны все кости, все изъяны и язвы.

Когда возвращались домой, я весь трясся от негодования, а мой спутник Преображенский меня успокаивал и повествовал о том, что все у нас управлялось организованной компанией из восьми министров, возглавляемых Михайловым, делавших все, что нужно было им самим, их честолюбию и поддерживавшим их кругам, кружкам, союзам и организациям. Дикими в Совете, оказывается, считались я, Устругов, Шумиловский и Преображенский.

Пошел в министерство, не ложась даже спать; после такого заседания не до сна; меня, как с головой окунули в помойную яму. Несчастный, слепой, безвольный адмирал, жаждущий добра и подвига и изображающей куклу власти, которой распоряжается вся эта компания, с внутренними достоинствами которой я сегодня познакомился.

В армии развал; в Ставке безграмотность и безголовье; в Правительстве нравственная гниль, разладь и засилье честолюбцев и эгоистов; в стране восстания и анархия; в обществе паника, шкурничество, взятки и всякая мерзость; наверху плавают и наслаждаются разные проходимцы, авантюристы. Куда же мы придем с таким багажом!

 Дело Касаткина приостановили и обратили к доследованию; на втором заседании военно-полевого суда один из свидетелей (служивший в контрразведке) покаялся перед Касаткиным в том, что все им показанное по обвинению жены К. в дружеских отношениях с женой коменданта Рудницкого, к ней не относится, так как он принимал за жену Касаткина какую-то госпожу Александрову.