Страница 21 из 88
К вечеру во все части стали передавать какие-то распоряжения армискома с приказанием держать их в секрете от строевого начальства. Днем исчезла куда-то команда разведчиков 278 полка при двух пулеметах; из полка по секрету сообщили, что она уехала куда-то на присланных из армискома автомобилях.
В 120 дивизии идет формирование какого-то отряда для отправки на помощь Петрограду. Если Керенский не разбить (в телеграмму какого-то мифического Муравьева, разбивающего Корнилова, которого не может быть под Петроградом, мы все не особенно верим), то отряд 120 дивизии ему не опасен, он гораздо страшнее для жителей тех районов, по которым будет проходить.
Части войск разваливаются с возрастающей быстротой; надежда на скорый мир съела последний удержь. 17-я дивизия 19 корпуса заявила, что стоит на позиции только два дня, а затем уходит в тыл; кавалерия тоже трещит по всем швам. Большие комиссары куда-то исчезли; многоглаголивый в прежнее время командарм безмолвствует, да и что ему теперь говорить!
Комитет Ставки сообщает, что известие о бегстве Корнилова не верно, и что все Быховские заключенные находятся на своих местах; очевидно, что слух о бегстве Корнилова был пущен большевиками нарочно, чтобы поглубже дискредитировать революционный престиж Керенского и напугать товарищей появлением грозного для них призрака Корнилова и всех связанных с его именем скорпионов.
Получили первую официальную сводку Петроградских событий 28 и 29 октября. С ужасом и негодованием прочел подтверждение ранее циркулировавших слухов о разграблении Зимнего Дворца. Проклятый адвокатишка и его жалкие министришки, когда стало жутко, залезли под прикрытие того трона, который так усердно помогали валить. Ведь если бы Керенский не зазнался до того, чтобы залезть в апартаменты Зимнего Дворца, то Дворец, конечно, остался бы нетронутым. Но, что было вчера и позавчера, до сих пор неизвестно. Наши большевики или, как я их называю, немцевики хвастаются, что дни 30-го и 31-го были для них очень благоприятны, и они уже покончили с Керенским.
Весьма неприятно известие, полученное от 12 армии, о том, что латышские части ушли по направлению к Петрограду; эти части совсем обольшевичены, и вместе с тем хорошо организованы и снабжены, внутри по своему дисциплинированы, не стесняются с нашими товарищами и могут дать Петроградским большевиикам серьезную помощь; ведь Россия для них враг и в ее горе они видят свое спасение.
В 70-й дивизии целый ряд происшествий, как будто бы она пытается догнать остальные части по числу произведенных безобразий; 279 полк, попавший в последнее время в руки группы молодых хулиганов-большевиков, отказался занимать боевой участок; 277 полк совершенно взбунтовался и заявил, что будет стоять только в Двинске и, если понадобится, то силой займет необходимый для него помещения; батальон 278 полка получил какое-то секретное распоряжение военно-революционного штаба и самовольно ушел в Режицу.
Пришел к заключению, что пора кончать комедию изображения из себя начальника и корпусного командира; позорно считаться начальником, а в действительности быть поваленным огородным чучелом, которого никто не боится, а скоро все начнут пинать. Если ближайшие дни не дадут каких либо положительных результатов по части улучшения, то я сложу с себя обязанности, выполнять который я не в состоянии. Пока еще теплится кое-какая надежда, буду нести эту муку, но если надежда погаснет, сейчас же уйду.
Приходили депутаты от батальона смерти 120-й дивизии; их никто не хочет сменить на занимаемом ими уже больше месяца боевом участке, они выбились из сил; больные не уходят в госпитали, а остаются на участке, чтобы помогать здоровым нести дневную службу и давать им отдых для более напряженной ночной службы. Участка они ни за что не бросят и готовы на нем умереть, но просят помощи у меня, как у старшего представителя командной власти. Редко приходилось чувствовать себя так гнусно, как чувствовал себя я, слушая это заявление представителей последних остатков умирающей русской армии, пришедших ко мне за помощью Я, тот, к которому они пришли, должен был нанести последний удар остаткам их веры, и заявить, что я уже не начальник, а бессильное чучело, и все что я могу для них сделать, это еще раз начать распластываться перед товарищами и пытаться их уговорить.
Братанье с немцами идет во всю; на фронте 19 корпуса исчезли всякие признаки войны и началась оживленная меновая торговля; дивизионный комиссар 120 дивизии рассказал, что сегодня утром по всему фронту дивизии разбросаны немцами письма-прокламации, в которых уговаривают наших товарищей отказаться от всякой смены и потребовать, чтобы в окопы была поставлена 15 кавалерийская дивизия. Немцы очевидно очень хорошо осведомлены и в наших настроениях и в нашей дислокации; требование касающееся 15 кав. дивизии очень ярко подтверждает тесную связь немецкого командования и наших большевиков, так как последним надо посадкой в окопы сделать для себя безопасной последнюю еще сохранившую порядок воинскую часть. Вообще смена частей на боевых участках стала каким-то кошмаром для нас, строевых начальников, продолжающих отвечать перед своей совестью за безопасность фронта. Сменяться и идти в резерв хотят все, а идти на боевые участки - никто не хочет и нахально об этом заявляет.
Пускаются в ход разные комиссары и особые уговариватели; получается что-то невероятно нелепое и, казалось, абсолютно невозможное в обиходе того, что по какому-то недоразумению продолжает называться армией.
За весь день не получили ни одной телеграммы и ни одного радио; очевидно, что в Петрограде и в тылу идет такая завируха, что всем не до посылки телеграмм. Судя по последним газетам, демократические организации, как собравшиеся в Пскове, так и оставшиеся в Петрограде, вступили с большевиками в какие-то компромиссные переговоры. Это очень плохо, так как показывает, что силой с большевиками не справились; а раз это так, то все поведение большевиков показывает, что, чувствуя свою силу, они ни на какие компромиссы не пойдут.
В Москве идет кровопролитная резня; особенно пострадало Алексеевское военное Училище и кадетские корпуса; злодеи не пощадили несчастных офицерских детей, у одной половины которых отцы уже легли за родину, а у другой - отцы и братья несут смертные муки, изображая начальство и офицеров в прогнившей и засмердившей орде, носившей в былые времена доблестное имя русской армии.
Когда подбираешь все последние сведения, то грезится, что на нас надвигается настоящая черная Пугачевщина, усугубленная всем ядом хулиганщины 20 века, а когда к ней присоединится неизбежный при общем развале голод, то на Руси получится ужас, которого, вероятно, еще не видала старушка-земля, ибо все ранее бывшее не было сдобрено так обильно усовершенствованными ядами и вытяжками современной цивилизации, придающими особую гнусность и свирепость всякому насилию, ныне чинимому.
Дикари, грубые язычники, гунны и средневековые ландскнехты, сподвижники Пугачева и Стеньки Разина, кровожадные садисты разных времен должны найти себе достойных и далеко превосходящих их последователей в лице тех хулиганских орд, что нависли над Poccией.
В Двинске назревает острый конфликт между большевистским армискомом и командующим армией. Армиском со вчерашнего дня резко поднял свой тон, и занял положение хозяина. Болдырев заявил ряд протестов против распоряжений армискома, начавшего отдавать приказы частям непосредственно и направившего некоторые войсковые части к стороне Петрограда.
Не понимаю, для чего эти протесты; это что-то в роде особого мнения подсудимого на вынесенный ему смертный приговор. Я считаю, что все мы должны заявить требование, чтобы нас убрали, а распоряжение войсками в их современном состоянии отдали тем, кто считает себя достаточно сильным и компетентным, чтобы быть начальниками этих распущенных орд.
Вечером начальник 70-й донес, что 277 полк окончательно решил завтра двинуться на Двинск и силой оружия добыть себе там квартиры; на все уговоры и приказы армискома и большевистского армейского комиссара товарища Собакина решено наплевать.