Страница 67 из 140
При обысках каких-то существенных доказательств их преступной деятельности обнаружено не было. Вечером вместе с генералом Лагодой мы поехали в Орджоникидзе, явились в кабинет начальника КГБ Северной Осетии. После чего собрали там работников МВД республики, которым сообщили о проведенной операции и ее результатах.
Затем мы распределили наши силы. Лагода с Платоновым отправились к Калоеву. Я остался в Кировском районе для допроса Гуриева. Другие уехали к Тебиеву и так далее. Кокаев оставался в Москве.
Так, Гуриев. Пять судимостей. Крепкий орешек. В начале допроса категорически все отрицал, но уже к концу дня раскололся. Речь пока шла в основном о нападении на отделение милиции. Все показания мы параллельно с протоколом записывали на видеопленку.
Вечером вернулись Лагода с Платоновым. Докладывают, что пытались допросить Калоева, но ничего более оскорбительного и унизительного они не встречали за все годы работы в органах. Сплошные угрозы, оскорбления и матерщина. А у тебя как? - спрашивают. Я продемонстрировал им видеозапись показаний Гуриева. Все, как говорится, в цвет.
На другой день едем в Георгиевск, где сидел Калоев. Из показаний Кокаева и Гуриева мы уже знали, что "парадом" руководил именно он. Между тем Гусов, активный участник банды, первым стрелявший в милиционера, находясь под стражей совсем по другому уголовному делу, еще в 87-м году повесился в камере на собственной майке. Ушел, как говорится, от суда, но не от возмездия.
Итак, приехали мы к Калоеву, установили телевизор и видеомагнитофон, съемочную камеру. Я с ходу написал постановление о привлечении его в качестве обвиняемого, чтобы сразу допрашивать в качестве обвиняемого, а не как подозреваемого. Разницу между этими понятиями он знал, имея 4 судимости за плечами. Поскольку Калоева уже не раз допрашивали по этому делу, требовался сильный психологический ход, чтобы сломать его.
В постановлении я писал о том, как он, имея судимости, в таком-то году создал банду, организовал ее деятельность, обеспечил оружием и совершал разбойные нападения и кражи, а 3 апреля 1979 года под непосредственным своим руководством совершил бандитское нападение на РОВД, убив при этом трех работников милиции. Это постановление мы с Лагодой и привезли в КПЗ. Заводят Калоева человек восемь и все вооружены. А я спокойно раскладываю себе документы и удивляюсь:
- Что это еще за почести такие? Отпустите его. И снимите наручники.
Вообще должен сказать: это был настоящий зверь.
- Садитесь, Калоев. Значит, так, моя фамилия Костоев, вы должны были слышать. Мы с вами земляки. Признавать или не признавать себя виновным, частично или полностью - это ваше дело. Но если я услышу от вас хоть одно нецензурное слово, учтите, я - кавказец, у меня такая же мать, такие же родители. И вы знаете, что я могу сделать в этом случае. Но мне ваши признания не нужны, я вас ни к чему не принуждаю, просто оглашаю ваше обвинение.
И читаю. Затем откладываю постановление в сторону, говорю, что, вероятно, расписываться, как это положено по закону, он не захочет и никаких показаний давать не будет.
- Поэтому, - продолжаю вслух, - я буду заполнять протокол. Так, фамилия... Судимости... Дальше графа: в предъявленных мне обвинениях, изложенных в постановлении такого-то числа по статьям таким-то, виновным себя признаю - не признаю. Или признаю частично. Значит, пишу полностью: не признаю, наверно, так?
Он сидит ошеломленный и вдруг говорит:
- Слушайте, вы что, меня допрашиваете или нет?
- Ну зачем же? - отвечаю. - Как же вы можете такое признать? Я, правда, могу вам кое-какие фрагменты предъявить.
Включаю видеозапись допроса Гуриева. Как раз тот момент заготовил для показа, где речь шла о Калоеве, который потребовал произвести контрольные выстрелы в головы уже убитых милиционеров. Он смотрит, а я продолжаю писать, что виновным он себя не признает, поскольку никаких преступлений не совершал. Вдруг он с криком "...твою мать!" вскакивает:
- Что вы показываете? Вы меня допрашивайте!
Я положил ручку, встал, говорю:
- Что вы сказали? Вы про мою мать сказали!
Он кинулся извиняться.
- Сорвалось, - говорит.
- Ну так что будем делать? Генерал мне доложил, что вы решили воевать с советской властью. Но с ней воевали многие - армии, государства! А ты один решил? Я у тебя что-нибудь для себя прошу? Ты мне лично сделал что-то плохое? Ты нарушил законы, принятые в государстве, а я поставлен защищать законы.
- Я буду давать показания. Они меня подставляют, а ты хочешь меня расстрелять! Хочу давать показания!
- Но зачем? Не давай! Ты же мужчина, так и будь им до конца. А я тебе и вторую кассету покажу - допрос Кокаева. - И показываю те фрагменты, где о нем как организаторе речь идет. Калоев в крик: "Вранье! Я на атасе стоял! Это они убивали!"
И стал он обелять себя там, где касалось самого убийства. А вот организацию банды признал. Словом, все стало на свои места.
Весь размоченный, раздавленный отправился Калоев в камеру. Лагода и говорит:
- Ничего подобного не видел. Я был уверен, что с ним придется работать, может быть, и не один год, собирая доказательства...
На следующий день я отправился в Пятигорск, где сидел Тебиев, который непосредственным участником бандитского нападения не являлся, но рассказал кучу эпизодов, совершенных ими.
И наконец, оставив группу для дальнейшего расследования, возвращаюсь в Москву. С Кокаевым уточнил отдельные детали. Он, к слову, лишь через полтора года узнает, что начал давать показания первым.
Между прочим, он рассказал мне такой эпизод. Вернувшись утром после бандитского нападения, они с Гусовым узнали о том, что в Моздок в связи с этим преступлением понаехало множество важных чинов со всего Союза, весь милицейский генералитет, создан штаб по расследованию. Вечером пошли в ресторан, сели выпивать. Неподалеку обедали несколько высокопоставленных офицеров, среди которых были и их знакомые. Поздоровались, как положено, пригласили одного из них за свой стол. Спрашивают, как дела и отчего вокруг шум такой? Офицер удивляется их неинформированности и рассказывает о тяжком преступлении в Курском районе, о котором уже и в Москве знают. Там, на месте убийства, один милиционер живым остался, он прятался за железной дверью, а теперь дал словесные портреты тех преступников, которых успел разглядеть. И далее, посмотрев на Кокаева, офицер сказал: "Один из них по описанию даже похож на тебя". Они посмеялись, выпили водки. "Значит, - сказал Кокаев, - легко найдете".