Страница 62 из 85
Вернулся домой он мокрый и продрогший.
Мадам Дебрэ уже спала.
Дебрэ скинул с себя промокшую одежду, налил ванну и с наслаждением погрузился в горячую воду.
Перед тем как лечь в постель, комиссар долго разглядывал лист с данными следствия. Последняя запись, которую он там сделал, прежде чем потушить свет, гласила:
Оформить ордер на арест Пьера Костагена!
…Мадам Дебрэ недаром была женой комиссара уголовной полиции.
Встав утром, чтобы приготовить диетический завтрак мужу, она быстро оценила ситуацию вчерашнего вечера. Грязное белье на полу в ванной и нетронутый ужин свидетельствовали о тяжелом дне, который выпал на долю комиссара.
Поэтому она решила дать ему выспаться и выключила звонок будильника.
Все же выспаться Дебрэ не удалось. В начале девятого у него над ухом зазвонил телефон. Взволнованный голос Морранса сообщил, что убит Пьер Костаген. Машина с Дюка вышла за комиссаром. Все остальные уже на месте преступления.
Дебрэ выругался и начал торопливо одеваться. Спустя несколько минут он надевал в передней еще не просохшее за ночь пальто и шляпу.
Дюка в машине уже ожидал у подъезда. Дебрэ плюхнулся рядом с ним на сиденье.
— А ну, малыш, гони вовсю!
В комнате убитого было много народа. Пьер Костаген сидел в кресле, уставившись остекленевшими глазами на фотографию Луизы. Распухший язык вывалился изо рта, отчего казалось, что покойник дразнит свою прелестную невестку. Шея его была обмотана шелковым шарфом, скрученным наподобие веревки. У ног убитого рыдала Камилла. Фотограф устанавливал треногу аппарата, выбирая наиболее выгодный ракурс. В углу на стуле сидел обезумевший от горя Огюстен.
Морранс прервал разговор с молодым человеком в элегантном сером костюме и подошел к Дебрэ.
— Мы ничего не трогали до вашего приезда.
— А это кто?
— Доктор Гойяр. Он со вчерашнего дня заменяет Малинду.
Молодой человек в сером почтительно поклонился. В это время кто-то сзади тронул Дебрэ за локоть.
— Какой ужас, комиссар! — По щекам Стрелкиной катились слезы. — Не пощадили даже калеку!
— А, и вы здесь, — сказал Дебрэ без особого энтузиазма.
— А как же? — Стрелкина обиженно поджала губы. — Ведь у нас была договоренность…
— Ладно! — Дебрэ терпеть не мог женских обид и слез. — Оставайтесь, если вам нравится. Прошу вас, доктор, начинайте.
Врач снял с шеи убитого шелковый жгут и внимательно осмотрел кровоподтеки, затем через лупу исследовал глаза и обратился к Дебрэ:
— Задушен вчера вечером.
Дебрэ взял в руки шарф, от которого исходил слабый запах духов.
— Кому принадлежит эта вещь, Камилла?
— Кому? — Старуха подняла на Дебрэ полный ненависти взгляд. — Кому же он может принадлежать, как не этой змее, — она ткнула корявым пальцем в фотографию Луизы, — этой волчице, этой… — Громкие рыдания прервали ее тираду.
— Где сейчас мадам Костаген?
— У себя в спальне, — ответил дворецкий. — Я ей сообщил обо всем, но мадам отказалась выйти из комнаты, она сказала… — Огюстен поднес платок к глазам. — Только подумать, что теперь с нами будет!
— Что она сказала, Огюстен?
— Она сказала, что… что в этом доме слишком много покойников…
что сейчас она соберет вещи и уедет туда, где никогда больше не услышит проклятую фамилию Костагенов.
— Она не сказала, куда собирается уехать?
— Нет.
— Хорошо! Пойдем, Морранс. — Дебрэ направился к двери.
Стрелкина последовала за ними. Дебрэ пришлось дважды постучать в дверь, прежде чем за ней прозвучал томный голос Луизы:
— Кто там?
— Комиссар Дебрэ.
— О господи! Оставят меня когда-нибудь в покое?! Подождите, комиссар, я не одета.
Дебрэ выждал несколько минут и постучал снова.
Ответа не было. Тогда он открыл дверь.
Луиза лежала в кровати. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что здесь произошло.
— Доктора! — рявкнул Дебрэ. Стрелкина кинулась выполнять это приказание.
Доктор Гойяр вытащил шприц из руки Луизы, поглядел ей в зрачки и понюхал ампулу, которую она все еще сжимала левой рукой.
— Цианистый калий. Предпринимать что-нибудь уже поздно.
Дебрэ взял со стола крокодиловый футляр. Он был пуст.
Комиссар снял шляпу.
— Пойдем, Морранс. Полиции тут делать больше нечего. Правосудие свершилось!
— Какое правосудие? — спросила Стрелкина.
— Есть Высший Судья. Он ведет счет нашим поступкам и карает без жалости.
— Вера в бога свидетельствует о примитивности мышления, — сказала Стрелкина, строго взглянув из-за толстых окуляров. — Никогда еще никому не удавалось исходя из идеалистических концепций…
Дебрэ не дослушал ее. Он кивнул врачу и направился к двери.
Разные системы, разные точки зрения На следующее утро Дебрэ был настолько погружен в свои мысли, что даже не заметил отсутствия Стрелкиной. Он испытывал счастливое чувство, какое, вероятно, знакомо только музыканту-виртуозу после удачно прошедшего концерта. Да… там, где требовался тщательный анализ человеческих страстей, комиссар Дебрэ не знал себе равных. Огорчало его только то, что в сухом донесении о раскрытии дела Костагенов придется отказаться от красочного узора, вытканного на психологической канве. Начальство таких вещей не одобряет, а жаль… Сейчас Дебрэ очень хотелось поделиться с кем-нибудь результатами напряженной работы мысли, приведшей его к успеху. Он достал из ящика стола трубку и доверху набил ее своим любимым табаком "Черри бленд". К черту все советы врачей! Доктор Малинда охотится на антилоп где-то в Африке, а инспекторы — надежные ребята, они наверняка не будут доносить на него жене.
— Добрый день, комиссар!
Дебрэ поднял голову. В дверях стояла раскрасневшаяся от быстрой ходьбы Стрелкина.
— Добрый день.
— Вы знаете, какая неприятность?! — Стрелкина сняла пальто и уселась за свой столик. — Я получила телеграмму. Заболел отец, и мне придется уехать домой. Через три часа самолет. Я уже купила билет.
— Крайне сожалею! — вежливо ответил Дебрэ. — Надеюсь, болезнь вашего отца не очень серьезна?
— Трудно сказать, у него больное сердце.
Дебрэ снова набил грубку.
— О, вы опять курите?! — улыбнулась Стрелкина. — Меня это очень радует.
— Вот как? Почему же именно это вас радует?
— Во-первых, это означает, что вас больше не мучат боли в желудке, а во-вторых.. — Стрелкина замялась, — а во-вторых, я хотела оставить вам сувенир. Память о совместной работе. А если бы запрет доктора Малинды действовал по-прежнему, такой подарок был бы, по меньшей мере, бестактностью. А сейчас… — Она вынула из сумочки трубку. — А сейчас как раз кстати.
— Очень тронут вашим вниманием. — Дебрэ взял трубку. — Мне незнакома эта фирма. Что означают три буквы F?
— Это работа Федорова, знаменитого ленинградского мастера. Даже Сименон курит его трубки.
— Еще раз благодарю вас. — Дебрэ знал толк в трубках. С первой же затяжки он почувствовал, что эта — для самого взыскательного курильщика. Великолепный вкус!
— Рада, что она вам понравилась. Как жаль, что все так неудачно складывается и я вынуждена уехать до того, как эти кошмарные преступления будут раскрыты.
— Вы ошибаетесь, — добродушно усмехнулся Деэрэ. — Они уже раскрыты.
— Неужели?! — Стрелкина даже привстала от волнения — Умоляю, комиссар, расскажите мне обо всем подробно, это имеет огромное значение для моей диссертации!
— Ну что ж, — Дебрэ откинулся на спинку кресла, стараясь полностью восстановить весь ход рассуждений. — Итак, нам придется начать издалека, когда в семье Костагенов появились на свет два очаровательных близнеца, Пьер и Леон. Казалось, судьба сделала все, чтобы они были счастливы. Но вот в дом вкрадывается первая беда. В пятимесячном возрасте Пьер выскальзывает из рук кормилицы и навсегда остается калекой. Пьер и Леон неразлучны, они вместе играют, учатся, достигают поры возмужания. И все это время перед глазами Пьера — его брат, красивый, удачливый во всем, любимый девушками.