Страница 38 из 90
– Ты чего?! – заорал геолог. – Я тебе!
Больше растяжками никто не звенел, но утром перед входом в палатку нашли здоровенную кучу фекалий, на вид совершенно человеческих, да на кустах висели пряди длинной, сантиметров десять длиной, шерсти.
– И вы не взяли ни фекалий, ни шерсти?!
– Не взял... Тогда как-то не думал, что это так важно.
– А скажите по совести, не было желания засадить жаканом в этого местного?
– Нет, ну что вы... Я же думал, это человек, пусть необычный.
Тоджинская котловина, начало 1960-х гг.
Эта экспедиция тоже сплавлялась на лодках, но только на резиновых, легких, и шла не все время по Бий-Хему, а сначала по его притоку. Это была экспедиция биологов, и цель была в том, чтобы собрать как можно больше коллекций: гербариев, шкурок, сведений о численности разных видов.
Ученые плыли по реке, и где-то в конце июня оказались совсем недалеко от тех мест, где несколько лет назад побывал геолог, будущий доктор геолого-минералогических наук. В этом месте реки находились острова, и ученые старались их обследовать – там могла быть живность, какой не найдешь на берегу. И ночевать они старались на островах, потому что медведи и лоси вели себя не то чтобы агрессивно... а просто им было интересно, и они могли полезть к людям ближе, чем надо.
А лоси так вообще могли огорчиться, что люди ходят возле них, и старый лось мог бы захотеть их отогнать или убить. Вроде бы звери пока ничего плохого им не сделали, а как-то без них спокойнее. Биологи логично рассудили, что на островах им будет все же безопаснее.
...Этот остров был длинный, намытый. Ученые решили сначала обойти его, каждый по своему берегу, – просто так, на всякий случай.
Биолог быстро наткнулся на тропу, и на этой тропе человек мог идти комфортно, без всяких бьющих в лицо ветвей. Тропа была сделана кем-то высоким, двуногим.
Тропа вела к сооружению, больше всего напоминавшему огромный, небрежно сделанный шалаш... Шалаш из ветвей толщиной в руку, даже в бедро... Ветвей не отрубленных, а судя по всему сломанных или открученных. В шалаше никого не было, только налипла на ветках, валялась на истоптанном полу рыжая и бурая шерсть.
Пока биолог рассматривал шалаш, пытался понять, что вообще это такое, в стороне раздался страшный шум.
– Коля, ты? Что там у тебя? – прокричал обеспокоенный биолог.
– Да вовсе не у меня, – раздался голос напарника совершенно в другом месте. – Это у тебя что-то шумит... Ты что, через кусты там ломишься?
И друзья как-то заторопились увидеть друг друга, встретиться, и в глазах каждого читалось одно и то же: сильное желание уплыть побыстрее с этого острова... и уж, во всяком случае, на этом острове не ночевать.
Задаю тот же вопрос:
– Как же вы оставили шерсть?!
– Да знаете, как-то вот оказывалось не до нее. Очень было странно мне в этом шалаше-не-шалаше. Странно и неприятно, жутко, очень не хотелось там оставаться.
Нижняя Тунгуска, 1977 г.
Этот человек даже не сам проводил разведки нефти в Эвенкии, он только организовывал поиски. Работа шла к концу, стоял конец августа – уже совсем осень в этих местах. И инженер ударил себя пяткой в грудь: за все лето только сидел за картами, выслушивал начальников, вышибал горючку, проверял работу отрядов и буровых! Ни разу сам не вышел в маршрут, не закинул удочку, не взял в руки ружья. Лето – как и не лето, а много ли их впереди, лет? Скоро пятьдесят.
И взял начальник все что нужно, и пошел вверх по реке к нужной ему буровой. Три дня ходу по тропинке, по ненаселенным местам, без всякой рации и вообще без связи, в полное нарушение всех норм техники безопасности.
Шел и шел, наслаждаясь шумом тайги и реки, покоем и возможностью в кои веки побыть один на один с природой. На третий день пути, к вечеру, уже недалеко от буровой инженер вдруг заметил крупного мужика, стоящего в воде по колени. Вода текла здесь быстро, образуя водовороты вокруг ног, но растекалась широко, мелко, и мужик что-то делал в воде, водил там руками; то ли что-то стирал, то ли собирал что-то на дне. Это был первый человек, которого увидел инженер за три дня пути.
– Эй! – заорал инженер и замахал рукой стоящему.
Тот выпрямился, махнул в ответ и снова завозил в реке руками.
– Эй! – снова завопил инженер. – Как там дела на буровой?
Он подошел уже близко, метров на пятьдесят, когда стоящий в реке снова выпрямился. С рук его стекала вода, в правой он держал здоровенного бьющегося налима. И жуть охватила инженера: перед ним стоял вовсе не человек с буровой, а мохнатый, в бурой шерсти великан, по крайней мере в два метра ростом. Красным огнем горели в сумерках глаза, мрачно было лицо, обращенное к инженеру.
Великан махнул в сторону инженера рыбой, что-то проворчал трескучим голосом. Инженер стоял как вкопанный, судорожно соображая, нужно ли сдергивать карабин? Великан еще постоял и неторопливо пошел в лес.
Инженер, стараясь держаться подальше от бурелома, густых зарослей и впадин, держа руку на замке карабина, к ночи подошел к буровой. От него не укрылось, как удивлены, даже испуганы люди его появлением. Было в их поведении что-то, далеко выходящее за пределы опаски подчиненных, к которым вдруг пожаловало высокое начальство.
– Что испугались? Он разве нападал на кого-то?
– Кто «он»?!
– Ну, кто... Тот самый, который ниже по реке живет. Мы с ним встретились только что. Ну, рассказывайте: кого он гонял?
– Да не гонял... Приходит, смотрит.
– А вы бы из ружья!
– Если раним, представляете, что сделает?! Нет, мы уж так, мы переждем. Он же не нападает.
– А еды ему давали?
– Рыбу давали. Мы поймаем, он придет и смотрит...
– А вы сразу и бежать!
– Да не бежать, какой вы. Мы специально оставляли. А он налима поймает, принесет и махнет в нашу сторону: вроде спрашивает, хотим ли.
Я тогда спросил у инженера, почему не сфотографировали «человека лесов», не осмотрели следов, шерсти? А потому, что наутро прилетел вертолет, долго грохотал, летал взад-вперед над этим местом. Потом ждали, даже ходили искать, не нашли. Наверное, ушел в более спокойное место.
Таймырский полуостров, 1987 г.
– Я вам расскажу, вы вроде смеяться не будете, но сразу говорю: чуть что, от всего отопрусь. Не видел ничего, это сам Буровский все придумал.
– А почему? Что тут плохого?
– Да знаю я... Опять скажут, что сидим там, у себя, квасим без перерыву, вот и мерещится. Мол, это такой тундровый дух, а мы просто дикари, не понимаем, знаю я.
– Так ведь ты описываешь вовсе и не духа. Духи разве оленей воруют?
– Откуда я знаю, что духи делают?! Их я ни разу не видел, а кулей видел. Но я и кулей только раз видел. Дед рассказывал, их раньше много было, надо было осенью ходить осторожно, особенно в тумане. Они в тумане всегда и приходят – и к стаду, и так. В тумане свистят или вдруг голос раздается – тогда стой, туда не ходи.
– Разве они опасные? Я слыхал, только страшные на вид, а на людей не нападают.
– Может, и не нападают... А бывало раньше, что начались туманы, надо олешков сбивать и на юг откочевывать; ушел человек в туман – и не вернулся. Скажешь, заблудился? Нет, не заблудился, такие люди не могут плутать, не умеют. Дед говорил, что куль опасный, если ты вдруг возле него окажешься, – тогда он может испугаться. Потому в тумане ходишь – надо шуметь, кричать, нельзя совсем тихо ходить. Я совсем тихо тогда ходил, забыл, что так нельзя, вот и наткнулся. Нельзя было тихо ходить.
– А если он оленей крадет, как же вы не заступаетесь?
– Почему не заступаемся? Только надо думать, как. Надо сразу оленей на юг уводить, и все. И еще в воздух стрелять можно, шуметь, а в самого куля стрелять нельзя, страшно.
– Ты же стрелял?
– Нет, я в него не стрелял, я потом стрелял, в воздух. До того мы с дедом тоже в воздух стреляли, когда куль унес олешка. Стадо бежало, туман, найти трудно. Только дед мог найти место, где видно, как куль олешка поймал: топтались на земле, крови много и башка валяется.