Страница 1 из 7
Стася
— Добрый вечер, могу я поговорить со Стасей? — раздался в трубке приятный баритон.
— Я вас слушаю.
— Привет, я тебе посылочку привез.
— Из Штатов, что ли?
— Ну да, от твоей мамы.
— Куда приехать?
— Ну вообще-то я и сам могу привезти.
— Супер!
— Говори адрес… Я сказала.
— Завтра утром завезу. Часов в девять. Устроит?
— Ага.
Лёка с утра умотала на работу, а я решила наплевать на школу. Интересно же, что там опять Мамалыга прислала. Я свою родительницу Мамалыгой зову, звания мамы она не заслуживает.
Он пришел в полдесятого. Красивый — ужас, я аж затрепыхалась. А он на меня так внимательно посмотрел и почему-то ухмыльнулся. Я его сразу возненавидела. Он был взрослый, лет двадцати пяти, наверное, или даже больше и на меня смотрел как на писюху зеленую. Скотина…
— Ты Стася?
— Паспорт предъявить?
— Хочешь сказать, что у тебя уже есть паспорт?
— Мне семнадцать лет, если хотите знать!
— О, совсем старуха! На, старуха, держи! Он протянул мне довольно большую сумку.
— Спасибо.
— А про мать спросить не хочешь?
— Чего спрашивать, и так все известно.
— Злишься на нее?
— А вам-то что?
— Значит, злишься. Впрочем, я отчасти тебя понимаю.
— На фиг вам меня понимать? И мне на фиг ваше понимание?
— У, какая колючка! Ладно, я пошел.
— Всего наилучшего.
— Бывай здорова, Стася. Ах да, я же хотел спросить: Стася — это Анастасия?
— Нет, Станислава.
— Есть такое имя? Вот достал!
— Выходит, есть!
— Ладно, извини, пока!
Да, с именами у нас в семье обстоит круто. Бабка — Леокадия, Мамалыга — Ариадна, я — Станислава. Нехило, да? Хотя мне мое имя нравится. Оригинально. Но не глупо. Не Изабелла какая-нибудь или Клеопатра. В дверь опять позвонили.
— Кто?
— Панна Стася, я забыл тебе еще конверт отдать.
Панна Стася! Меня как что-то стукнуло изнутри, даже живот заболел.
— Вот держи.
— Спасибо. А вас как звать?
— Меня? — почему-то здорово удивился он.
— Ну да, кого же еще!
— Игорь, а что?
— Ничего, просто спросила. Идиот он, что ли?
— Ну пока, панна Стася.
— А вы что, там живете, в Штатах?
— Живу.
— А… ее откуда знаете? — Я кивнула на сумку.
— Ариадну? Мы с ней в одном бизнесе крутимся. У тебя, кстати, красивая мама.
Я поперхнулась, закашлялась. А он засмеялся, да так, что у меня опять живот заболел.
— Ладно, я пошел. Там, между прочим, приглашение. — Он показал на конверт.
— Опять? Ей не надоело?
— Выходит, не надоело. А ты дура!
— Это почему?
— Разве кисло посмотреть Америку? Знаешь, какая красота у нас в Калифорнии? Ну пока!
Он ушел. А я, конечно, прибалдела от него, от этого Игоря. Вообще-то я уже была влюблена в другого Игоря, из параллельного класса, с красивой фамилией Марвич. Но рядом с американским Игорем он сразу как-то скукожился и показался мне обычным сопляком-задавакой. Этот взрослый, мужчина, он крутится в каком-то там бизнесе, в Америке, в штате Калифорния.
— Ты что, в школе не была? — удивилась Лёка.
— Не-а.
— Можно узнать почему?
— Можно. Мамалыга опять шмотки прислала.
Лёка только брови подняла.
— А письма нет?
— Есть. И приглашение.
— И ты опять его порвала?
— Не-а.
— Что это с тобой?
— Да я вот подумала… Может, стоит поехать?
— Стаська, ты издеваешься над бабкой?
— Даже не собираюсь. Она приглашение на двоих прислала, махнем?
Мать уехала в Штаты, когда мне было шесть лет. И ни разу не приезжала, только посылала тряпки и изредка деньги. Звонила регулярно, плакала в трубку, канючила, что скучает, мучается и все такое, но… А лет пять назад стала дважды в год приглашения присылать. Но я их рвала на фиг. Больно мне надо! Я обиделась на нее раз и навсегда. Чем шмотки дерьмовые посылать, могла бы хоть разок приехать. Но у нее всегда находилась тысяча причин, по которым она вот именно сейчас никак не могла себе позволить. .. И лет в двенадцать я решила — все, хватит, нет у меня матери и не надо. Мне и с Лёкой хорошо. Тут я точно знаю — Лёка любит меня и за себя и за мать. И Гера мне тоже за деда и за папашу, которого я и не видела никогда. Я стала называть ее Мамалыгой. Отвратительная пресная каша. Если в нее добавить кусочек сыра сулугуни, проглотить можно. В качестве сыра были посылки со шмотьем. По телефону я с ней разговаривала еле-еле, думала, ее проймет, она все бросит и приедет, а потом поняла — ничто ее не проймет. Ну и ладно. Между прочим, Лёка тоже обиделась. Но Мамалыга ей все же дочь и она от меня эту обиду скрывает. Но я знаю…
Обычно я Мамалыгиных писем не читаю, очень нужно! Читает Лёка. Иногда комментирует, иногда требует, чтобы я прочла. А зачем? Там всегда одно и то же. «Дорогие, любимые, простите, жить без вас не могу…» Жить она без нас не может, видали? Это она без мужиков своих жить не может. То у нее Артур какой-то был, то Джон, а то и вовсе японец. В последнее время русский эмигрант завелся, Игорь…
Когда я завалилась спать, на тумбочке письмо увидела. Значит, Лёка хочет, чтобы я его прочла.
«Солнышко мое единственное, если бы ты знала, как я тоскую, как мне стыдно и больно, что ты без меня растешь, да что там, выросла уже и влюбилась, наверное, когда ж и влюбляться, если не в семнадцать лет. Мне вот уж тридцать семь, а я все еще жду настоящей любви…»
Мне стало тошно, я это читать не хочу. Пусть ждет своей любви хоть до гроба. Дура она совсем, что ли? Я скомкала письмо и зашвырнула на шкаф. Пускай пылится до генеральной уборки. К черту, не желаю я никакой любви. Ничего в ней нет хорошего. Никто не знает, но я один раз переспала с парнем. Гадость! И девчонки все врут, что это кайф. Со всех сторон гадость!
Утром Лёка спросила:
— Прочла письмо?
— Не-а. Начала и сблеванула.
— А что насчет поездки?
— На фиг!
— Твердо?
— Тверже не бывает. Лучше в свои Мариански Лазни езжай, подлечишься, все больше толку будет.
На том мы и порешили. А на красавчика Игоря я решила забить.