Страница 27 из 44
Тернову. Согласно п.3 Приказа Л 28/3 начальника Управления медицинских исследований результаты работ по теме "Экстра сенс" могут защищаться патентом Роспатента, а также публиковаться в открытой печати без указания специфики экспериментальной базы. Начальник УМИ Г. Ю. Гусев.
"Замечательно," - подумал Тернов. Ему показалось, что в комнате, хотя она и была без окон, стало светлее. Регина не зря купила папку. Тернов облегченно вздохнул и убрал листок во внутренний карман. Шифровальщик, пыхтя, отодвинул дверь. Тернов вышел в коридорчик и был заботливо препровожден Лешей в наружную комнату. - Вам телетайп поступил, - доверительно сообщила Маргарита Сергеевна и протянула полоску бумаги. Несмотря на возраст, особистка умела быть интимно-обаятельной. Она нравилась Тернову. Он хотел бы иметь такого секретаря, но госбезопасность дорожила своими кадрами. Валерий Игнатьевич пробежал глазами текст.
МОСКВА 169785/3188 29 03 95 = САНКТ-ПЕТЕРБУРГ АКСОН ТЕРНОВУ = ТЕМА "ЭКСТРА СЕНС": РЕЖИМ "ООО" ОТМЕНЕН= 2-1/420 ЛИМИТ ЗЕРНОВ=
- Спасибо, - сказал он. - И вот еще, распишитесь, пожалуйста. - Маргарита Сергеевна придвинула гроссбух. Тернов поставил автограф, любезно кивнул и возвратился в свой кабинет- Он сдал полученные бумажки Анастасии Алексеевне, чтобы в канцелярии на них поставили входящий номер и занесли в соответствующую графу учетной книги, а потом убрали в архив, где они будут пылиться до окончания положенного срока хранения, после чего их сожгут вместе с прочими бюрократическими экскрементами. Скоро к ним присоединится письмо из Управления, являющееся основным регламентирующим документом, в частности, для Первого отдела. Оно будет неоспоримым свидетельством снятия завесы секретности по СС-91. Вот тогда и можно будет праздновать победу. Но, чтобы насладиться этим событием и получить определенную пользу, требовалось провести некоторую подготовительную работу. Директора переполняла кипучая деловая энергия. Его очень порадовал телетайп. Если Зернов, далеко не последний человек в министерстве, решил известить его лично, фактически продублировав официальное уведомление, значит, в Москве весьма заинтересованы в успешной деятельности "Психометодологической лаборатории", которую предпочли "сенсорному стимулятору", утратившему первостепенную важность. Это существенно приободрило Тернова. Рассекречивание темы СС давало зеленый свет дальнейшим планам. Валерий Игнатьевич задумал увеличить свои заслуги в деле развития отечественной науки, прибрав к рукам ставшие бесхозными результаты исследований СС-91. Он считал, что имеет на это все права. Тернов был научным руководителем Агапова и входил в число соавторов на закрытом авторском свидетельстве. Теперь, когда запреты на публикацию были сняты, Валерий Игнатьевич решил обнародовать "свои" замечательные достижения, справедливо полагая, что мертвым слава уже ни к чему. Оставался, правда, один небольшой нюанс: для написания статьи требовалось ознакомиться с экспериментальными данными, монополизированными старшим научным сотрудником Бегуновым. Григорий Дмитриевич Бегунов, также один из соавторов, был начальником четвертой лаборатории, занимавшейся получением "сенсорного стимулятора". Человек дела, скромный труженик науки, он, как и Агапов, сделал карьеру лишь благодаря золотому дождю, которым Министерство обороны осыпало разработчиков СС. Государственная тема финансировалась щедро. После гибели коллег он исхитрился собрать у себя большую часть розановских бумаг и весь архив Агапова, который жена покойного без всякой задней мысли доверила давнему товарищу мужа. Бегунов сделал это на всякий случай. Он был слишком принципиален, чтобы оставить плоды многолетнего труда на растерзание шакалам, коих, как он не без основания полагал, обнаружится в достатке, едва появится возможность добраться до лакомого куска. И он не ошибся. Узнав, что в санаторий перебирается со своей командой знаменитая акула Тернов, он постарался "подмести" все крохи розановской деятельности, после чего отдел рефлексологии стал практически стерилен для пытливого изыскателя со стороны. Память усопших для Григория Дмитриевича была свята.
*** - Завтра к восьми, как обычно? - спросил водитель. - Да, - кивнул Тернов. - Спокойной ночи. Впрочем, ложиться спать было еще рано. Приличное расстояние от работы полтора часа быстрой езды в один конец - успело надоесть профессору, поэтому он заканчивал в восемнадцать ноль-ноль, чтобы к половине восьмого прибыть на ужин. Тернов зашел в прихожую и сразу же понял, что дома что-то произошло. - Андрюша приехал, - сообщила Регина Самойловна, выйдя из кухни с большой салатницей. - И не один? - предположил Валерий Игнатьевич, покосившись на две пары больших грязных ботинок. - Да, с приятелем. Тернов повесил на плечики пальто и прицепил на вешалку. Чувства, которые он испытывал, были двойственны. С одной стороны, как отец он был рад возвращению сына, с другой, как отец же, недоволен его поведением. Андрей был единственным ребенком, и поэтому все педагогические неудачи, допущенные в его воспитании, нельзя было исправить на следующем отпрыске. А неудач, как считал Тернов, оказалось предостаточно. До определенного возраста Андрей рос в точном соответствии идеалам научного работника, коими исчерпывались представления четы Терновых о мире. Закончив школу с серебряной медалью, Андрей поступил на химический факультет ЛГУ, и быть бы ему доктором наук, не начни он по молодости лет увлекаться силовыми видами спорта. Самбо, культуризм и дикая японская борьба каратэ, которой он обучился в подпольной секции, совсем сбили парня с правильного пути. Молодой организм брал свое, и Тернов с тревогой следил за снижением успеваемости. Постепенно обстановка в семье начала накаляться. Наставительные беседы отца и увещевания матери вконец озлобили Андрея и заставили принять решение не в их пользу. Тернов-младший забрал из Университета документы и устремился на поиски романтики в Нагорный Карабах, благо обстановка там полностью соответствовала самореализации творческой личности в роли пушечного мяса. Однако Андрею повезло и он выжил, не в последнюю очередь благодаря умению думать и действовать самостоятельно - важному качеству наемника, которое отличает его от недолговечного солдата срочной службы. За Нагорным Карабахом последовали Фергана, Приднестровье, Хорватия, где Тернов-младший ухитрился повоевать на стороне мусульман, потому что там больше платили, затем он возвратился на полыхавший огнем Кавказ, примкнув к агонизирующим силам Звиада Гамсахурдиа, после чего наступила очередь Чечни. В перерывах между кампаниями он отдыхал, щедро тратя заработанные на крови деньги преимущественно на курортах Прибалтики, наезжая время от времени домой. Каждый такой визит сопровождался обильной пьянкой, если он был с кем-то из товарищей, либо короткой грызней на вечные темы отцов и детей, после которых Андрей вылетал отводить душу в очередную горячую точку. Его появление не предвещало ничего хорошего. Со смешанным чувством радости и страха Валерий Игнатьевич прошел в комнату. - О-о-о, папа! - Андрей пошатываясь выбрался из-за стола и стиснул отца в объятиях. Тернов с кислой миной похлопал сына по плечу и незаметно вздохнул. - Ну как ты, сынок? - спросил он, достав из кармана платок и протирая очки. - Живой, как видишь. - В первые минуты Андрей был искренне рад встрече с родителями, пока ему не портили настроение. - Знакомься, папа, это мой, так сказать, боевой товарищ. - Широким жестом Андрей указал на сидящего на диване мужчину лет тридцати, который хотя и успел изрядно выпить, держался немного скованно. - Его зовут... Питон. Нет, - Андрей явно забыл имя своего друга. Э... Арнольд... Оба товарища заржали. Видимо, как понял Тернов, успевший немного познакомиться с психологией наемников, это тоже была кличка. Дружок, тоже забывший свое имя или по каким-то причинам скрывавший его, молчал, и Андрей тужился, размышляя, как бы его представить отцу. - "Арнольд" я только для лабасов, - напомнил Питон. - Женя, - пришла на выручку Регина Самойловна. - Так ведь? - Точно! - заржал Андрей. - Его зовут Женя. А вот это мой отец. Так ведь? Они снова заржали. Тернов надел очки и пожал Питону-Жене руку. - Садись, папа, к столу, - предложил Андрей, - выпьем. Мам, и ты тоже садись. Сейчас я еще одну бутылку принесу. Он вернулся из кухни с запотевшей бутылкой "Куранта", плеснул себе в стакан остатки и убрал пустую посудину. Тернов положил себе винегрет и куриное крылышко. Андрей разлил холодную водку. - Папа, скажи нам какой-нибудь тост. Тернов поднялся, воздев стограммовый стаканчик. Он вдруг почувствовал, сколько лет осталось за его спиной. Сын повзрослел и уже не был самоуглубленным юношей, мечтавшим о великой и чистой Науке. Тернов подумал, что он, наверное, зря прожил жизнь, если не сумел воспитать себе достойную замену. А потом он вспомнил, что сегодня был очень удачный день, и от этого стало весело. - Сынок, - начал он, - ты, наверное, ждешь от меня поучений... Андрей и Регина смотрели на него, и Тернов понял, что именно поучения, даже в виде тоста, они и ждут, ибо ничего другого никогда не получали, а посему заранее приуныли. И он решил свернуть с наезженной колеи. - Так вот, больше не дождешься. Ты не маленький, и тебе не нужно напоминать прописные истины. У меня был сегодня хороший день: по работе, и ты вернулся. Пусть таких дней в нашей жизни будет как можно больше. Над столом пронесся вздох облегчения- Женя-Питон ничего не понял, Регина уловила какой-то хитрый педагогический подвох, а Андрей подумал, что отец наконец-то исправился. Тернов выпил и закусил. Следующий тост Регина Самойловна произнесла лично она любила застольные речи, а Тернов подумал, что напиться сегодня не помешает. Как всегда, от водки голова здорово отупела и захотелось поспорить - неважно о чем, лишь бы навязать оппоненту свою точку зрения. Так всегда бывало на ученом совете и за столом, и удовольствие приносил не конечный результат, а сам процесс. Третью выпили уже просто так, и Тернов поинтересовался, чем же именно занимался сын в эту экспедицию. - Стреляли, - на манер Саида вставил Женя, и друзья заржали - видимо, это был какой-то им одним известный прикол. - Все как обычно, - сказал Андрей. - Воевал?! - Нет, папа, - терпеливо разъяснил сын. - Я же говорил, мы не воюем, мы работаем. Это мой способ добывать деньги. Ты двигаешь вперед отечественную науку, токарь, допустим, вкалывает на станке. Он тоже специалист. Вот и мы с Питоном специалисты. Только специальность у нас своя. Если обществу требуются рабочие руки для разрешения политических конфликтов - на рынке труда образуется свободная ниша, которая будет заполнена. Рынок труда предусматривает все профессии. У токаря она своя, у пекаря своя, вот и у нас - своя. Каждому свое. Тут Ницше был прав. Правда, Питон, Ницше прав? - Угу, - прогудел наемник. Он привык прикрывать друга. - Ясно, - резюмировал Валерий Игнатьевич. - За кого теперь сражался? - За белых аль за красных? - продолжил Андрей. - Питон, за кого мы сражались, за белых или за красных? - За голубых, - нашелся пьяный Питон. - Вот Питон говорит, что за голубых. Еще у нас парнишка был из Красноярска, так он домой писал, что в "Гринписе" работает. В рядах "зеленых" защищает недра земли от добычи нефти. Диалектика! Тернов понял, что его старательно уводят от главной темы, но поспорить очень хотелось, и он взял быка за рога. - А Родину тебе никогда не хотелось защищать? Стал бы кадровым военным... - И что потом, - скорчил иезуитскую мину Андрей, - на Луну? Немцев за Вторую мировую до сих пор судят, хотя они только выполняли приказ. А где гарантии, что с нашими офицерами потом так не будет? Сменится правительство, и пожалуйста: вчера ты был родины герой, а сегодня - палач и предатель. И никакие ссылки на вышестоящее командование тебя не спасут. Убивал - значит, виновен, и точка! - Так ведь ты и сейчас... воюешь. - За деньги, - уточнил Андрей. - Чтобы не было потом мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Мы сейчас за день зарабатываем больше, чем Питон в армии за месяц. Я маме, кстати, десять тысяч зеленых дал на хозяйство. Где бы я их в армии достал? Вот Питон - бывший офицер, а что он на службе видел кроме комнаты в общаге? Нет, работать на государство невыгодно. - А как же Родина? - вопросил Тернов. - Какая Родина - двенадцать с половиной метров с раздельным санузлом и телефоном? - За это смешно умирать, - вставил Питон. - Как вы не понимаете, - возмутился Валерий Игнатьевич. - Родина - это место, где вы живете! - Вот именно, - утвердительно проговорил Андрей. - Где мы живем. Умному человеку недостойно отдать жизнь за санузел. - Не за санузел, а вообще - за родную землю сражаться. - Поясню еще раз. У меня родной земли отродясь не было, только жилплощадь. Несколько десятков квадратных метров, и то не на земле, а в воздухе: снизу четыре слоя соседей, сверху четыре слоя соседей; и у всех у них эти квадратные метры, что ли, родная земля? Это чистейшей воды надувательство! - Это наша родина, сынок! - Вот именно, - подхватил Андрей. - Я поначалу много об этом думал. Как почетно и сладостно умереть за отечество! А потом понял, что каждый человек живет ради себя. Каждый! Во всяком случае, должен жить, чтобы достичь чего-то путного. А знаешь, папа, Родина - это не то место, где мы родились, а те люди, которые нас окружают. Вот за тебя, за маму я бы сражался, да. Но сражаться за унитаз... У нас даже земли-то своей нет, чтобы ее оборонять, как крестьянину, а отдать свою жизнь за интересы правительства только потому, что одному кабинетному уроду было лень дать другому по морде? Нет уж, извини, но на такую идиотскую аферу меня никто не сподвигнет. Мы же для них пешки, о нас никто и не вспомнит. Сколько русских в Чечне положили - ты думаешь, кому-то, кто их туда посылал, есть до этих ребят дело? Солдаты для них стадо. А знаешь почему? Потому что они тупо идут, как стадо, хотя и знают, что их гонят на бойню. - Кто овцой станет, того волк съест, - заметил бывший офицер Питон. Валерий Игнатьевич понуро слушал замечания друзей. - Вот именно, - сказал Андрей. - И пока они идут, их будут гнать в мясорубку без счета. Кто везет, на том и едут. Правительство тоже состоит на отдельных людей, и каждый из них заботится прежде всего о своих интересах, а всем в целом наплевать на интересы остальных. И с твоим мнением считаться не будут до тех пор, пока ты, его не научишься отстаивать. Но для этого надо выйти из толпы. "Выйти из толпы, чтобы не умереть за двенадцать метров в многоэтажной коробке, а то и просто так", - подумал Валерий Игнатьевич. Спорить ему расхотелось, он чувствовал, что залез не в свою область. - Ну ладно вам спорить, - вмешалась Регина Самойловна. - Устроили тут диссидентский клуб какой-то. Давайте чаю попьем и спать. Тернов скукожился на диване и не мигая уставился в стол. Он почему-то вспомнил особистку, и от этого стало грустно. - А ты-то как, папа, - спросил Андрей, - директорствуешь? Тернов поджал губы. "Вот именно, - подумал он. - Занимаю должность директора". Тема "Психометодологической лаборатории" показалась ему незначительной и слабой, хотя в министерстве считали по-иному. - Ты что, пап? - Директорствую, - обронил Тернов. Друзья недоуменно переглянулись. - Ты что, обиделся? Водка вогнала Тернова в дремотное состояние. Он медленно поднял глаза. - Нет, сынок. - Валерий Игнатьевич подождал, пока удастся ухватить за хвостик ответ. - Просто пока ты молодой, тебе кажется, что ты можешь выходить из своего стада, а потом получается, что оно все равно тянет тебя за собой. Андрей цинично хмыкнул. - Смерти бояться - на свете не жить. "Интеллигенция не размножается, - глядя на сына, понял Тернов. - Она обречена на вымирание, потому что естественная воспроизводимость у нее имеет отрицательное значение. И вот тому хороший пример. А ведь это мой единственный ребенок, и других детей больше не будет. Мы все вымрем. - Мысли всплывали, словно из океанских глубин, проецируясь на экране тускнеющего сознания. Один-два ребенка в семье, потому что интеллигенты не плодятся, как кролики. Кто-то из этих детей сопьется, сядет в тюрьму по собственной глупости или станет вот таким искателем приключений, коих много теперь, а кто-то попытается продолжить род, но в силу различных причин это у него не получится. Потом, глядишь, через полвека никого из деятелей науки и в помине нет. Правда, придут другие. Этим русская земля богата." - Папочка, ты совсем спишь. - Регина Самойловна потрясла его за плечо и бодро, словно и не пила, сказала: - Ну-ка, мальчики, перенесите его в спальню, я сейчас кровать постелю. - Не надо, - пробурчал Тернов, - я сам. Он решил не возражать против депортации и, полный достоинства, шагнул навстречу постели.