Страница 14 из 21
- Я помню. Этот код...
- Значит, вы убеждены, что это код?
- Ну, зачем же так категорично? Просто полагаю, что это вероятно и вполне правдоподобно. Впрочем, нельзя исключить и другие варианты. Как знать - может, это пометки, связанные с каким-то опытом?
Между тем майор нашел нужную страницу, долго смотрел на нее и наконец недоуменно пожал плечами.
- Тут уж, видимо, мы действительно ничего не узнаем. А может быть, Шмидт стоял на пороге какого-нибудь важного открытия? Впрочем, здесь еще целый ряд записей. - Он перевернул несколько страничек, но тоже ни о чем не говорящих. Несколько названий звезд, и одно - Альфа Орла - подчеркнуто.
- Знаете, Ланге, я много думал об этой вашей теории, - сказал вдруг Гольберг, и в его словах послышался вызов.
- В самом деле? - Голос астронома прозвучал холодно, почти враждебно, будто он был настороже и взвешивал, не поднять ли брошенную перчатку. Вы, верно, нашли новые убедительные доводы против нее, - добавил он иронически.
- Отчего же, я просто вспомнил о старых. Если не возражаете, мне хотелось бы кое-что уточнить.
Ланге молча кивнул.
- Вы утверждаете, будто человек является единственным разумным существом...
- Нет, я этого не говорю.
- Простите. Я забыл о разумных обезьянах. Итак, человек является единственным существом во Вселенной с высокоразвитым интеллектом. Этим предопределено, что человек покорит Вселенную и станет ее господином.
- Разумеется, интерпретация весьма упрощенная, но это неважно. Да, в принципе будет именно так, как вы говорите.
- И вы, вероятно, предполагаете, что когда-нибудь человек покинет Землю и земная цивилизация погибнет.
- Конечно. Ведь все течет, все изменяется, все, кроме времени и пространства, имеет начало и конец. Даже звезды не вечны.
- А человек?
- Он будет существовать всегда. К тому времени, когда погибнет Земля, человечество распространится по всей нашей Галактике.
- По-вашему, жизнь - это величайшая редкость? Единственная и неповторимая болезнь материи?
Ланге укоризненно посмотрел на Гольберга.
- Не болезнь, а высшая форма. Действительно единственная и неповторимая.
- Но ведь вы сами себе противоречите! Вы же говорите - возникновение высокоорганизованных форм жизни - редчайшая случайность, которая может возникнуть во всей Галактике один раз в миллиарды лет.
- Это бесспорно, так как математически доказано.
- Допустим. Но, с другой стороны, вы пророчите человечеству вечное существование. Значит...
- Да, вечное. Но лишь в одном направлении временной оси.
- Понятно. Человечество не вечно в полном смысле слова, так как был такой период, когда оно не существовало. Оно возникло, развивается и будет вечным в будущем. Так?
- Да, так.
- Допустим. Но если человечество вечно, то условия для возникновения высших форм жизни будут появляться несчетное число раз, ибо бесконечность, деленная на несколько миллиардов, все равно остается бесконечностью. Значит, согласно вашей теории, в течение нескольких миллиардов лет могут возникнуть другие космические цивилизации? Как же вы, ученый, можете априори утверждать, что ни одна из этих цивилизаций в интеллектуальном отношении не обгонит людей и не ниспровергнет их до уровня своеобразных галактических человекообезьян? А что, если именно в этот момент, за тысячи световых лет от нас, происходит деление клетки и существа, которые появятся в результате этого процесса, превзойдут нас по своему развитию! Почему вы думаете, что, кроме человечества, не могут появиться интеллектуально более развитые существа, у которых творческий гений человека сочетается со скоростью расчетов электронно-вычислительных машин! Заметьте, в этих своих гипотезах я не выходил за рамки вашей теории.
- Они не могут появиться! - Астроном стукнул кулаками по ручке кресла. - После человека, по крайней мере в этой Галактике, никаких развитых существ более появиться не может.
- Почему?
Доктор застыл в позе рыболова, склонившегося над удочкой в тот момент, когда дернулся поплавок.
- Да потому, что человек приспособит физические и другие условия на космических объектах для своих биологических потребностей. Экосфера человечества не может быть экосферой для других существ, за исключением полезных для человека животных.
- А не кажется ли вам, что это слишком жестокое и своевольное решение? - Доктор невольно повысил тон. - По какому праву вы так рассуждаете? Ведь выходит, что человечество затормозит развитие всех других форм жизни, умышленно закроет им путь к более высокой организации! Выходит, люди сделают это сознательно и обдуманно?
- А почему бы нет? Что вас так удивляет?
- Так, по-вашему...
- Позвольте. Мы эксплуатируем моря в такой мере, как считаем это выгодным для себя. Не правда ли?
- Да, - нерешительно подтвердил Гольберг.
- Разве мы считаемся с тем, что это наносит ущерб дельфинам?
- Почему именно дельфинам? - удивился майор.
- Доктор в свое время изучал биологию, он подтвердит, что мозг дельфина в какой-то степени сходен с мозгом человека. Я повторяю, считались ли мы с этим фактом? Разве мы заботимся о том, что своей хищнической деятельностью в океане препятствуем интеллектуальному росту дельфинов, тому, чтобы они создали общество мыслящих, способных к творчеству существ?
Гольберг кусал губы, на его щеках перекатывались желваки.
- А что, если эта ваша теория верна, но в смысле, противоположном тому, какой мы, точнее, вы в нее вкладываете?
- Выражайтесь яснее.
- По вашим словам, в нашей Галактике существует одна-единственная цивилизация и никакой другой поблизости быть не может. Представьте себе на минуту, что мы не та, настоящая, а другая, лишняя цивилизация. Не та, которая будет тормозить развитие других, а та, которую будут тормозить!
- Это исключено, - холодно произнес Ланге.
- Почему? Где доказательства, что я не прав?
Послышалось чье-то деликатное покашливание. В дверях показалась Рея Сантос.
- Простите, что помешала научной дискуссии, но...
- Это не дискуссия, научной она, во всяком случае, не была. - И Ланге бросился к дверям.
- Я бы попросил! - вслед ему крикнул доктор сорвавшимся голосом. Махнув рукой, он вытащил платок и отер лоб.
- Вы знаете, о чем я подумал? - обратился Родин к Рее. - Мне кажется, это не первая столь горячая дискуссия в Радужном заливе. Не припомните ли вы, спорил когда-нибудь Ланге с кем-либо из членов экипажа? Скажем, со Шмидтом?
- Со Шмидтом нет, тот не любил спорить. Но с Маккентом спорил, и неоднократно.
- Спорил или ссорился?
- Как вам сказать? Маккент, разумеется, не дразнил его умышленно, но любопытство и замечания биолога, видимо, казались Ланге провокационными.
- Я уже вторично слышу о чрезмерном любопытстве Маккента.
- Мне неприятно об этом говорить, - продолжала Рея, - но я не вправе скрывать. Я сушила пленку в фотолаборатории, дверь была полуоткрыта, и я заметила, как в комнату зашел Маккент. Он принялся ворошить медицинские карточки, а одну из них разглядывал особенно внимательно. Это была карточка Шмидта. Видимо, мне сразу надо было войти и дать ему понять... Но я не могла. Мне было стыдно. За него.
- Понимаю. А что, по-вашему, могло его заинтересовать? Делал он какие-нибудь пометки?
- Нет. Положил карточку на место, повернулся и вышел.
- Он действительно рассматривал карточку Шмидта? Вы не ошиблись?
- Это была карточка Шмидта. Они лежат по алфавиту. Шмидта - последняя.
- Когда это случилось?
- В пятницу после обеда. Накануне смерти Шмидта.
- В пятницу... Я бы хотел задать вам еще вопрос. Когда в субботу, незадолго до тревоги, вы поднимались в оранжерею, вам не встретился Маккент?
- Маккент? Нет.
- А по его словам, он был у входа первым. Если вы его не встретили, значит, он должен был прибежать откуда-то из другого места.