Страница 120 из 122
– Догадываюсь, откуда они исходят.
– Из самых различных источников. Кажется, вы не понимаете, насколько больное место задели. Многие из нас считают смешанный брак едва ли не скотством.
– Это довольно мерзкая точка зрения, протектор.
– Согласен. Но она существует. Взгляните в лицо фактам. В нашем положении связь с туземными женщинами практически неизбежна. Я не говорю, что они желательны, но мы всего лишь смертные люди со всеми их слабостями, и такие вещи случаются. И, вероятно, в том нет большого вреда, при условии, что все происходит в границах пристойности. Уединенный домик для женщины… незаметные визиты… без открытого нарушения приличий.
– Мы с гочанной собираемся пожениться через три недели. - Ренилл был вне себя от ярости, но лицо его оставалось неподвижным.
– В таком случае боюсь, что вы не можете больше представлять интересы Вонара здесь, в Кандеруле. Видите ли, ваш поступок отразится на всей Авескийской гражданской службе. Слишком многие сочтут, что вы опозорили всех нас.
– Понимаю, - холодно ответил Ренилл. - И конечно, не имеет никакого значения, что женщина, о которой идет речь, принадлежит к царствующему дому и проявляет безмерную снисходительность, соглашаясь принять меня как своего супруга. Что она хотя и некоронованная, но новая гочалла Кандерула.
– Молодая леди может считать себя таковой… - протектор с необъяснимым интересом смотрел в окно. - Надо сказать, насколько мне известно, конгресс в Ширине готов объявить Кандерул Вонарской территорией. Как только это решение будет ратифицировано и местное самоуправление официально отменено, леди потеряет свой титул. Ей, разумеется, будет предложено щедрое возмещение. И несомненно, ей будет позволено сохранить часть собственности и земельных владений.
– Позволено? Вонарский конгресс не имеет права…
– И вы, конечно, сознаете вытекающие отсюда политические проблемы: конфликт интересов, разделение власти… Весьма щекотливое положение. И вы не можете не понимать, почему сейчас брак и даже открытая связь вонарского чиновника с авескийской женщиной - в особенности с этой женщиной - совершенно неприемлемы. Поверьте, Чаумелль, мне очень неприятно ставить вас в такое положение, особенно в свете ваших выдающихся заслуг во время осады. Однако бывают такие обстоятельства, когда вонарец должен забыть личные предпочтения. Я понимаю, какой жертвы требует от вас долг, и охотно предоставлю вам неограниченное время для принятия решения…
Ренилл встал.
– Я уже решил, - сказал он.
Проливной дождь ненадолго перестал. Ренилл опустил зонт и увидел в нескольких шагах от себя Джатонди, которая тоже складывала свой зонтик. Трудно было не заметить ее грациозную фигурку, одетую в платье лилового цвета - цвета траура у авескийцев. Девушка ожидала его под аркой Сумеречных Врат. Высокие подошвы сандалий поднимали ее над уличной грязью, а в руках она держала ковровый саквояжик, с которым последнее время по известным ей одной причинам почти не расставалась.
Они встретились, обнялись и поцеловались под аркой.
– Я потерял работу, - объявил Ренилл.
– Не может быть! Что случилось?
– Пройдемся, я тебе расскажу.
– Куда?
– Сюда.
Ренилл вывел девушку из Малого Ширина в настоящую ЗуЛайсу. Они остановились купить юкки у встречного разносчика и на ходу жевали сладкую пасту с зернышками орехов, вероятно, грязную, как сточная канава, и тем не менее восхитительную.
Между тем Ренилл изложил девушке тактично отредактированную версию своих бесед с Шивоксом и во Труниром.
– Вот и все, - заключил он. - Теперь у меня ни заработка, ни службы, ни перспектив в Авескии.
– Ты сожалеешь? - спросила Джатонди осторожно-равнодушным тоном.
– А как ты думаешь?
– Еще есть время передумать.
– Время есть. Желания нет.
– Тогда тебе, наверное, придется уехать из Авескии.
– Похоже на то.
– Тебе не хочется уезжать…
– По многим причинам. В мире нет места, подобного Авескии. Здесь я оставлю часть себя. А еще я не могу решиться просить тебя уехать со мной. Смею ли я просить тебя оставить свой дом, свой народ и отказаться от титула гочаллы? Если ты откажешься ехать, я тоже останусь.
– Чтобы как-нибудь убивать пустые дни?
– Ты меня недооцениваешь. Я сумею найти себе занятие.
– Конечно, сумеешь. Но не нужно ничего искать, Ренилл. Конечно, я поеду с тобой.
– Но твой дом, твой народ…
– Они больше не мои. УудПрай спасен, я рада и за маму, и за себя. Если бы только быть уверенной, что эти вонарские стервятники продолжат реставрацию, когда рядом не будет тебя, чтобы пощелкивать кнутом…
– Не беспокойся. Все письма второго секретаря Шивокса я передал Зилуру. Он сумеет щелкать кнутом не хуже меня.
– Превосходно. Что до титула, я его уже потеряла. А народ? Народ, по правде сказать, сочтет меня законной собственностью НирДхара Дархальского. - Заметив недоумение Ренилла, Джатонди пояснила: - Еще до моего побега из УудПрая мать написала гочаллону письмо, в котором официально передавала ему свои родительские полномочия, то есть полную власть на меня и все мое имущество. Пока я живу в Авескии, все мое состояние принадлежит НирДхару, вплоть до трона слоновой кости. Так что, видишь - не ты лишил меня дома.
– Бедная твоя мать. Должно быть, она пожалела об этом.
– Да,- тихо согласилась Джатонди.- Думаю, пожалела. Но не будем говорить о том, о чем лучше забыть. Поговорим о будущем. Куда мы отправимся?
– Куда угодно. Как насчет Вонара?
– Нет! Только не туда!
– Тогда Ниронс? Нидрун? Ланти Ума?
– Ланти Ума, - задумчиво повторила Джатонди. - Солнце, каналы, волшебные дворцы? Да, туда бы я поехала.
– Значит, едем в Ланти Уму. Жить придется скромно, но бедствовать не будем. Родители кое-что мне оставили…
– Ренилл, мы отлично проживем. Смотри! - Она приоткрыла саквояж, позволив ему бросить взгляд на радужно сверкавшее содержимое.
– Что это? - Ренилл опомнился и закрыл рот.
– Лучшие мамины драгоценности. - Джатонди захлопнула саквояж. - Паро принес их мне по ее приказу. В награду я, конечно, освободила его.
– Паро принес? Как это он не сбежал со всем богатством?!