Избранник ворона

X

(Ленинград, 1981)

Домой он возвратился в седьмом часу утра, проведя бессонную ночь в созерцании черной пустоты, проносящейся за окном сидячего вагона. В квартире было темно, тихо, где-то за дверью кто-то похрапывал. Нил на ощупь, не врубая электричества, прошел коридор, и щелкнул выключателем лишь на кухне. У окна неподвижно стояла Хопа.

– Привет! – сказал Нил. – Что в темноте сидишь?

– Да так, – тихо отозвалась она и провела рукавом по глазам.

Нил был потрясен: плачущая Хопа – это вам не плачущий большевик, такого ни в каком музее не покажут.

– Ты что? – растерянно спросил он. – Что-нибудь случилось? – Ничего. – Она отняла от груди помятый листок бумаги, протянула Нилу. – Будь другом, прочти вслух.

– Надо ли? Это, наверное, что-нибудь личное.

– Надо. Чтобы я поверила, что мне не примерещилось.

Он развернул сложенный втрое желтый линованный листок, посмотрел на аккуратные округлые буквы с непривычным левым наклоном;

"Вашингтон, 11.11.1981 Дорожайшая Леночка!

На случай, если ты забыла, это Эд, Эднард Т. Мараховски, теперь ассоциативный профессор Джорджтаунского университета. Надеюсь, что это посылание дойдет до тебя, не как все предыдущие. Я совсем потерял веру в вашу почтовую службу и теперь отправляю с оказием через надежный друг. Если твоя память все еще требует освежения, я тот сумасшедший американский студент, которой был покушен русской собакой и от rabies (прости, не имею русского словаря под моими руками) вылечен твоими волшебными уколами, а от целибата вылечен твой равно волшебной любовью. Я поминаю каждый момент нашей интимности как самое высокое счастье в моей жизни. Если бы не ваша ужасная бюрократия, мы уже семь года были бы муж и жена. Но все это время я не переставал хотеть этого еще больше. А как насчет тебя? Я совершенно понимаю, что это длинный период для молодой женщины, но, может быть, твое сердце еще свободно для твоего старого заграничного любовника? Не оставляй меня без надежды.

Я давно хотел снова посетить твой замечательный город, но только сейчас получил возможность. Я выиграл исследовательский grant на три месяцев работы в Пушкинском доме и уже уладил все формальности. Если все пойдет так, как оно должно, я прилетаю 13 февраля, 1982, из Хельсинки, и теперь ваши бюрократы уже не скажут, что мы знакомы слишком короткое время, и не откажут снова в регистрации нашей свадьбы.

Сердечно твой Эд".

Хопа сосредоточенно слушала Нила, а когда он замолчал, обреченно проговорила:

– Значит, не брежу.

– Зачем так грустно? К тебе на крыльях любви летит американский жених, да не замухрышка какой-нибудь, а ассоциативный профессор, выражаясь по-человечески – доцент. Интеллигентный, обеспеченный человек, по-русски понимает, тебя за семь лет не забыл. Чего еще тебе надо? Сама же сколько раз говорила, что слинять отсюда хочешь, и именно в Штаты. Радоваться надо.

– Я и радуюсь.

Хопа присела на табуретку рядом с Нилом, потянулась за сигаретой.

– Что-то не похоже.

– Перегорело... Я ведь тогда совсем девчонкой была, после медучилища второй год в травме работала, иностранцев только в кино и видела, они для меня вроде инопланетян были. Когда он к нам прибежал, я его сначала за психбольного приняла –одет в какую-то пеструю рванину, волосы длиннющие в хвостик забраны, как у девочки, глаза такие... знаешь, как у трехлетнего ребенка, которого бякой-закалякой напугали. Лопочет что-то, ничего не понять, еле разобрали, что его возле метро собака укусила, и он требует, чтобы ему сделали укол от бешенства. Раны-то толком не было, так, синячок, даже штанов псина не прокусила, но он ничего не желал слушать, и наша врачиха велела мне поставить ему укольчик... Знаешь, от чего я прибилась?

– От чего?

Хопа поднялась, подошла к холодильнику достала что-то из нижней секции.

– Специальные резиночки, чтобы носки держать, полосатые, я такие в первый раз увидела, и трусы белые, в обтяжку, с красным пояском, – ответила она, разогнувшись. – Потом он еще несколько раз приходил, штучки заграничные приносил – «кока-колу» в баночках, жвачку... Он был такой нелепый, немного жалкий. Повсюду таскал с собой складной стульчак, чтобы в русском сортире заразу не подцепить, а когда мы с ним в первый раз... Ну, ты понимаешь... два презерватива натянул. Нервничал ужасно, пришлось помогать. А утром... В общем, мы у меня в комнатушке этим занимались, а соседи, суки, милицию вызвали. То да се, связь с иностранцем, штраф, объяснительная... Примешь?

Нил вопросительно посмотрел на нее и увидел у нее в руках бутылку водки с винтовой крышкой.

– А надо ли?

– Ну, как хочешь. Я лично хочу. – Она плеснула водки в кружку, немытую после чьего-то вчерашнего чаепития, быстро выпила и со стуком поставила кружку. – Эд, лапушка, молодцом оказался, я не ожидала – заявил, что я его невеста, и он настаивает на немедленной регистрации брака. Но у нас даже заявление не приняли, сказали, что для этого нужно доказать, что мы знакомы не менее года. Через месяц его стажировка кончилась, он уехал, но обещал вернуться. А я осталась, и вся жизнь наперекосяк пошла. На работу бумага из ментовки пришла, собрание трудового коллектива организовали, разбирали основательно, врагу не пожелаешь, будто прилюдно догола раздели и оплевали с ног до головы. Строгач с занесением, исключение из комсомола... Ну, я психанула, высказала все, что о них думаю, заявление написала. Потом опомнилась, да поздно было, мне эти твари на прощание такую характеристику выписали, что ее не то, что по новому месту работы предъявлять, а и к уголовному делу подшить стыдно. Я уже подумывала к бабке в деревню удрать, да подружку старую встретила, Анджелку, та меня на путь истинный и наставила... Вот и стала я из Леночки Кольцовой Хопой-Чистоделкой, двадцать баксов за палку, сорок за ночь... Бодрюсь, хорохорюсь, а в душе-то все выгорело, иной раз той же Анджелке позавидуешь, что вовремя от передозировки гигнулась, не стала конца поганого спектакля дожидаться...

Нил подошел к ней сзади, положил руки на плечи. Хопа тихонько всхлипнула.

– А я вот дождалась. Приедет мой прекрасный принц и увезет в сказочное свое королевство... Ладно, все. Я рассиропилась, извини. Жрать сейчас будешь, или Гошу подождем?..

XI

(Ленинград, 1982, февраль)

Хопа с утра умчалась в аэропорт встречать своего Эдварда Т. Мараховски, но в седьмом часу, когда Нил явился домой, их еще и не было. Зато его ждала другая встреча, совсем уж неожиданная: у Гоши сидел, распивая с хозяином портвейн, Максим Назаров. Нил не сразу узнал бравого штурмана – Назаров сильно осунулся, отпустил бородку и сделался похож на лихого, не слишком преуспевающего пирата.

– Здорово, командир! Каким ветром?

– Здорово, амиго! Удивлен? Так уж вышло, добрые люди адресок указали, я тут немного с хозяином пообщался и вроде договорился.

Гоша медленно, со значением кивнул.

– Договорился? О чем?

– Да ты садись, прими стаканчик. Выпьем за добрососедство. – Выпить-то выпьем, только я не понял...

– Гоша предложил мне свободную комнатку занять. – Девочек водите будешь?

– Жить буду.

От удивления Нил поперхнулся портвейном и закашлялся. Пришлось Гоше похлопать его по спине.

– Тебе что, жить больше негде?

– Представь себе.

– Пожар?

– Равносильно, амиго.

– Что же может быть равносильно пожару? А, так ты жил в том флигеле на Маяковского, который рухнул посреди ночи? По радио передавали.

– Нет, я жил на Ушинского в ведомственной однокомнатной квартирке.

– И что с ней стряслось?

– С ней ничего. Стряслось со мной, камрад Баренцев. Я ведь, хоть и занимал до недавнего времени должность старшего преподавателя в Корабелке, – по существу, тот же лимитчик, а когда лимитчика увольняют, он автоматически лишается и жилья, и прописки.

– Тебя уволили?

– Пинком под зад. И из института, и из партий родимой.