Страница 65 из 94
– Дальше мне все понятно. Значит, в течение дня домой вы не заходили? Нил кивнул.
– И с женой не виделись?
Линда! Что-то случилось с Линдой?! Но почему ОБХСС?..
– Только рано утром, перед уходом в университет, – сдавленно сказал он.
– И вы ничего необычного в ее поведении не заметили? Она не показалась вам взволнованной или излишне рассеянной?
– Она спала. Мне надо было к первой паре, а ей на работу только к десяти...
– А накануне?
– Да нет вроде... Сидела с подружками, песни пела. Потом легла спать.
– И ничего не рассказывала, никакими планами не делилась?
– Нет... Нил смолк. Вопросы сидящего напротив казенного человека били в точку. Ну, была она какая-то не такая, ну, говорила про какие-то «Веритасы», предвидела большой ажиотаж... Ну и что! Они явно под нее роют, и любые его слова...
– Вы бы лучше у нее спросили... – осторожно посоветовал он.
– И спросим, – с неожиданной резкостью сказал Денисенко. – Обязательно спросим. По всей строгости. Когда поймаем.
– Да что такое?! Я ничего не понимаю. В коридоре шумно хлопнула дверь, и высокий, чуть дрожащий голос произнес:
– Примите наши извинения, Ольга Владимировна...
– Имейте в виду, я этого так не оставлю! – громыхнуло в ответ, и Нил вздрогнул, вновь окунаясь в марево лютого бреда. Откуда здесь взялась его матушка?
– В своих сапожищах врываются прямо в репетиционный зал, хамят так, будто перед ними не народная артистка, а какая-нибудь шушера со свалки, – патетически вещала примадонна, – на глазах у всего коллектива запихивают в автомобиль с решетками...
– Но, поймите правильно, уважаемая Ольга Владимировна, они всего лишь выполняли полученное предписание, в котором сказано – принять меры к розыску и задержанию гражданки Баренцевой Ольги Владимировны, тысяча девятьсот пятьдесят третьего года рождения...
– Мне, конечно, льстит, что меня принимают за особу пятьдесят третьего года рождения, но это еще не дает вашим подчиненным основания...
Послышался скрип закрываемой двери, и голоса стихли.
– Вот вам и ответ, Нил Романович, – блестя очками, проговорил Денисенко. – Вчера ваша жена, Баренцева Ольга Владимировна, после обеденного перерыва не вернулась на рабочее место. Когда вскрыли кассу, там обнаружили десять рублей семьдесят восемь копеек мелочью. А контрольная лента зафиксировала сумму в шесть тысяч сто девятнадцать рублей. Арифметика несложная. А жену вашу в последний раз видели в четырнадцать ноль три на троллейбусной остановке. Естественно, мы приняли все меры к задержанию, двух сотрудников отправили на вашу квартиру. Она там не появилась, зато в восемь сорок пять появились вы. К сожалению, наши работники неправильно оценили ваше состояние и доставили сюда для беседы. Вы с порога заявили... – Денисенко перевернул несколько бумажек и, глядя в последнюю, зачитал: – «Все мы вышли из гофмановской шинели». На нашу просьбу пояснить ваше загадочное высказывание, вы ответили: «Я буду говорить только в присутствии моего адвоката». После этих слов ваша, как бы выразиться... ваша неадекватность стала очевидна всем, и пришлось вас отправить немного освежиться. Вот, собственно, и все... Распишитесь вот здесь. Ваши показания мы проверим и, полагаю, побеседуем еще раз. А пока – вы свободны. И, разумеется, держите нас в курсе, если что...
– Да, конечно... А если что – это что?
– Ну, если вы будете располагать какими-либо сведениями о местонахождении вашей, извините за выражение, жены...
Нил поднялся и в упор глянул в оловянные глаза Денисенко.
– На это не надейтесь.
XV
(Ленинград, 1976)
– О, на ловца и зверь! Рванули в «Петрополь»? Сегодня я обязан надраться в говно... Хотя нет, прикид у тебя явно не для пивнухи. Тогда, может, в «Погребок»? Я проставляюсь – денег как грязи! Стипуху за лето авансом выдали.
Нил выразительно похлопал по карману. Глаза Ванечки Ларина загорелись, но он пересилил себя и ответил со вздохом:
– Пока не могу. Ведено хранить трезвость до восемнадцати ноль-ноль.
– А что такое?
– Домашний банкет по случаю защиты диплома.
– Погоди, чьей защиты?
– Моей, чьей же еще?
Нил посмотрел на Ларина повнимательней – отутюженный парадный костюм, новая белая рубашка, полосатый галстук, выбритые щечки благоухают польским «Варсом».
– Отстрелялся уже? – Ларин кивнул с важным видом. – Поздравляю! И что дали?
– Пять шаров, естественно... Ну, с минусом, если честно, так ведь минус в диплом не пишется.
– Ну ты просто ундервуд! Такое дело грех не отметить. Давай хотя бы чисто символически.
– И рад бы, но... Ты ж меня знаешь, я на полдороги не останавливаюсь... Лучше вечерком подгребай ко мне, гарантирую расслабон по высшему разряду. Адресок запиши.
– Ох, не дотерплю! – Нил переступил с ноги на ногу.
– А что так? – Ларин смотрел с удивлением. В проштудированных им научных трактатах про алкоголизм такое состояние называется «интенционный тремор», и ему было крайне странно наблюдать этот клинический симптом у приятеля, которого он, в сопоставлении с самим собой, держал чуть ли не за трезвенника.
– Тоже отмечаю... – Нил опустил глаза. – Четвертый месяц праздную вновь обретенную свободу.
Дни свободы были безрадостными и долгими. Ежеминутно, почти физически, Нил ощущал, как, леденеет душа, покрываясь инеем бесчувствия. Ощущение было мучительным, он боролся с ним, боролся, боролся, судорожно хватаясь за все, что могло хоть немного замедлить неумолимое приближение черной, холодной бездны – музыка, скоротечные романы, вино...
– Мальчики, привет!
Мимо них, чуть замедлив грациозный ход, ангельским видением проплывала Таня Захаржевская.
– Привет! – воскликнули они дуэтом. Она послала им воздушный поцелуй – один на двоих – и через десяток легких шагов скрылась за кирпичным углом кафедры физкультуры. И только тогда Нил вновь перевел взгляд на Ларина.
– Без шансов, портвайнгеноссе. Это, знаешь ли, создание из иного мира, не нам, смертным, предназначенное, – философски заметил Ларин. – Знаешь, а я, пожалуй, рискну остаканиться с тобой за компанию. Вперед?
Против обыкновения, общество друг друга оказало на каждого сдерживающее влияние и, чинно приняв по сто пятьдесят «бурого медведя» в приличной забегаловке на Первой линии, Нил и Ванечка столь же чинно распрощались, договорившись, что вечером непременно встретятся у Ларина дома.
В многоэтажную семейную общагу на улице Беринга Нил явился, выставив в качестве живого щита Веру Хауке, истерично-припадочную полубогемную дамочку, которую он подцепил по пьянке на каком-то вернисаже и теперь не знал, как отцепить. Войдя, Нил был приятно удивлен тем, насколько уютной оказалась крохотная квартирка, насколько хорош, хоть и непритязателен, был стол. Но более всего его потрясла хозяйка, жена Ивана, поразительной красоты брюнетка с огромными зелеными глазами, гитарным станом и чарующим низким голосом. Нил не собирался петь в этот день, но... У соседей добыли раздолбанную гитару, которую он настроил только при помощи плоскогубцев, а потом выдал самый звездный репертуар. Почему-то он не сомневался, что Ванькина жена должна великолепно петь, и очень рассчитывал, что своими песнями сумеет завести и ее. Так и вышло. Ее пение превзошло все его ожидания...