Страница 9 из 39
— Эмигранты!
— Я имею право на Архонтство. Как-никак, я сын Кронида. И не надо… не надо мне ваших уговоров, Ирид. Вы ведь и сами…
— Что, Сет?
— Дионис буянит.
— Настало время. На нашей стороне многие. Потерпи, Себек. В следующий раз и тебя…
— Пусть его. Он не добьется своего.
— Ах, Банокка… а правда, что у вас такой огромный фаллос?
— Я терплю, Сет.
— Да, мадам. Вот он.
— Нужно не допустить их, сын мой. Сможем ли? Не помешает ли нам этот рыжий дикарь? Я боюсь, Аугусто.
— Боже левый!
— Мы попытаемся, мать. Хотя я также не уверен.
— Мес, ты за нас? Смотри!
— Я боюсь, Аугусто.
— А кто еще?
— Я боюсь.
— Увидишь. Но многие, смею заверить.
— Уже скоро. Настал момент триумфа, Себек. Уже настал.
— Тогда и вы увидите, за кого я.
— Главное, не торопись.
— Мне, конечно, он не по душе, но уверен, мне понравится кислое выражение на морде Бона деа. Я ведь не забыл, как скидывали они меня с Вершине, копытами своими по спине колотя.
— Вы такой пошляк, Банокка!
— А вы злой, Пиль.
— К вашим услугам, мадам.
— Не забудьте, ведь я — самое Злословие!
— Сейчас!
Медленно и торжественно Модерата встала, зашуршало ее платье, и разговор прервался.
— По праву старшей, — объявила она в наступившей тишине, и Ховен рядом с Месом ощетинился, — я позволю себе открыть наше Буле. Все вы знаете, что сегодня ушел наш брат Цезарь Кобленц и сегодня же были преданы его останки священному огню. Место одного из Архонтов очистилось. И вполне закономерно мы задаемся вопросом: кто вместо него?
Она села.
— Кобленц придерживался определенной политики, — заметил веселый Лерке.
— Он никому не вредил, задавая тон всем.
Зашумели.
— Мы надеемся, что Буле изберет того, кому также будет дорога эта политика, — заметил Лента.
— Таких нет, — выкрикнул кто-то.
— Надоело! — выкрикнул кто-то.
— У нас свои планы, — выкрикнул кто-то.
— Кто говорит так, — проронила Млдерата, — тот отступает от священных принципов договора. Мы не вредим людям.
— А мы этот договор не подписывали, — донесся голос Ирид.
Проснулся сразу же Малларме:
— Зачем же так прямо, сестрица? — вопросил он дребезжаще. — Теперь намерения ясны.
— Они и были ясны, — выкрикнула со своего места Регана. — Да скажите же ей!
Ховен ворочался на скрипящем стуле и бросал сумрачные взгляды туда, где сидели Модерата и Лента.
— Боятся? — ухмыльнулся Пиль, перемигиваясь с лукавым Лерке. — Это только цветочки.
— Хватит с нас верховенства! — зарычал вдруг Ховен, мгновенно распаляясь. — Долой мамашу и ее сынка! Буле обойдется и без них.
Его тут же поддержали Ирид, Пиль с Лерке (эти как будто шутили) и Регана. Мес спокойно сидел и наблюдал.
— А ты? — спросил его волнующийся Сутех.
— Потом, потом, — отмахнулся Мес. — Я сейчас не нужен.
— Зачем, — спросил Бакст, — ты это затеваешь, Ховен?
— Заткнись! — приказал тот. — Ублюдок, винная бочка! Не тебе сидеть на месте Летоида!
Бакста заглушили.
— Ну что? — насмешливо завопил Ховен, обращаясь к Модерате. — Сойдешь со своего места сама? Или сбросить тебя?
Модерата, разгневанная, снова поднялась.
— Мерзкий солдафон! — возмущенно произнесла она. — Уймись! Еще не остыл пепел на костре Луконосца!
— Я говорила тебе, — сказал ей Регана.
Ховен раскрыл рот, загромыхал — засмеялся.
— Какими словами она изъясняется!
Сутех наклонился к Месу.
— У вас что, всегда так?
— Время от времени, — пожал плечами тот. — Нет сильной руки. Отце всегда служил сдерживающим фактором. Теперь они предоставлены самим себе. Не ведают, что творят.
Сутех отшатнулся от него.
Ховен бушевал, впрочем, с широкой неприятной улыбкой на устах.
— Я предлагаю, — сдержанно произнесла Модерата, не обращая внимания на его рык, — Архонтом избрать нашего дорогого Либана Бакста. На мой взгляд, он достоин этого.
Бакст зарделся и стал похож на вишневый пирог.
— Тогда лучше Мес, — послышался голос Банокки.
— Вето, — произнес Пиль.
— Отклоняется, — повела рукой Модерата. Ховен, яростный, направился к ней, но его на полпути задержали.
— Итак, все Буле… — начала она.
Наступила кратковременная пауза, и в этой паузе всплыл вдруг спокойный голос Меса:
— Предлагаю Сутеха.
— Вот и началось, — потер руки Пиль.
Лерке засмеялся. Где-то опрокинулся стул, рядом с Модератой вскочил на ноги Лента, крича:
— Вето!
Проснулся Малларме, сказал:
— Да-а, — снова заснул.
— Про! — вопил Ховен.
— Про, — подтвердил Пиль.
— Про, — сказал Лерке улыбаясь.
— Про, — гукнул бен Кебес.
— Про, — сказала Ирид.
— Про, — безразлично произнесла Регана.
— Про, — сказал Мес.
Модерата по очереди посмотрела на остальных.
— Ну, кто еще — про? — насмешливо спросила она. — Что же вы? Ведь вы тоже в этом заговоре.
Форкис взглянул на спящего Малларме, проговорил:
— Мне все равно, — отвернулся.
— Заметьте, троих не хватает, — вскричал Лента.
— Они не в счет, — грянул Ховен.
— Ты? — сказала Модерата Банокке.
Тот пожал плечами, самодовольно ухмыляясь.
— Контра, — сказала Модерата.
— Контра, — поддержал ее Лента.
— Контра, — пробормотал Бакст.
— Хе-хе, — скрипнул проснувшийся Малларме. — Ну, дела, — заснул.
Сутех встал со своего стула, сияющий.
— Ослобог, — поморщился Лента.
Сутех рассмеялся, глядя на него.
— Теперь, — проговорил он ласково, — я буду проводить свою политику. Ведь у меня есть своя политика, Исида, и планы свои тоже есть. Непери, ты тоже помни об этом.
— Страшное дело! — восхитился Банокка. — Он ведь их всех перебьет!
— Не забудь, — предупредил Ховен Сутеха, — что Адонис тоже входит в Буле, хотя никогда и не появляется.
— Не беспокойся, Монту.
— Как бы он не прислал ангела с огненным мечом, — произнес Пиль.
— Бойся, Осирис! — заорал победно Сутех, вздевая руки.
Мало-помалу все начали расходиться и исчезать, и первым исчез Малларме, превратившись в птицу.
— Ты не очень-то, — сказал Мес Сутеху. — Не сильно радуйся.
Тот, восторженный, обнял его.
— Я этого тебе не забуду, герр Мес, — взволнованно проговорил он.
— Ладно, ладно.
Над горами уже занималось утро. Горные пики были черны и остры, как исполинские черные ножи, вытащенные из ножен. Зарево вставало над замком, а по небу, красные, словно подсвеченные снизу пожаром, неслись тяжкие алые тучи.
После важного, но чересчур короткого Буле дни снова потекли спокойно. Иной раз он даже забывал, что недавно было что-то, и снова семь Архонтов у Земли. Равным образом он не чувствовал, что многое пошло на изменение. Зато он по-прежнему беспричинно испытывал муки тревоги, а потому знал: в мире все остается неизменным. Как было уже сказано, он не любил прошлого, как не любил и будущего: оно и впредь сулило ему неприятные сюрпризы.
Теперь он редко бывал в своей резиденции. Частые визиты в миры, населенные людьми, продиктованные веленьями его Ремесла, быстро вернули его к воспоминаниям о временах давно прошедших, когда боги жили среди смертных, любя и карая. Но они были боги и тем были хороши, ибо у человека был шанс попасть в герои при жизни и быть вознесенным на Вершину. Лестно для человека, когда он знает, что боги живут не где-нибудь в поднебесье или, того хуже, не живут, но обещают когда-нибудь прийти, дабы воздать или покарать, а здесь, рядом, быть может, в соседней хижине или вон в той пещере на склоне горы. Он часто размышлял на подобные темы. Вспоминая самую ненавистную книгу, в очередной раз поражался идиотски-простому, такому чисто человеческому определению: «Я есмь сущий». Проблема не в самом боге — ему нет дела до людских определений его естества, он сказал и забыл. Проблема в несовершенном и бедном языке, которым они пытаются или даже осмеливаются определять. И тогда Мес усмехался, пожимая плечами, — он не отказывал людям в известной смелости.