Страница 34 из 39
На крыльце стоял главный редактор «Пикакского пустячка» и записывал имена наиболее важных персон.
– Джуниор, вы превзошли самого себя! – приветствовал его Квиллер. – Семьдесят пять слов в одном предложении! Это рекорд. Что за гений пишет вам некрологи?
В ответ юный редактор застенчиво хохотнул:
– Знаю, наши некрологи выглядят несколько странно, но так уж они писались с тысяча восемьсот пятьдесят девятого года и именно такими их любят наши читатели. Пышный некролог – символ статуса здешних семейств. Я же говорил, мы всё делаем по-своему.
– Я надеюсь, вы не всерьез написали, что некролог Фанни можно вставить в рамку.
– Конечно всерьёз. Здесь многие коллекционируют некрологи. У одной старой дамы в альбоме их больше пятисот. Есть даже клуб любителей некрологов со своим ежемесячным листком.
Квиллер покачал головой.
– Ответьте мне на ещё один вопрос. Каким чудом остается на плаву «Гнусное меню»? Еда там – чистая отрава, и я никогда не видел в этой дыре ни одного посетителя.
– Посмотрели бы вы, какая толпа собирается там в семь утра и в одиннадцать, чтобы выпить кофе! Вся стоянка заставлена машинами. Именно туда я и отправляюсь за новостями.
Как раз в этот момент прибыла делегация «…ДА», и Квиллер ухватился за возможность поговорить с неуловимым Мерлем. Он оказался огромным мужчиной, высоким, полным, мрачным. Один глаз был полуприкрыт, другой косил.
– Прошу прощения, сэр, – обратился к нему Квиллер. – Это вы хозяин ресторана «…ДА»?
Жена Мерля, пышнотелая женщина, которая всегда восседала за кассой, ответила:
– Он теперь не разговаривает. Несчастный случаи на фабрике, – она провела рукой по горлу, – и теперь он не может говорить.
Квиллер быстро нашёлся: – Извините. Я только хотел сказать вам, Мерль, что мне очень нравится ваш ресторан, особенно кулебяки. Мои комплименты вашему повару. Так держать!
Мерль кивнул и попытался изобразить улыбку, но от этого стал выглядеть ещё более зловеще.
Пока священники и политики отдавали последнюю дань Фанни Клингеншоен, Квиллер ощупывал у себя в кармане зелёную книжечку. Она была с алфавитом и битком набита именами, но против них вместо адресов значились прегрешения, в которых были повинны жители Мусвилла: карманные кражи, подделка чеков, супружеская неверность, взятки, столкновения интересов, аморальное поведение, растраты. Никакого документального подтверждения, но Фанни, по-видимому, знала обо всём. Возможно, она слишком часто пила кофе в фургончике. Это было её хобби. Другие коллекционировали некрологи, Фанни – постыдные тайны. Можно только предполагать, как она использовала эти сведения. Не исключено, что зелёная книжечка была тем оружием, при помощи которого она отстояла здание суда и провела канализацию. Квиллер решил, что ещё до конца дня разожжет огонь в камине.
После службы Розмари сказала;
– Я чудесно провела время, Квилл, Извини, что не могу остаться пообедать, у меня впереди долгая дорога.
– Ты не забудешь свой кувшин?
– Ни в коем случае!
– Хорошо, что ты приехала, Розмари.
– Напиши, чем кончится история с завещанием.
– Пришли мне свой адрес в Торонто и не общайся слишком тесно с нашим другом Максом.
Они попрощались очень дружелюбно, но уже без того тепла и ощущения близости, какие испытывали ещё неделю назад. «Очень жаль», – подумал Квиллер. Он забрал сиамцев и вернулся в коттедж. Совершенно очевидно, что Коко не расположен к Розмари. Он всегда отказывался признать хозяйкой женщину. Вчера вечером отказался даже есть индейку, которую так заботливо купила и приготовила Розмари.
– Ну хорошо, Коко, – вздохнул Квиллер, – она уехала. Давай всё-таки попробуем индейку.
На любимую тарелку Коко и Юм-Юм он выложил аппетитную смесь из светлого и тёмного мяса, способную возбудить безумный восторг в любой сиамской кошке. Юм-Юм с жадностью накинулась на еду, но Коко смотрел на тарелку с неприязнью. Выгнув спину, он вышагивал на длинных тонких ногах вокруг еды с таким видом, словно это был яд, да ещё из самых смертельных.
Квиллер энергично разгладил усы. За несколько лет их знакомства Коко совершал этот ритуал дважды. Первый раз он исполнил его вокруг мёртвого тела, второй раз этот жуткий, макабрический танец дал ключ к разгадке ужасного преступления.
Телефон издал приглушённый звонок.
– Привет, Квилл! Это я. Звоню с Дав-Лейк.
– Что-то с машиной?
– Нет, всё в порядке.
– Что-то оставила?
– Нет. Кое-что вспомнила. Про те деньги, что ты нашёл под диваном. Какая-то мысль брезжила в голове, только я не могла вспомнить.
Ты имеешь в виду зажим? Они продавались в свечной лавке. У Роджера есть такой, и я тоже хотел купить себе.
– Может, и так, но я-то видела его на индюшачьей ферме. Этот человек, от которого исходит ужасный запах, вытащил мне доллар сдачи из большого золотого зажима.
Квиллер причесал усы кончиками пальцев. Розмари купила индейку в среду. В дом влезли в четверг. Деньги могли выпасть из кармана грабителя, когда он спрыгнул или упал с табуретки, спасаясь от восемнадцати острых когтей.
– Ты слышишь меня, Квилл?
– Да, Розмари. Я просто пытаюсь свести одно с другим. В этой индейке, которую ты купила, есть что-то странное: Коко от неё нос воротит. Его что-то в ней не устраивает. Юм-Юм ест за милую душу, а Коко отказывается даже прикоснуться. По-моему, он подталкивает меня к индюшачьей ферме.
– Будь осторожен, Квилл. Не рискуй. Помнишь ведь, что едва не случилось с тобой, когда ты впутался в тёмную историю в «Мышеловке».
– Не беспокойся, Розмари. Спасибо за информацию. Будь осторожна и сделай остановку, если захочешь спать.
Так вот где ключ ко всему! Индейки! Квиллер схватил скрепку с тридцатью пятью долларами, запер кошек в доме и поспешил к машине.
До индюшачьей фермы было всего несколько миль. Море бронзовых спин колыхалось, как обычно. Синий грузовичок стоял во дворе. Квиллер поставил машину и направился к дверям с надписью, приглашавшей покупать птицу оптом и в розницу. Ветер дул с северо-запада, так что запаха фермы почти не ощущалось, но, войдя в помещение, журналист был ошеломлён резким смрадом.
Понять, откуда исходит вонь, не удавалось. Всё вокруг сверкало безупречной чистотой: белые стены, выскобленный деревянный прилавок с весами из нержавеющей стали, блестящие ножи. Пол посыпан свежими опилками, как раньше в мясных лавках. На прилавке стоял колокольчик, предлагавший: Вызовите продавца звонкам. Квиллер три раза энергично позвонил.
Когда из морозильного отделения вышел высокий, крупный мужчина, Квиллер с трудом сдержал гримасу отвращения. В ноздри ударил тот же непереносимый дух, что и на почте, даже хуже. Лицо и шею человека избороздили свежие, красные царапины. Горло было залеплено пластырем. Одно ухо разорвано. На голове красовалась неизбежная бейсболка с козырьком, который, вероятно, защитил незнакомцу глаза, когда на него налетел Коко. Но общее впечатление оказалось ещё хуже, чем ожидал Квиллер, а от запаха просто с души воротило.
Журналист пристально смотрел на фермера, а фермер – на него, они стояли друг против друга, неподвижные, враждебные. Кто-то должен был заговорить первым, и Квиллер заставил себя непринужденно произнести:
– Кажется, вы попали в передрягу.
– Чёртовы индюшки! – ответил фермер. – Взбесились и чуть не поубивали друг друга. Никак не научусь держаться от них на безопасном расстоянии.
Опытному уху Квиллера этого было достаточно. Он услышал голос с кассеты.
Он швырнул на прилавок деньги и скрепку. – Ваши? Я нашёл их у себя в доме. И ещё кассету которая тоже, скорее всего, принадлежит вам.
Он смотрел прямо в глаза исцарапанному фермеру У того перекосила лицо, глаза вспыхнули ненавистью челюсти резко сжались. С криком он перескочил через прилавок и схватил нож.
Квиллер бросился к дверям, но зацепился ногой за порог и упал на колено – на своё больное колено. Он ощущал, как над ним вскинулась рука с ножом. Жуткий стоп-кадр, прямо из фильма ужасов. Но нож не опустился.