Агасфер из созвездия Лебедя

- Разумеется. Но как мне называть вас? Ведь вы не Дудкин и не Вася Амстердам.

- Конечно. Это все временные псевдонимы. Когда-то люди называли меня Агасфером, но я вовсе не тот лавочник, который не позволил присесть отдохнуть у своего дома несчастному, идущему на казнь..."

- Агасфер? - услышал Чесноков изумленный голос геолога.

- Да, - отвечал Феликс Канделаки, или кто он там был на самом деле. Я Агасфер. Только пришел сюда из созвездия Лебедя... История моя проста, если не сказать банальна. Зовите меня Фарст Кибел. Это несколько соответствует произношению моего настоящего имени.

- Значит, вы вовсе не человек? - спросил Беглов.

Фарст Кибел рассмеялся.

- Знаете, за эти годы я как-то свыкся с тем, что окружающие считают меня человеком... Судите сами, кто я. Конечно, в своей среде я выгляжу совсем иначе. Но ведь нас с вами роднит духовность, не так ли? Вот это родство душ, так сказать, и обрекло меня на вечные скитания по вашей планете. Скитания и одиночество... К нему приговорили меня товарищи, поскольку я нарушил Космический Устав.

- Что же вы совершили такого, Фарст Кибел? Мне довелось встречаться с вами трижды, и всегда вы творили добро. Не могу поверить, что вы способны на безнравственный поступок.

Чесноков будто увидел сейчас, как улыбнулся при этих словах пришелец.

- До определенной степени мы умеем управлять временем, но в целом грядущее скрыто и для нас. Творя добро в сиюминутное мгновение, мы, не желая того, можем нанести жестокий удар будущему. Спасая мальчика, провалившегося под лед, мы, быть может, оставляем миру страшного и жестокого тирана, он станет им, когда вырастет... Потому нам строго-настрого заказано вмешиваться в события, происходящие на других планетах.

- По-моему, вы только и делаете, что вмешиваетесь, - проворчал геолог. - Так ведь?

- Совершенно верно, - согласился Фарст Кибел. - Теперь мне уже ничто не грозит. Я исключен из отряда космонавтов.

- И все-таки... За что же вас?

- Давным-давно, когда наша экспедиция обследовала побережье Средиземного моря, я подружился с одним молодым человеком. Разумеется, он не знал, кто я на самом деле, и пытался увлечь меня учением, которое распространял, бродя по стране с горсткой своих приверженцев-учеников. Мне нравились его одержимость и редкая в те времена бескорыстность. Этот человек был поистине не от мира сего. Только родиться ему следовало позднее. Да... Но так или иначе, власти предержащие довольно скоро поняли ту опасность, которая содержалась в его проповедях. Его схватили и приговорили к смертной казни. А я так привязался к нему, что забыл о долге разведчика, который ни при каких обстоятельствах не должен поддаваться чувствам. Другими словами, я решил спасти его. А чтобы не нарушить естественный ход событий, заменил его собой. Ведь казнь обязательно должна была совершиться.

- Вы дали себя казнить? - спросил Беглов.

- Не себя... Я принял облик того человека, вот физическое обличье и казнили. Потом вернулся на свой корабль, где был сурово осужден товарищами за вмешательство в земные дела. Впоследствии я понял, что серьезно изменил ход человеческой истории. Конечно, трудно предугадать, что было бы, не подружись я с тем человеком и не прими на себя его муки. Но у меня есть все основания полагать, что, спасая одного, я обрек на мучительную смерть многие тысячи. Так и случилось в будущем.

- Но вы не могли заранее знать об этом!

- Не мог... Но все космонавты-разведчики знают, что вмешательство в развитие иного разума, давление на него извне всегда безнравственны. И товарищи справедливо приговорили меня к тому, чтобы, оставшись на Земле в одиночестве, я собственными глазами увидел, что натворил, поддавшись однажды обаянию духовной общности.

- И надолго вы?..

- Трижды приходил срок, но за мной так и не прилетели. И вот я брожу по планете, накапливаю знания о человечестве и его природе. Мне нельзя задерживаться надолго на одном месте... Тогда возникает привязанность, вдруг исчезает чувство одиночества. Я вспоминаю, что приговорен к нему, не могу нарушить условия предпосланного мне наказания, и тогда заставляю себя идти дальше.

- Идти дальше... Но ведь нет никого, кто бы мог проследить за соблюдением этого жестокого приговора?! - вскричал геолог.

- А я сам? - услыхал Игорь Николаевич голос Фарста Кибела, и помполит будто увидел, как грустно улыбнулся он.

Наступило молчание. Крутилась невидимая в кассете магнитофонная лента. Молчали и Чесноков со своим ночным гостем. И вдруг голос Фарста Кибела произнес:

- Мне пора. Днем я получил сигнал. Кажется, срок мой кончился, и за мной прилетели. Пойду.

- Мне... Можно мне пойти с вами?

- Хотите проводить меня?

- Да... Если не возражаете.

- Хорошо. Только до палубы.

- Мы поднялись с ним наверх, - сказал Беглов, выключив магнитофон. На палубе была ночь. Фарст Кибел пожал мне руку. Потом, не мешкая, через фальшборт спрыгнул на лед. Во тьме смутно угадывалась его фигура.

- Прощайте, я ушел, - донесся снизу его негромкий голос. - Меня ждут. И помните: надо верить первому движению души. Оно всегда бывает благородным.

- До свидания, - ответил я невпопад и услыхал в ответ тихий смех.

Беглов умолк. Погладил ручку магнитофона.

- Что же дальше? - спросил первый помощник.

- Вот и все... Фарст Кибел ушел. Он двинулся в направлении Северного полюса.

- Что скажете? - спросил геолог.

Чесноков снял телефонную трубку.

- Мостик? - спросил он. - Четвертый штурман на месте? Пришлите его ко мне.

- Что вы хотите предпринять? - осведомился Беглов.

Когда молоденький паренек, постучав, вошел в каюту первого помощника, Игорь Николаевич попросил его принести судовую роль и документы матроса Феликса Канделаки.

Вернувшийся через несколько минут штурман был растерян.

- Вот судовая роль, - сказал он. - Но тут нет никакого Канделаки. И документов таких я не помню, у меня нет их попросту. И не было. Может быть, он из пассажиров?

Геолог и Чесноков переглянулись.

- Ну ладно, хорошо, - сказал помполит. - Идите. А судовую роль мне оставьте.

Едва штурман вышел, оба они склонились над списком экипажа.

- Вот здесь он был, - проговорил Игорь Николаевич и ткнул пальцем. Калугин Сергей Леонидович, потом шел Канделаки, затем, после него, Лучковский Евгений... Вот эти-то есть... А где Канделаки? Калугин - и сразу за ним Лучковский... Куда же исчез Канделаки?

Беглов улыбнулся.

- Ему удавались шутки и посложнее этой... Постойте!

Он метнулся к магнитофону и включил его. Они ждали минуту, другую, третью... Аппарат не воспроизводил никаких звуков.

- Если бы я сам не принимал от него документов, то подумал бы, что вы меня разыграли, - медленно и тихо произнес помполит. - Попробуем еще...

Он позвонил и вызвал к себе боцмана.

- Что вы скажете, боцман, об этом новом матросе? - спросил Чесноков. - Об этом Феликсе Канделаки...

Боцман недоуменно смотрел на первого помощника капитана.

- Простите, Игорь Николаевич... Вы кого имеете в виду?

- Кого, кого... Ну, конечно же, новичка. Того самого... Мы взяли его в Диксоне. Вы, боцман, еще недавно говорили мне, добрый, дескать, паренек. Оставить бы его на "Воровском" насовсем...

Обалдение боцмана было таким неподдельным, что Чеснокову стало неловко. Боцман смотрел-смотрел на первого помощника, и вдруг виновато улыбнулся. Он решил, что где-то и в чем-то проштрафился, и помполит придумал суперхитрую методу для разноса.

Чеснокову стало жалко судового "дракона". Он махнул рукой. Идите, мол...

Когда боцман вышел, Беглов и Игорь Николаевич воззрились друг на друга, потом расхохотались.

- Знатно он нас разыграл, - сказал геолог.

- Да, нашему судну выпала честь быть местом деятельности этого инопланетянина... Везет же пароходу! Писатели на нем плавали, кинорежиссеры и артисты. Теперь вот товарищ с Лебедя закончил на нем срок.